Первый день Вечности - Александр Уралов

— Шесть, — отозвался Филон. — Месяца два назад один повесился.

— Помню, — сказал помрачневший Кирилл. — Я к армейским пузанам за сюжетом мотался… ни хрена толком не сказали… "слабый, неприспособленный"…

— Неприспособленный… херня! Его замордовали, вот и всё. Вован в армию сам пошёл, хотя мог отмазаться. Вован! Слышь? Били тебя по почкам? В говно носом тыкали? А он не слабачок какой-нибудь, отбиться пробовал! Толпой наваливаются…

За стеклом Вован густо краснел. Динамик включился и недовольно буркнул Светкиным голосом:

— Отстань от него! Нашёл о чём распространяться, придурок!

— Сама ты дура, — оскалился Москвич, — вас в армию не забирают, и сидите, не рыпайтесь! Отожрались тут… вас бы так!

— Я два года в Чечне по контракту — от звонка до звонка, — вскинулась Вика, — а у Светки муж месяцев шесть там же с камерой под пулями носился… Мы тут что тебе, девочки-припевочки?

— И я в Чечне был, — вздохнул Кирилл. — Сколько раз я вам, девки, говорил — нечего на войне бабам делать.

— Кириллу брюхо распороли, — встряла Оксанка-вторая, — и стреляли в него… думаешь, нашли, кто? А за что? За криминальные новости!

— Ты уж извини, Лёня, но ты действительно всерьёз думаешь, что здесь одни лохи сидят? Бывшие очкарики-отличники? — спокойно спросил Андрей. — В Екатеринбурге иной кондуктор в трамвае получает практически столько же, сколько корреспондент.

— Мы тут все немного ёкнутые, — вдруг раздражённо сказала Оксанка. — На голову больные. Нас, видите ли, в телевизор засосало. "Ах-ах! Телевидение, это нечто вроде наркотика! Это не работа, а образ жизни!" — бред собачий! Долбишься за копейки. Вон, Андрей и Вика хотя бы лицами в экране светятся… а я? А Инна? А Тарас?..

— Ну, морда в экране это тоже не сахар, — примирительно заметил Андрей. — Как правило, приличные люди к тебе в трамвае не пристают, зато алкаши лезут со страшной силой. "О-о-о, это же этот… как его… я же тебя по телику видел!!!" Иногда, от избытка чувств, могут и по морде заехать. Помните, как Вадику Переверзенцеву навесили? Именно от всенародной любви!

— Ленка его на следующий день еле-еле зашпаклевала, — сказал Роальд Вячеславович. — Я его уж и диафрагмой выбелил, и общаком держу, а он всё, как неживой — одной пудры с полкило…

— А вот не надо было ему накануне и мэра и губернатора одновременно ругать, — рассудительно заметил Махно. — Хуже нет, когда всех оптом обгадишь.

— Нет, ребята, — перебила Яна. — В армии всё-таки хуже! Вот вы хоть убейте меня, но я не понимаю — зачем она нам нужна в таком количестве?

— Это потому, что у тебя — сын! — скривился Кирилл. — Если бы ты девку родила — тебе бы на эту армию было — тьфу!

— Ах, я, значит, не способна о чужих детях беспокоиться?! — всерьёз завелась Яна. — Ну, спасибо, Кирилл Деревнёв! И, между прочим, у меня — дочка!

— Сиди уж! — Оксанка насмешливо ткнула розовым пальчиком с ухоженным ногтем в лоб Кирилла. — Развыступался…

— Нет, а что, неправда? — попытался контратаковать Кирилл, но Вика дёрнула его за ухо и погрозила кулаком.

— Грубой силой берёте… — заворчал Деревнёв, — нет, чтобы аргументированной лаской! Фигу, вы мою свободную мысль только давите…

— Кирилл! — это уже Антон, — мы же тебя старались не перебивать!

— Давай, Яна, — выступил Лекс, — мочи козлов!

— Лучше иметь дочь проститутку, чем сына — прапорщика! — ни к селу, ни к городу ляпнул в поддержку Нестор Махно.

— Я серьёзно говорю! — волновалась ещё больше раскрасневшаяся Яна. — Ведь, если разобраться, где-то мы все — вся Россия — упустили понимание того, что нам всем нужно. Нужно по-настоящему! Андрей, ты ведь учёным был? Ну, до 91-го года?

— Учёный — это громко сказано. Я в НИИ работал…

— Но у тебя, я помню, пять авторских изобретений, в том числе и в цветной металлургии! И почти уже готовую кандидатскую ты не защитил только потому, что ваш институт развалился. А, между прочим, это был самоокупаемый институт! Он же солидную прибыль приносил, я знаю!

— Было дело… — вздохнул Андрей. — Это ты правду говоришь.

— Из всех здесь сидящих только я, да Инна имеем диплом журналиста… и Роальд Вячеславович ВГИК заканчивал. А остальные? Оксанки обе из машиностроительного, Ольга — инженер-электрик, Кирилл — учитель, Лекс — инженер-механик…

— Хреновый я механик. И Ольга — хреновый инженер. Мы здесь гораздо больше зарабатываем! — возмутился Лекс. — И работать здесь интереснее, правда, Махно?

