Улыбка Джоконды: Книга о художниках - Юрий Безелянский

Итак, Матисс! В самом этом имени почти фонетически заключена праздничная многоцветность окружающего нас мира. Полотна художника – это пир для глаз. Бальзам для души. И это позиция, кстати, самого Матисса, ведь мировой дисгармонии он противопоставлял гармонию искусства, бедам и смертям – радости многоцветного мира, суровости и злодействам века – тепло своих картин.

Матисс был настоящим эпикурейцем, философом светлого мироощущения. В середине 30-х годов он писал: «Я стремлюсь к искусству, исполненному равновесия, чистоты, оно не должно беспокоить и смущать. Я хочу, чтобы усталый, надорванный, изнуренный человек перед моей живописью вкусил покой и. отдых».

Своей солнечной живописью Матисс хотел возместить современникам слишком большой расход нервной энергии, хотел смягчить испытываемый ими стресс. Это – распахнутые окна, пронизанные лучами солнца, уютные интерьеры, арабески цветовых пятен, наполненные соком фрукты, восточные яркие ковры, гибкие силуэты женских фигур… «Нужно находить, уметь находить радость во всем: в небе, в деревьях, в цветах. Цветы цветут всюду для всех, кто только хочет их видеть» – эти слова сказаны всего лишь через два года после окончания второй мировой войны 78-летним Матиссом.

Летом 1993 года в Пушкинском музее состоялась грандиозная выставка работ Анри Матисса. Естественно, я был на ней и хочу вспомнить ощущение от увиденного. При входе в Белый зал музея вас встречала первая выставленная картина, «Дама на террасе» (1906 год, собрание Эрмитажа). Далее манили букеты Матисса. Это не традиционные цветы, какие мы видим на полотнах художников-реалистов, а какие-то одухотворенные существа, излучающие необыкновенный матиссовский свет – мягкий и изысканный. К примеру, «Натюрморт с асфоделями» (1907, музей Эссена) – почти физическое ощущение таинственной жизни и нежной бархатистости. Или «Испанский натюрморт» (1910, Эрмитаж) – нежнейшие переливы бледно-розово-сиреневого цвета. А вот и знаменитый «Танец», от которого трудно оторваться: завораживает не только динамика движения, но и ощущение шелковистости муара.

Останавливает «Разговор» мужчины и женщины – Матисса и его жены Амели. Сергей Иванович Щукин, страстный поклонник художника и собиратель его картин, приобрел «Разговор» в августе 1912 года. «Я много думаю о Вашей синей картине, – писал Щукин Матиссу, – и я воспринимаю ее как византийскую эмаль, столь богатую и глубиною по цвету».

Какой-то магнетизм исходит от портретов Матисса. Огюст Пеллерен, промышленник, – весь в черном (1917, Париж). Актриса Грета Прозор (1916, Париж) – строгая гамма: синие, серые, черные и словно светящиеся золотистые тона.

Выделяется «Одалиска в красных шароварах» (1921, Париж). Обнаженные женщины на многих холстах… Стоит ли все перечислять? Конечно, нет. И вообще, картины нельзя описать, особенно же невозможно передать словами негу и роскошь картин Матисса. Их надо непременно видеть. Чувствовать. Ощущать.

«Все ново, – говорил Матисс, возвратившись в начале 1943 года в Ниццу после тяжелой болезни, – все свежо, как если бы мир только что родился. Цветок, листок, камень – все сверкает, переливается… как это красиво! Я не раз говорил себе, что мы профанируем жизнь: поскольку видим вещи, то не смотрим на них. Приносим им лишь притупленные чувства. Мы больше не чувствуем. Мы пресыщены. Я считаю, что для того чтобы полнее наслаждаться, было бы разумно во многом отказывать себе. Хорошо начать с аскезы, время от времени предписывать себе курс воздержания. Тёрнер жил в погребе. Раз в неделю он распоряжался одновременно открывать все ставни, и тогда какой накал! какой ослепительный свет! какая россыпь драгоценностей!..»

Так говорил Матисс об английском живописце Джозефе Мэллорде Уильяме Тёрнере. Ну а теперь пора рассказать и о самом французском художнике.

Анри Эмиль Бенуа Матисс родился 31 декабря 1869 года в небогатой семье. Мать – модистка. В творчестве Матисса дамские шляпки будут играть немалую роль, как, впрочем, и цветы, и ленты, безделушки, шелковые ткани – словом, обязательные аксессуары женской моды. Но это потом. А вначале Матисс изучал юриспруденцию, работал помощником адвоката. Однако судебные дела не увлекли молодого человека, и он в 1890 году переключился на искусство. Учился в Париже – в академии Жюлиана и в Школе изящных искусств.

Как художник Матисс на первых порах находился под влиянием импрессионизма и неоимпрессионизма, ему нравился Гоген, искусство арабского Востока. «Я никогда не избегал влияний… – признавался Матисс. – Я посчитал бы это за малодушие и неискренность перед самим собой. Думаю, что личность художника развивается и утверждается в сражениях… Если же он погибает в борьбе, то такова уж его судьба».

Матисс не только не погиб, но стал победителем. Переболел пуантилизмом, затем фовизмом (был даже лидером этого направления) и упорно стремился достичь внутренней гармонии, «упрощая идеи и пластические формы». В конце концов нашел свой стиль – стиль Матисса. Ему удалось добиться того, что искал Гоген, – решить проблему света, овладеть неуловимой, как выразился Морис Дени, «химерой всего современного искусства».

Особую роль в судьбе художника сыграли русские коллекционеры и меценаты живописи Иван Морозов и особенно Сергей Щукин. «Однажды он, – вспоминал Матисс о Щукине, – пришел на набережную Сен-Мишель посмотреть мои картины. Он заметил натюрморт, прикрепленный к стене, и сказал: “Я его покупаю, но мне нужно вначале подержать его у себя несколько дней, и если я смогу его вынести, то он всегда будет меня интересовать и я его • оставлю”. Мне повезло, поскольку это первое испытание прошло легко, и мой натюрморт не слишком его утомил» (беседа Матисса с Териадом, 1952).

Историческая встреча произошла весной 1906 года. Натюрморт «Посуда на столе» стал первой вещью в русских собраниях из того, что написал Матисс. Щукин покупал его картины много и охотно, последним приобретением стал «Портрет мадам Матисс».

Щукин собирал коллекцию Матисса, а вот русская публика с трудом воспринимала его живопись. Это было особенно заметно весной 1908 года в «Салоне “Золотого руна”» в Москве. И коллекционеру пришлось пробивать интерес к Матиссу и рекламировать его.

Сергей Щукин увлекся Матиссом самозабвенно, он говорил: «Матисс для меня выше, лучше и ближе всех… Ведь у него праздник, ликование красок». Коллекционер заказал художнику панно для парадной лестницы своего особняка в Знаменском переулке. 4 декабря 1910 года два огромных панно – «Танец» и «Музыка», ставшие впоследствии знаменитыми, прибыли в Москву.

Если верить воспоминаниям князя Сергея Щербатова (принадлежавшего к числу противников панно), первое время Щукин жаловался, что, оставаясь наедине с панно, ненавидит их, борется с собой, чуть не плачет, ругая себя, что купил их, но с каждым днем чувствует, как они все больше и больше «одолевают его»…