Свой ключ от чужой двери - Инна Бачинская

– Почему два? – не понял Савелий.

– Один из времен молодости, за уведенного жениха, другой – свежий, она попросила о помощи, а Лия, по ее словам, издевалась над ней. А то, что она попросила ее быть свидетельницей… Это что – не издевка? Непонятно, как Лии удалось убедить ее. Надо будет спросить при случае.

Кроме того, тут вообще непонятно что. Это было не убийство, ты согласен со мной, Савелий? – Савелий кивнул неуверенно. – А теперь пройдемся по всему списку еще раз. Нонна – воин с открытым забралом, как я уже сказал. Повторю, потому что меня перебили. В самом крайнем случае она могла бы залепить сопернице по морде… хотя вряд ли. Такая не унизится до вульгарного мордобоя. Не вижу. Она просто отойдет в сторону, что, собственно, она и сделала. Сестры почти не виделись… все говорят. Мама перед свадьбой хотела их помирить, увела попудрить носики… Две любимые девочки и мама в трогательном единении, хотя Лиечка, конечно, более любимая… Я уверен, Нонна привыкла уступать сестре с детства – игрушки, красивые платья, бантики. А когда выросла, ушла от них. С животными ей комфортнее. Голову даю на отсечение, она – классный ветеринар. Так что Коля при случае может показать ей Клару. И знаешь, Савелий, что меня удивило… нет, скажем, произвело впечатление? Она не пыталась понравиться, понимаешь? Это редкое качество в женщине… Кстати, подозреваемый Дубенецкий о ней очень высокого мнения, а он человек ученый, просто так говорить не будет.

– Ты посмотри, как Федьку повело, – обратился Коля к Савелию, который, несмотря на отсутствие житейского опыта, часто становился арбитром в сложных отношениях друзей, в критические моменты они даже общались через него. – Развез, понимаешь, мутную философию…. и про открытое забрало, и про бантики. Давай нарисуй теперь вторую подозреваемую! Не забудь про трудное детство. И скажи, что она ни при чем! – Он ухмыльнулся.

Федор внимательно взглянул на Колю, поднял правую бровь и сказал, обращаясь к Савелию:

– А теперь, Савелий, по Ларе Бекк. Лара Бекк – приятная молодая женщина, преданная жена, хорошая учительница. Непонятно только, почему она так бурно рыдала…

– Женщины вообще рыдают, – заметил Савелий.

– Браво, Савелий! Красиво сказал – они вообще рыдают! Каково знание предмета! Рыдают, причем некоторые – все время. А тебе не кажется, Савелий, что бурные рыдания зачастую говорят о чувстве вины?

– Ты думаешь, она… это она?

– Не знаю, Савелий. Следствие ведет некий старший лейтенант, наш с тобой знакомый, а мы… просто так, погулять вышли. Видишь ли, Савелий, у нас наметилась еще одна сюжетная линия – губная помада с клофелином.

– Как с клофелином?! – поразился Савелий. – Коля не говорил!

– Он сам узнал только недавно и, можно сказать, случайно.

– Ничего не понимаю! – воскликнул Савелий. – Клофелин в губной помаде? И ты считаешь, что это… Лара Бекк? Лара Бекк хотела отравить Лию клофелином?

– Я не сказал, что это Лара Бекк. Я сказал, что предполагаю, что это может быть Лара Бекк. Гипотетически. И вообще, это тайна следствия, Савелий. Пока рано делать выводы. Правда, Коля?

– Иди к черту! – в сердцах бросил старлей.

– Так что же это получается, их было двое? – не мог опомниться Савелий. – Двое, не сговариваясь, пытались отравить Лию?

– Получается, так. И причем оба раза – наиглупейшим образом.

– А как она положила клофелин в помаду? Эта Лара…

– Я же сказал – это только предположение. Может, вовсе не она. А как положила… там была интересная технология, Савелий. Очень дамская, я бы сказал. Предполагаемая убийца срезала кончик помады, потом еще кусочек, смешала его с клофелином и прилепила на место, а потом сверху прилепила кончик. Почти ничего не видно.

– Что-то я такое когда-то читал… – пробормотал Савелий.

– Вполне возможно. Идеи носятся воздухе, и женщине с воображением ничего не стоит… вооружиться, так сказать. Ты и сам все знаешь, Савелий. Ты же у нас читаешь все женские романы.

– Ничего не понимаю! – не мог опомниться Савелий. – Как же так? Двое убийц?

– Вряд ли их можно назвать убийцами, Савелий. Какое-то любительство, как говорит Коля… незрелось, глупость… Скажем, не убийцы, а незрелые злоумышленники.

– А с травой тогда кто?

– А кто у нас еще остался? Кого мы назначим третьей подозреваемой, Савелий?

