Тень греха - Барбара Картленд

Король был очень бледен, и граф не в первый уже раз подумал, что он может не выдержать испытания. Но нюхательная соль и сознание ответственности перед лицом собравшихся придавали ему сил.

Монарх стойко вынес всю церемонию коронации, а когда она закончилась, пэры замахали своими коронами, а все остальные — шляпами и платками.

— Боже, благослови короля!

Граф Денби первым принес присягу королю, произнеся сначала слова клятвы на верность короне, поцеловав затем руку и левую щеку монарха и коснувшись короны на его голове.

Церемония еще продолжалась, когда граф услышал обращенный к нему шепот:

— Королева пытается войти в аббатство!

— Проклятье! — пробормотал он. — Надеюсь, ее не пропустят!

— Думаю, они справятся, — ответил неизвестный.

Больше всего графа беспокоило то, что королева может прорваться внутрь и своим появлением испортить настроение королю, который, несмотря на духоту и неудобства, причиняемые тяжелыми одеждами, явно наслаждался не только самой церемонией, но и искренностью чувств собравшихся.

Что не просто удивило, но и поразило короля, так это аплодисменты, которыми встречали его горожане.

Он так привык к свисту, шиканью и неодобрительным выкрикам лондонской толпы, что сейчас поддержка со стороны подданных подействовала на него, как бокал шампанского.

А вот королева определенно потеряла популярность у тех, кто еще недавно поддерживал ее на протяжении долгого судебного разбирательства.

В аббатство она, как и предусматривалось, отправилась в королевской карете, запряженной шестью гнедыми лошадьми.

Компанию ей составили леди Худ и леди Анна Гамильтон. Лорд Худ ехал в другой карете.

Однако прием, оказанный ей лондонским людом, был далеко не таким восторженным, к какому она успела привыкнуть.

Большинство зрителей встречали ее молча, а редкие возгласы «Королева навсегда!» тонули в громком свисте.

Оскорбленная недоброжелательным отношением толпы, королева остановила карету и огляделась.

Подъехав наконец к Вестминстерскому аббатству со стороны западного входа, она обнаружила, что двери второпях закрываются прямо перед ней.

Выйдя и опершись на руку лорда Худа, королева подошла к другим дверям, которые тоже захлопнулись у нее под носом и охранялись здоровяками-боксерами.

— Следует ли понимать это так, что ее величеству отказано в доступе в аббатство? — осведомился лорд Худ.

— Мы всего лишь исполняем приказ, — ответил привратник.

Королева громко рассмеялась.

В конце концов карету развернули, и она уехала, опустив крышу ландо, под свист и враждебные выкрики. «Уезжай! — кричали некоторые. — Возвращайся в Комо!» Если не считать этого, никаких других волнений ее появление не вызвало, и опасность миновала.

— Уехала, — коротко доложили графу.

— Слава богу! — ответил он.

— Аминь! — пробормотал информатор. — И чума на всех женщин!

Не дождавшись от графа согласия с этим заявлением, он вернулся на место.

Около четырех часов пополудни король в сопровождении пэров прошествовал в Вестминстер-Холл, где должен был состояться коронационный банкет.

— Признайте, — сказал граф стоявшему рядом дворянину, — если уж англичане устраивают спектакль, они делают это хорошо.

Он обвел взглядом собравшихся: других пэров — в парадных одеждах и коронах, членов Тайного совета, рыцарей ордена Бани, государственных сановников — в подобающем случаю богатом облачении.

Двойные ряды галерей по обе стороны холла заполняли знатные леди, прекраснейшие женщины, поедавшие друг друга завистливыми взглядами, соревнуясь в великолепии нарядов.

Некоторые буквально светились брильянтами.

— Зрелище и впрямь впечатляющее, — согласно кивнул его собеседник. — Мне говорили, что князь Эстерхази, австрийский посланник, носит на себе украшений на восемьдесят тысяч фунтов!

Едва его величество устроился за столом под красным с золотом балдахином, как в зал внесли кушанья. Вслед за процессией появились придворные сановники — герцог Веллингтон, лорд верховный констебль, маркиз Энглси, лорд-распорядитель, и лорд Говард Эффингемский, заместитель обер-церемониймейстера[12], все верхом.

Лорд Эффингемский, не справившись с конем, громогласно выругался, и испуганное эхо заметалось между стенами.

Предусмотрительнее поступил королевский поборник[13], позаимствовавший в цирке Эшли белого жеребца, который, будучи привычным к ограниченным пространствам и шумной толпе, вел себя образцово.

Пэры и епископы, сидевшие за установленным в центре зала длинным столом, поднялись, чтобы выпить за здоровье короля, и сам король тоже поднялся, дабы поблагодарить их за добрые пожелания.

Граф Денби налил его величеству и королевским герцогам черепахового супа, а граф Чичестер разрезал ананас весом в одиннадцать фунтов.

В половине восьмого король покинул зал и отправился в Карлтон-Хаус.

И только тогда пэры и епископы смогли наконец расслабиться, сесть поудобнее и предаться удовольствиям.

— Должен признаться, — сказал граф Мелтам сидевшему рядом приятелю, — я изрядно проголодался.

— Я тоже! — отозвался тот. — Да и в горле чертовски пересохло! Ты хотя бы знаешь, что тут сегодня подают?

— Меню пока еще не видел.

Сосед достал из кармана лист бумаги.

— Раздобыл у поставщиков. Забавно будет показать когда-нибудь сыновьям и внукам, чем мы набивали животы по такому счастливому случаю.

Граф рассмеялся и посмотрел на список.

160 супниц супа, 160 блюд с рыбой;

160 горячих мясных отрубов, 160 блюд с овощами;

480 соусников (лобстеры, сливочное масло, мята);

80 блюд тушеных окороков, 80 пряных пирогов;

80 блюд с гусем, 80 пикантных пирожков;

80 блюд копченой говядины, 80 копченых каплунов;

1190 блюд с гарниром;

320 блюд печений; 320 блюд с пирожками;

400 блюд студня и сметаны;

160 блюд с лобстерами и раками;

160 блюд холодной птицы, 80 блюд холодного барашка.

— Если мы съедим все это, — воскликнул он, — то и домой, чего доброго, не доберемся!

— Кого мне жаль, так это наших дам, — вздохнул сосед.

— Конечно. Я и позабыл, что им ведь ничего не достанется!

Граф посмотрел на галерею — женщины в блистательных нарядах наблюдали за мужчинами сверху.

Он заметил, что леди Имоджен всячески пытается привлечь его внимание, и демонстративно отвернулся.

— Я скажу тебе, что собираюсь сделать, — продолжал сосед. — Заверну в платок холодного цыпленка да и брошу сыну. Надеюсь, он догадается поделиться им с моей женой — иначе дома меня ждет холодный прием.