Тополята - Владислав Крапивин

А через два дня Лиску убили.

Она впервые не пришла домой ночевать, и Тенька в тоске и страхе вертелся в постели до утра. Уснул, когда уже светило в окошко солнце, очнулся около девяти часов.

– Мама, Лиска не вернулась?

– Да не волнуйся, слегка загуляла кошечка. Такая у них порода… Ты куда?!

Что за вопрос! Искать, конечно! Лифт не работал, Тенька помчался по ступеням, и незастегнутая рубашка летела у него за спиной. А внизу Тенька с размаха остановился. Потому что перед подъездом сидел Сима. Словно ждал именно его, Теньку. Встал. Глаза у него были тоскливые.

– Сима, ты что?

Сима пошел от дома, оглянулся, будто позвал Теньку. И тот зашагал, уже понимая, что случилась беда. Они пришли в заросший проход между сараями. Лиска лежала в лебеде, вытянутая, с откинутым хвостом. Лапой прикрывала мордашку. За ухом у нее Тенька увидел маленький коричневый сгусток крови. И сразу понял, что ничего нельзя сделать. Он посидел над Лиской, погладил. Сима сидел рядом и, косматый, теплый, хрипловато дышал. Потом потянулся мордой, лизнул кошачий бок и тихонько заскулил.

Тенька взял Лиску на руки, она обвисла – еще не остывшая, но совершенно не живая. Не было в ней никакого шевеленья, ни малейшего толчка сердца. На щелке выбитого глаза блестела мутноватая капля. Другой глаз был приоткрыт, из-под века мертво белело глазное яблоко. Тенька прижал кошку к груди и понес через двор. Сима шел рядом.

Посреди двора их догнал Шурик Черепанов.

Он, Шурик, сразу все понял. Пошел рядом. И наконец шепотом спросил:

– Тень, кто ее так?

– Не знаю… – всхлипнул Тенька. И только сейчас понял, что плачет крупными слезами. Они каплями запутывались в Лискиной шкурке.

Пришли к дворницкой. Виталя чинил механические грабли, а больше никого в Кокпите не было.

Виталя быстро встал навстречу. Тенька положил Лиску на верстак. Сильно, до дрожи, всхлипнул снова:

– Вот…

Виталя опустил на кошачье тельце пухлую тяжелую пятерню. Шепотом сказал:

– Бедняжка… Кто же эти гады?

– Наверно, Спица и Трафик… – тихо выговорил Шурик.

Тенька мотнул головой – так, что брызги разлетелись с ресниц.

– Наверно, нет… Они не стали бы ее так, совсем… Ну, они же все-таки люди…

– Эх, Тенька… – выдохнул Виталя. Он достал из фанерного шкафчика на стене очень белое полотенце. Промокнул им Тенькино лицо, расстелил вафельную ткань на верстаке. Положил на нее Лиску. Сима поставил передние лапы на верстак, ткнулся носом в рыжую шкурку. Виталя мизинцем опустил на кошачьем глазу приоткрытое веко.

– Ребята, погладьте ее… последний раз…

Шурик осторожно провел пальцами по Лискиному боку. А Тенька нагнулся, прижался к рыжей шкурке щекой. Ощутил сквозь шерсть кошачьи ребрышки. Виталя тихонько отодвинул его за плечо. Накинул на Лиску края полотенца, получился белый сверток.

Шурик прошептал:

– Надо похоронить… да?

– К вечеру починю «мотозавр», завтра съездим к деревне Хотовилово. Там в лесочке есть кладбище животных. На нем и похороним…

– Виталь, а нельзя ближе? – сквозь слезы выговорил Тенька. – Чтобы можно было… приходить…

– Ближе не надо, Тень. Сима найдет, будет раскапывать…

Сима окаменело сидел рядом, слушал.

Виталя сказал:

– А пока положим вон туда… где холодно. – Он пошел к дальней стене, приподнял пожарный щит и, большой, казалось бы, неуклюжий, легко протиснулся в открывшуюся щель. Попросил оттуда: – Принесите Лиску…

Тенька принес (и на ходу тронул сверток лбом). Щит не падал – видимо, была подпорка. Виталя протянул из темноты руки.

– Давайте. Здесь есть приступок, я положу…

И Тенька отдал Лиску…

Виталя толчком выбросил из-под щита свое округлое тело…

– Тень, хватит плакать. Посиди, успокойся…

Тенька опустился на скамейку у стены. Только плакать не перестал. Вздрагивал. Шурик сел на ту же скамью. Но не вплотную, а чуть в сторонке. Он, видимо, не знал, нужны ли сейчас утешения безутешному Теньке. А может быть, и сам боялся заплакать.

Сима лег под щитом и опять негромко заскулил.

На верстаке затрещал мобильник.

– Да… – сказал Виталя. – Да, Матвеевна, здесь… Лиску какие-то сволочи убили… Сидит. Со слезами, конечно… Ну, понятно, какой там завтрак…

Тенька мельком подумал, что свой-то мобильник он оставил дома… Да при чем тут мобильник и все на свете, когда нет Лиски!

Тенька давно уже не обращал внимания, что Лиска некрасивая, тощая, одноглазая. Трущобная кошка. Не все ли равно? Она была его Лиска! По утрам, прежде чем удрать из дома, она подходила, терлась усатой щекой о его ногу и говорила «мрлмр…». А вечером прыгала на постель и устраивалась под боком. И опять «мрлмр…».

