Первый день Вечности - Александр Уралов

"Автоматы-то им зачем?" — спросил Роальд у помрежа.

"Это захват!" — гордо ответил помреж, и по лицу его потекла густая струя крови.

Роальд Вячеславович вскрикнул…

— Тихо-тихо… — успокаивающе сказала Вика, на плече которой дремал старый оператор.

Мерно гудел кондиционер. За стеклом виден был Вовка о чём-то беседовавший со Светкой. Светка вдруг подняла руку с зажатой между пальцами сигаретой и сделала какой-то замысловатый жест перед носом Вована. Тот виновато усмехнулся, отмахнув от лица дым…

— Фу ты… сон такой идиотский приснился… — пробормотал Роальд Вячеславович. — Надо же, рядом с такой красоткой… и всё-таки кошмары снятся…

— А что вам приснилось? — спросила Оксанка.

Роальд Вячеславович потёр ладонями лицо.

— Как тебе сказать… снилось мне, что я к Вике на свидание иду… а она мне отказала.

Девчонки тихо засмеялись.

— Вовремя вы проснулись, Роальд Вячеславович, — прошептал Тарас. — Москвич с Ванниковым разговаривает. Похоже, скоро поедем в Кольцово.

— На самолётике покатаемся, — мрачно пробурчала Оксана-вторая, которая, похоже, тоже недавно проснулась. — Блин, всю водку выжрали, теперь голова болит…

— Не всю, Оксана, — помахал рукой Кирилл. — У меня тут полторы бутылки… из новостей прихватил, ещё тогда…

— Тёплая, поди? — капризно сказала Оксана-вторая. — Ну, ладно, за неимением кухарки спят и с дворником… давай сюда!

— Мы тут новости смотрели, пока вы спали, — прошептала Инна. — Бардак творится — с ума сойти!

— Президент ещё не выступал? — серьёзно спросил Роальд Вячеславович.

— Готовится. Сами понимаете — такое событие! Ему фрак шьют. Двух французских портных уже расстреляли… за срыв сроков, — понёс Кирилл.

Оксанка-первая захихикала.

— Как только фрак привезут… вечерней кобылой из Парижа… сразу и выступление будет, — закончил довольный её смехом Кирилл.

— Замечательно! — прошипела Инна. — Вы заткнётесь, или нет? Не слышно, кроме вас, никого! Роальд Вячеславович, вам немножко кофе налить?

Роальд кивнул. Москвич тихо гудел в мобильник Антона, повернувшись ко всем спиной и прислонившись плечом к проёму двери. Видно было, как рядом топтался Филон, приоткрыв рот и во все глаза таращась на командира.

Малый сидел на своём месте, положив левую руку на коробку. Автомат он держал стволом вверх, уперев приклад в колено. Указательный палец поглаживал предохранительную скобу. Судя по тому, что не было видно Андрея, Антона, Яны и Махно, Мустафа торчал, наверное, в коридоре, сопровождая их в сортир… или они принимали участие в переговорах Москвича по телефону, и всех их просто не было видно за углом.

Роальд посмотрел на себя в экране телевизора и спохватился:

— Как там камеры? Всё нормально было?

— Нормально, — подал голос Лекс. — Мы с Нестором следим. Светка тут просила немного по-другому скомпоновать…

"Подрезали у картинки левый край лишку…" — подумал Роальд, но ничего вслух не сказал.

— Эфир в норме. Идёт, — сказал Пашка и вздохнул.

— А Саша где? — вспомнил Роальд.

— Здесь я, — пробурчал из угла Сашка.

— Как ты, Сашенька, всё нормально?

— Нормально.

— Он тут у нас поел и даже немного водки выпил, и в туалет сходил, — улыбалась Оксана-вторая. — Я его сама покормила.

— Кормящая мать, — пробормотал Кирилл, — А ведь ещё вчера ты была незамужней бездетной дамочкой…

Все заулыбались.

— Ладно тебе, Кирилл… — донеслось из Сашкиного угла.

Москвич вышел в коридор. Наперебой забубнили неразборчивые голоса.

Малый ухмылялся. Бессонная ночь не наложила на него никакого отпечатка. Видно было, что он доволен жизнью… и вообще.

— Малый, — внезапно спросил Кирилл, — ты сам-то откуда?

— Из Озёрска… там, где Комбинат, на котором атомные бомбы делают, — охотно отозвался Малый.

— Ха! Как Андрей Нулин! Тот сюда, поди, ещё до перестройки переехал! А я, кстати, Озёрск знаю. Я на вашем комбинате был ещё в 1997 году. Завод снимали для одной телепрограммы.

— Там заводов этих на комбинате — до хрена. Вы на каком были?

— Ну, там, на переработке ядерных отходов.

— Двадцать третий, значит

— И около озера Карачай снимали… Ты как в армию угодил? Там, вроде, бронь была не проблема?..

— Ну… забрали и всё. Пипец подкрался незаметно.

— А родители?

— А что родители? Мать поревела. Батя репу почесал и всё.

В студию вошёл Москвич. За ним потянулись остальные. Сразу стало шумно. Антон Александрович Басов сиял.