– Ну… эта девочка, Елена из Находки. Но… я не понимаю…

– Эта девочка, Елена… из Находки, Савелий, тоже с мотивом, причем серьезным. Из-за Стаса убили брата, потом умерла мама. Она согласилась поехать на свадьбу, хотя боится чужих людей. Почему? Она была очень напугана нашим визитом, и на нее нашло… кстати, после одного из моих вопросов. Она могла попытаться отравить Стаса, она разбирается в травах. Но все опять-таки упирается в то, что это не яд. Тогда какова цель? Кроме того, это сложно проделать технически, для этого нужна определенная смелость и отсутствие свидетелей. Или наоборот, много свидетелей, жара и давка. То есть, исходя из информации, которой мы располагаем, были лишь два подходящих для этой цели момента. Причем первый спорный, но об этом позднее. Какие, Савелий?

– Ну, церковное вино… кто-то налил туда этот… алкалоид.

– Верно. Доказать это – на совести старшего лейтенанта Коли. А второй?

– Ну… не знаю.

– Во время первой беседы Стас Удовиченко упомянул, что они с Разумовым заскочили на минутку в бар при ресторане. А где была жена Разумова, Елена, в это время? Коля?

– Тоже в баре, за столиком.

– Правильно. Они пили коньяк за стойкой, а ей купили сок, она сидела за столиком. И тут напрашивается вопрос: сок ей принесли или она подошла к стойке, где сидели мужчины, и сама взяла заказ? Никто из присутствующих этого не помнит. А потом заглянула Лия, закричала «Пошли!», Стас стал расплачиваться, и они вышли. Понимаете, господа, это единственный эпизод, когда Удовиченко, Елена Разумова и Лия были наедине. Я думаю, именно здесь Елена могла налить в рюмку Стаса свое зелье. Гипотетически, разумеется. Зачем? Не знаю. Странная девочка эта Елена Разумова. Хотя Лара Бекк… тоже необычная в своем роде.

– Но ведь Лия ничего не пила! – сказал Савелий. – Коля?

– Бармен сказал, что помнит, как она вошла в бар и позвала Удовиченко. Тот расплатился, и они вышли.

– Ты сам знаешь, Савелий, как ненадежны свидетели. Она могла подойти к стойке бара и отхлебнуть из рюмки Стаса… Все это заняло считаные секунды и осталось незамеченным. Мимолетное действие, все разгорячены, проголодались, стремятся к столу… никто не обратил внимания. Бармен наблюдал за Стасом, который отсчитывал деньги… сам понимаешь, ему было не до Лии.

– Но ты же понимаешь, что это недоказуемо! Я работаю с фактами! А тут… гадание на кофейной гуще! Мы забрали ее настойки в лабораторию, она привезла с собой целую коллекцию, и ни в одной не было танума.

– Ты прав, как всегда, Николай. Ты работаешь с фактами, а я… я охватываю всю картину в целом и осмысливаю ее… философски. Ищу, у кого был мотив и возможность. Удивительно…

– А что вы теперь собираетесь делать? – перебил его Савелий. – Ну с этой… Еленой Разумовой?

– Как что? Коля допросит ее с пристрастием, она и расколется.

– Коля! – воззвал взволнованный Савелий.

– Вы меня уже во как достали! – Коля резанул ребром ладони по горлу. – Все, хватит! Кто-нибудь сегодня будет пить?

– Подожди, Коля! Федор сказал: первая возможность спорная… это про церковное вино. И еще… о чем ты спросил эту девочку, Елену?

– Спорная. Как, по-твоему, Савелий, кто мог отравить церковное вино? Пытаться отравить?

– Ну… наши подозреваемые…

– Я спросил Елену, верит ли она в Бога, и после этого на нее… нашло. Я не утверждаю, что подобный эффект был вызван моим вопросом, возможно – просто совпадение. Но одно знаю наверняка: она никогда не попыталась бы проникнуть в алтарь. Это мог сделать только… безбожник. Но лично я сомневаюсь, что такая попытка имела место – очень сложно, опять-таки бдительные бабульки. Так что я бы рассматривал эту версию исключительно гипотетически. Наливай, Коля!

– За Кузнецова! – сказал Коля. – Я уже замотался каждый день ездить в больницу с последними известиями. И по начальству таскают, а я как-то не привык за старшего. И душа за него болит, хороший он мужик!

Они чокнулись…

Глава 18

Ведьма

– Уважаемый Вячеслав Михайлович, – сказала Ведьма, глядя на меня с непонятным выражением в своих густо-синих глазах, – извините, что позволяю себе судить, но, по-моему, то, что произошло с вами, на выразительном языке блатняков называется кидаловом. Причем классическим. Как игра в наперсток на базаре или национальная лотерея.

– Простите, – отвечал я высокомерно, – «кидалово» – это что?

Она издевательски расхохоталась. Я почувствовал, что краснею, и пожалел, что неосторожно выложил ей свою биографию. Она спросила, и я ответил. Не могу я ответить строго и с достоинством «Не ваше дело!» на приставания любопытных особ дамского пола.