Оружие Победы - Вячеслав Федоров

Этой же зимой многие тыловые города оказали серьезную помощь автотранспортом. С Горьковского автозавода ушло на лед Ладоги 80 «полуторок», которые вели шоферы-добровольцы.

«Полуторка», застывшая на вечной стоянке, из потерь той зимы. Никто из военных шоферов не признал ее своей. Быть может ее хозяина скрыла вода Ладоги. Эта «полуторка» и ему памятник.

«Хотел бы добрым словом помянуть наши замечательные машины ГАЗ-АА. Рассчитанные на полторы тонны груза, они брали по две с половиной, а то и больше. Простреленные, поизношенные, они продолжали работать. Когда я вижу наш любимый „газик“, готов стать перед ним на колени. Г. Соболь, военный шофер». Эта запись из Книги отзывов музея.

«Газик», «полуторка», а еще — «полундра». Прозвище это из самодеятельной военной песни, которую напевали шоферы.

Эй, полундра моя —По колеса в грязь увяз,И с товарищем вдвоемМы в два голоса поем:«Эх раз, взяли!Еще раз, взяли!»

Военные шоферы говорят: «Если о войне вспоминать, так будто одни дожди шли. Песенка-то была кстати!».

Для шофера награда: боевой орден или боевая медаль — редкость. Их и в войну награждали медалями за трудовую доблесть.

На бывших фронтовых дорогах памятники летчикам, артиллеристам, танкистам… Замелькали и «полуторки» на пьедесталах. Не забыли родимую…

Но здесь у Ладоги она была первой. Никогда не забудем, что и эти четыре хрупких колеса вели к победе.

А тут как-то по осени прошел телевизионный сюжет. Группа энтузиастов-поисковиков пробороздила на катере курсы ледовых ладожских дорог. Эхолот показал несколько десятков донных затемнений. На телевизионном мониторе они обозначились плотным строем амплитуд. Это все машины ледовой дороги жизни. Они продолжают свой рейс…

Таран открывает тайны

Официально таран никогда не входил в боевой арсенал советских истребителей. Молодые учлеты знакомились с ним лишь по учебникам истории авиации.

И тем не менее десятки летчиков стали последователями нижегородца Петра Нестерова.

8 марта 1910 года в России произошло событие, которое особого ажиотажа не вызвало, но было отмечено всеми, без исключения, выходившими тогда газетами.

В Одессе на ипподроме Бегового общества состоялся единственный полет русского авиатора Михаила Ефимова. Сам полет диковинкой не был, и до него в небо поднималось много пилотов, но все это были зарубежные гастролеры. Михаил Ефимов стал первым русским авиатором. В апреле Россия уже имела трех дипломированных летчиков: Михаила Ефимова, Николая Попова и Сергея Уточкина. К концу года их станет вдесятеро больше.

Россия обретала своих смельчаков.

Но шествие авиации нельзя назвать триумфальным. В коммерческом мире смотрели на нее как на блажь и не жертвовали на воздушную промышленность ни копейки. Нелестно отозвался о ней и журнал «Автомобиль»:

«Авиация — модная забава, очень интересная, но занявшая положение далеко не по чину…

Тысячи нянек суетятся вокруг живого, по-видимому, недоношенного ребенка, авиации, вскармливают его, водят на помочах: готовы подобно пеликану растерзать себе грудь, чтобы кровью своего сердца накормить прожорливого уродца».

Авиаторы, видя в столице холодный прием, стремились в провинцию. Здесь купцы были щедры на подарки, устраивали летчикам пышные банкеты и все приговаривали: «Теперь подвиньтесь, господа французы!»

На демонстрационный полет Сергея Уточкина в Нижнем Новгороде газета «Волгарь» откликнулась поэтическим спичем:

«Вверху небо — внизу земля, а посредине, на ясном фоне близкого заката, огромными кругами реет огромная птица, и где-то в глубине ее ажурного сплетения виднеется маленький темный комочек.

Это — сердце птицы, вызывающее ее движение.

Это — мозг птицы, направляющий ее по своему желанию.

Это — человек.

Он потребовал у природы несколько кусков металла и дерева. Он приказал ей выделить нужную для него частицу тепловой энергии и поднялся высоко над землей.

Высоко над толпой поднялся гений человеческой мысли».

Будучи в отпуске, за полетами Уточкина наблюдал молодой артиллерийский поручик Петр Нестеров. Он сам имел опыт полетов, правда, пока на воздушных шарах, но стремился пересесть в самолет. Полеты Уточкина его разочаровали. Нестеров интуитивно понял, что Уточкин самолетом… не владеет. Он делает лишь то, чему его научили.