— Так, ребята, никакого штурма не планируется. Я сейчас разговаривал с Ванниковым и с губернатором. Официально заявляю, что через несколько минут мы будем собираться. У нас водка осталась?.. О! Спасибо, Кирилл! Ну, за что выпьем?

Динамик вдруг ожил и громко рявкнул голосом Гошки:

— За нашу и вашу победу!

Видно было, как в режиссёрке довольный Гошка возвращается на своё место.

— Какая ещё победа? — удивился Андрей, усаживаясь. — Я считаю, что победу наши воины могут одержать только тогда, когда — штык в землю и на свободу с чистой совестью! В конце концов, никого не убили…

— Кончайте меня уговаривать — перебил его Москвич. — Всё уже. Не уговорили и нечего тут!

— Ладно, не вибрируй! — пробасил Кирилл. — Девок только отпусти, а?

— Отпустим, — Москвич сел на своё место и положил на стекло ствол, направив его в сторону телевизионщиков. — Слушай сюда. Расклад у нас такой…

— Погоди, — перебил его Антон. — Давай по порядку: я расскажу о том, как переговорил с властями. Пусть зрители тоже послушают… Кстати, эфир-то наш… идёт?

— Идёт! — поднял руку Пашка. — Всё нормально.

— Ладно, говорите, — кивнул головой Москвич.

— Господи, — думала Яна. — Если мы выберемся отсюда живыми… что я напишу в своей книге? Правду? А в чём она? Как всё это опишешь? И страшно… и всё-таки как-то сроднились уже с этими бестолковыми мальчишками…

Я же всегда старалась писать правду! Даже, когда был заказ на ту или иную статью! Я же не могу, НЕ МОГУ писать о том, во что не верю…

А во что сейчас верю я? В то, что всё обойдётся? В то, что сейчас на площади митингуют… пьют пиво такие же пацанчики… разворачивают свои глупые детские лозунги… а напротив мёрзнут хмурые менты…

Я верю в то, что Антон всё уладит?.. Взрослые всё уладят, девушка…

Я верю в то, что всё справедливо?

Я верю в то, что сейчас мать не включает телевизор при дочке и старательно врёт ей, что её мама-Яна опять срочно уехала по делам? И тайком смотрит на меня сейчас и плачет?

Во что я верю? Почему я здесь?

Яна закрыла глаза.

Господи… Ты, там, на сияющем облаке… видишь всё и читаешь в душах людей… имя Твоё, слава Твоя, голос Твой… воля Твоя…

Она открыла глаза. Рядом полулежа, таращил глаза Сашка, прижимая к себе зайца. Яна наклонилась к нему и прошептала:

— Саша… ты мне веришь?

— А что? — так же шёпотом серьёзно спросил Сашка.

— Бог… я чувствую его повсюду, — проглотив комок в горле, тихо-тихо сказала Яна.

Сашка испуганно смотрел на неё. В глазах его застыл страх.

— Ты мне веришь? — настойчиво спросила Яна, вглядываясь в серые Сашкины глаза.

— Яна… я… я тоже, — наконец пробормотал Сашка. — Я не умру, я знаю.

Яна погладила его по коротко стриженой голове, и в душе провернулось что-то большое и горячее… подступило к глазам. Голова была тёплая… как у дочки.

Вне времени. Сейчас. Вернуться в мир живых?

Андрей мучительно старался разобраться в происходящем. Ему казалось, что он очищает огромное полотно — ту часть своей жизни, о которой напрочь забыл. Кусочек за кусочком, словно мозаику. То, что он сейчас видел — немного искаженно, как через странную подзорную трубу, тотчас становилось его собственным воспоминанием. Словно мыкаешься с не дающимся словом, — тем, что упорно вытанцовывает на кончике языка и не желает вспоминаться. И вдруг — выпаливаешь его… и удивляешься, как только ты мог его забыть!

Всё, что он видел, было непривычным. Оно было… этому он так и не смог подобрать нужное слово… всеобъемлющим, что ли? Каждое мгновение представляло собой абсолютно четкую картинку. Пылинка, кружившая в воздухе; запах оружейной смазки; капельки пота на лбу Оксаны второй; еле слышное дрожание поверхности водки в стаканчике; шорох плюшевых зайцев и медвежат… всё это воспринималось одновременно, со всех точек и ракурсов. Любая секунда, ничтожный тик-так на наручных часах Андрея, представляла собой полную картину. В объёме, с запахами и вкусами. Андрей вдруг понял, что сейчас он может запросто переместиться внутрь "ролекса" Басова и проследить за каждым колёсиком и балансиром. Или подняться к потолку и скользнуть внутрь силового кабеля, или проникнуть в таинства студийной камеры, чтобы полюбоваться слаженной работой крошек-электронов. Он знал и чувствовал всё, всех и за всех. Это не походило на подглядывание в щёлочку — нет, в этом не было ничего стыдного или неприличного, ведь потрясающая красота всего сущего смяла его. Это было настолько волшебно, что жаркая, пропахшая табаком и перегаром студия виделась ему огромной вселенной, населённой, как прекрасными огромными людьми, так и крошками-микробами, инфузориями и прочим суетливым народом. Каждый звук гремел, как хорал…