— Оксанка — хороший репортёр, — невпопад брякнул задумавшийся о чём-то своём Махно.

Москвичу стало тоскливо. Его пацаны, разинув рот, смотрели, как журналисты в главе с политиком, рассуждают о спасении страны. Молодняк… деревенщина, что с них взять. Самому Москвичу все эти разговоры надоели с детства.

Мать, тоже… дура. "Служи, сынок!" Давай, мол, поддержи честь Отчизны… вперёд, за свободу и независимость нашей Родины. Нет, прав был Радик Щукин: "Хочешь в армии гнить — ну и гний!" Безграмотно, может быть, но в самую точку. Ведь первый курс заканчивал! Если бы не Маринка… сука… давалка… любовь моя на всю жизнь… если бы не она — не сидел бы я тут.

Во… опять сцепились… "демократия", "свобода слова"… понеслась душа в рай!

Сколько помнил себя Москвич, всегда о профессиональной армии говорили… и что? Вот, пожалуйста, сидим, блин, ждём БМП и дороги в аэропорт…

Шумят журналисты, шумят… вон, Кирилл опять заорал, руками размахивает, Тараса перебивает…

Москвичу казалось, что всё это — бред беспросветный. На его взгляд Россия отличалась только одним — переменой полярности во взглядах на жизнь. Где у всех путёвых плюс — у нас минус. И наоборот. Тот, кто просрал всё и разворовал — неизменно на белом коне. А тот, кто истово задницу рвал и себя не жалел — как мамочка моя бестолковая — обязательно в говне окажется. Но одну толковую мысль маманя высказала… за все последние годы — мол, для нас, русских интеллигентов, сама работа — уже и награда, и наслаждение.

Стоит ли удивляться, что не платят ни хрена? Ты, значит, работой наслаждаешься — и тебе же ещё и деньги платить? Вот и эти… глас народа… ишь, начальство им не нравится — ворует, мол, много… окладишко, значит, маленький у них…

Ага… политик говорит… Антон который… что там у него? "Инициатива, как и всё путное, должна снизу расти. Сверху только сосульки и сопли вырастают!"

Золотые слова! Вот я и подсуетился… проявил инициативу… и Казбек тоже…

Нет, Казбек просто дёру в свой Дагестан замыслил, а я придумал План… именно я! И пацанов сгоношил на это дело. Москвич прикрыл тяжёлые веки и вдруг отчётливо увидел, как по залитому солнцем белоснежному песку, под неестественно синим небом, идёт весёлый и бородатый Фидель с сигарой в зубах. Не нынешний, нет… а тот, загорелый и могучий адвокат, весёлый сын зажиточных родителей… только что завоевавший власть в бесшабашной курортной стране.

И не в кителе, а в плавках… и на плече акваланг. И смеётся, как в книжке "Куба — да!" — найденной ещё в детстве, на чердаке родного дома по улице маршала Неделина, и залистанной до дыр. Странно, но за все эти годы Москвич так толком и не прочитал текст тощенькой книжонки. Фигня там текст. Главное в ней были — фотографии. Чёрно-белые… но такие яркие! Красавец Че Гевара с бородкой и мужественными часами на стальном браслете, и сам Фидель. Отчаянные парни с автоматами, которые выглядели — ну, просто карнавальной бутафорией, не способной убивать!

Филон — дурак. Будь у нас профессиональная армия, он бы с радостью… и дослужился бы до типичного прапорщика. Мустафа — просто добродушный осёл (или ишак, если уж говорить о корнях), который потянулся за всеми по привычке быть ведомым. Малый… только Малый мог понять замысел. Но Малый есть Малый. "Да, он малый не дурак, но и дурак — немалый"…

А что касается Вовки — он просто честная деревенщина. Небось, предки на Демидова пахали, как бобики… по железу. Рудознатцы хреновы…

Никому из них нельзя было рассказать о своём Великом Плане. Филон, идиот, наверное, думает, что вытребованный самолёт Москвич направит прямо в Америку… в Манхэттен, на пересечение Пятой авеню и Бродвея, блин.

А Малый… хрен его знает, что думает Малый…

Но идея срубить тысяч, этак, пятьсот баксов его здорово заводит.

Вован, поди, мечтает на эти бабки корову купить… или DVD-плейер… или что там у них, в уральской деревне, сейчас популярно.

"А всё-таки я — молодец, — вяло подумал Москвич. — Хорошо, что я их всех в кучу собрал, прямо в студии… и с прямым эфиром — тоже неплохо… пусть показывают… и политик этот, Басов, вовремя прибыл, прямо дар небес… и небо, и море, и Фидель Кастро… и Че собирается в Боливию… не заснуть бы… после водки…

Фидель… "господа, я ещё не красный, я пока только розовый и от вас зависит, покраснею я, или побелею"… Куба, любовь моя… Маринка… бессаме мучо… целуй меня крепче… любовь… держись, Лёнька, не усни…"