А «Нижегородский листок» позднее опубликует слова, которые будут созвучны мыслям Нестерова: «Авиация еще далеко не приспособлена для служения военным целям. Мы видим в ней лишь „безумство храбрых“ — если говорить об аэропланах, — чем холодную расчетливость».

О русском летуне Петре Нестерове мир узнал в конце августа 1913 года. Это без преувеличения…

Газеты сообщили сенсационные подробности его рискованного полета. В истории авиации осталась знаменательная дата — 27 августа (9 сентября по новому стилю) в небе над киевским ипподромом была впервые выполнена «мертвая петля».

Нестеров в тот день поднялся в небо на «Ньюпоре-IV» с 70-сильным мотором «Гном». Новенький самолет и новый мотор… Авиатор пикировал 300 метров, разгонял машину… Многим показалось, что с ним что-то случилось. Репортеры, видевшие все своими глазами, единодушно отметили, что это была самая «настоящая мертвая петля».

Газетные репортажи сообщали технические подробности. В те времена считалось, что обыватель должен воспринимать даже скучные цифровые данные о мощности моторов и скоростях самолетов.

Иначе, как покажешь силу, которую набирала авиация.

Дамы, конечно, такие подробности пропускали. Их больше интересовали летчики: кто они, откуда?..

Будь на нестеровском «Ньюпоре» мотор чуть послабее, он бы не справился с резким набором высоты. Пилот мог зависнуть в верхней точке вниз головой. Могла произойти трагедия, но этого не случилось. Расчеты Петра Нестерова оправдались.

Петр Нестеров.

Его основной соперник француз Шарль Пегу, опоздавший с петлей на девять дней, позднее скажет: «Это далеко не страница фокусов и развлечений. Я придаю петле огромное значение. Отныне ветер и шквал летчику не страшны. Покуда у него в порядке машина и мотор, петля поможет ему легко выровнять аппарат из любого положения. Очень важно поэтому, чтобы каждый пилот умел это делать».

Для Европы «мертвая петля» на несколько лет станет «смертельным кунштюком», трюком, которым будут удивлять зрителей и холодить их кровь. За чужой риск они будут охотно платить повышенные ставки.

В России же за самоуправство в воздухе Петра Нестерова накажут 20-суточным арестом, но, похоже, дело тут же замнут из-за невиданной популярности молодого авиатора.

Пресса разразится полемикой на тему «Акробатика или выдающийся успех?» Итог спора высшее воинское начальство не интересовал. О петле предпочли забыть.

Что же действительно подвигло Нестерова рискнуть не только своей жизнью, но и карьерой?

Но прежде чем подойти к ответу на этот вопрос, вспомним, как советская пропаганда трактовала образ своего, в сущности национального героя. У нее было вечное сомнение: чью бы сторону принял летчик, царский офицер, оставшись в живых, — белых или красных?

Теперь мы знаем, что многие его сверстники и сослуживцы покинули страну, оказавшись после революции за рубежами России. Кто-то из них стал открытым врагом новой власти, а кто-то просто тихо доживал жизнь, вспоминая былую удаль.

В родном городе Петру Нестерову долго не ставили памятник, понимая, что на пьедестале окажется… царский офицер. Понимал это и скульптор, поэтому и укрыл фигуру летчика с погонами, орденами и знаками различия, шинелькой. «Хитрость» прошла, хотя памятник смотрится неуклюже и тяжеловато.

Все та же пропаганда пыталась «загнать» Нестерова в рамки простого летчика, не пытаясь развивать мысль о его пристрастиях к научной деятельности. Служить он мог, но чтобы помогать царской власти…

Памятник русскому летчику Петру Нестерову в Киеве.

Среди «великих отступников» тщательно забывалось имя авиаконструктора Игоря Сикорского, ставшего родоначальником авиации Америки. Немного фантазии и в его лагерь можно перенести Петра Нестерова, который был с ним дружен. Почему бы и ему не оказаться в фирме, ставшей «меккой» для русских авиаинженеров и летчиков. Бурная фантазия может нарисовать любую картину, поэтому пусть Петр Нестеров останется лишь «бесшабашной головой», как его называли в газетах. Это для нас подходило.

Сейчас достоянием истории стали имена многих, забытых ранее людей, причастных к созданию и развитию российской авиации. Да и сама история приобретает черты объективности, поэтому стало возможным восстановить некоторые пробелы в биографии Петра Николаевича Нестерова.