«Мама, да нет на ней никаких микробов! Кошки – самые чистые звери! Они знаешь как себя вылизывают!..»

Он думал: потом будут котята и он раздарит их всем, кто захочет, – Шурику, Лампионовым, Егорке, Эвке, Сверчку… Он уже заранее обещал…

Не будет котят. И Лиски не будет. Ни-ко-гда…

Ну, кому она помешала? Откуда берутся такие сволочи? Те, которые с виду как люди, но не люди? Те, которым в радость растоптать чужую жизнь… Те, которым нравится рубить живые тополя… Те, которые отбирают ребят у матерей… Те, которые стреляли по толпе в городе Новочеркасске…

Тополь – тоненький очень,Кто срубил – не поймешь.Он лежит на обочине,Как убитый Гаврош…

Эта мелодия будто разрезала воздух, и Тенька перестал плакать.

Он посидел здесь еще полчаса, умылся под краном и пошел домой. Шурик осторожно проводил его до подъезда. А Сима остался в Кокпите под щитом.

Дома Тенька взял книжку «Охота на анаконду» и сделал вид, что читает. Мама подошла, молча встала рядом.

– Ма-а… – попросил Тенька. – Только не говори «мы найдем нового котеночка», ладно?

– Ладно… – вздохнула мама.

Вечером она взяла Теньку на вахту, не хотела, чтобы он, задавленный горем, ночевал один. Может, понимала, Теньке будет казаться: вот вошла в комнату Лиска, вот сейчас прыгнет на постель…

На вахте мама сказала:

– Хочешь, ложись со мной…

Но Тенька лег на раскладушке в задней комнате вахтерки. Потому что знал: ночью он будет плакать снова…

Утром Тенька пошел к Витале, чтобы поехать с ним на звериное кладбище. Виталя посреди двора сгонял в кучу сор механической подметалкой. Увидел Теньку, выключил мотор. Распрямился. Какой-то виноватый, будто похудевший даже.

– Тень… тут непонятная история…

– Какая? – без испуга спросил Тенька. Хуже того, что случилось вчера, быть уже не могло.

– Я полез сегодня… туда… Чтобы заранее достать Лиску, положить в коляску… А ее нет…

– Совсем нет? – спросил Тенька безучастным тоном. И лишь потом удивился: – А где она?

– В том-то и дело, что нигде… Я там все закоулки обыскал…

– Кто-то украл?

– Зачем? – грустно сказал Виталя. – Ведь неживая…

– А может… Сима пробрался и унес ее? Потому что скучал?

– Я подумал и про это. Но Симе не поднять пожарный щит. А другого хода в подвал нет. Была дверь, но заделана…

– Виталь, давай слазим, поищем снова?

– Ну… давай. Только бесполезно. Я обыскал все…

– А может быть, ты… – Тенька запнулся. В горле опять был комок.

– Что, Тень?

– Ты, наверно, спрятал ее нарочно и похоронил пораньше. Чтобы я лишний раз не лил слезы…

– Тень, честное слово – нет…

Тенька поднял намокшие глаза:

– Тогда – что?

– Я не знаю. Честно…

– А если… вдруг она упала с приступка и угодила в какую-то щель…

– Да нет там щелей…

– Подожди. Вдруг такая щель появилась на минутку… И забрала в себя Лиску. В какое-то другое пространство? Там же аномальное место…

– Знаешь, Тень, я думал и про такое… Другого объяснения просто нет…

– Нет, – согласился Тенька.

– Ну… и, если так, пусть ей будет там не хуже, чем на Хотовилинском погосте…

– Пусть… – хрипловато согласился Тенька. И чтобы Виталя не подумал, будто он опять готов удариться в слезы, Тенька попросил:

– Можно, я поработаю на метелке?

– Да на здоровье! – обрадовался Виталя.

Тенька умело взялся за рукояти (не первый раз!). Нажал пуск. Метелка барахлила. Проволочные щетки рванулись, выбросили из-под себя щепки и вялую траву, мусор стегнул Теньку по ногам. Тенька с минуту потаскал по земле туда-сюда увесистый механизм. Потом подошел Шурик, с гитарой на плече. Спросил виновато:

– Съездили в Хотовилово?

Тенька опередил Виталю.

– Съездили… – бормотнул он.

– Я хотел с вами, да не пустили. Потому что всю ночь был переполох. У деда сердечный приступ, «Скорую» вызывали…

– Елки-палки… – сказал Виталя. – А сейчас как?

– Полегчало. Спит… А гитара – вот. Она ему пока не нужна…

Виталя поскреб на круглой макушке искрящийся ежик.

– Грустные дела…

Дед-Сергей поправился, но прошло два дня, и случилось новое грустное дело. Кто-то перестрелял всю родню Симы. Остроухую Динку, ее взрослого брата и трех щенков. Похоже, что стреляли из какого-то оружия с глушителем – по крайней мере, никто не слышал выстрелов. Услышали только тоскливый Симин вой. Очень громкий. На пустыре за кочегаркой. Сначала туда поспешили те, кто оказался близко, а затем и другие жильцы ближнего дома. Сима сидел среди валявшихся в траве собачьих тел и выл, по-волчьи вскинув голову к небу. Иногда он вскакивал, толкал мордой одного из мертвых щенков или Динку, вопросительно оглядывался и начинал выть снова.