Искажение - Герман Канабеев

правоохранительных органов, не трогающих ее только благодаря щедрым подношениям. Вернувшись в один из дней уставшим и обозленным, Афанасий сорвался на жену, та уставилась в телевизор, где по одному из каналов шло сверхпопулярное телешоу – «Турнир экстрасенсов». «Зачем ты смотришь этот бред, а? – начал разоряться Афанасий. – Может, сама пойдешь поучаствуешь, там таких шарлатанов, как ты, много, может, хоть какой-то толк будет!» Фаина Алексеевна, вместо того чтобы обидеться или заорать на мужа, задумалась и в следующем сезоне шоу оказалась там, куда ее отправил Афанасий.

В том же образе, в каком я увидел ее первый раз, ведунья Фамаида и предстала перед зрителями: саван с капюшоном, трость с набалдашником в форме вороньей головы. В первом испытании, где «экстрасенсам» предлагалось угадать, в багажнике какой машины находится человек, Фамаида театрально бросила на пол перед собой колоду карт и, тихо бормоча страшные заклинания, безошибочно выбрала нужную машину. Известно, что вот таких угадывающих выбирают заранее и говорят им, где искать, но для этого все-таки нужно произвести впечатление на продюсеров и авторов шоу – что-что, а впечатлить Фаина-Фамаида умела. И не только благодаря артистизму, но и внешности. Она действительно смахивала на ведьму. Черные воронова крыла волосы, зеленые глаза вкупе с контактными линзами со змеиными зрачками, общая ее телесная костистость и крючковатость – все это показалось перспективным и многообещающим.

И вот финал. Фамаида получает заветную «синюю руку» победителя, а вместе с ней любовь телезрителей и очередь готовых отдать любые деньги, только бы справиться о судьбе своей у потомственной ведуньи. Статусность ее клиентов после победы в битве экстрасенсов стала такой, что Афанасий начал превращаться в Альфреда еще до того, как они с Фаиной оформили развод. Благосостояние ведуньи росло, Афанасий и предположить не мог, сколько у нее теперь денег. Дом в Счастливцево для Фамаиды купил один из ее спонсоров. Имя, фамилия и лицо этого человека были настолько известны, что его визиты к ведунье могли сказаться на его репутации. А без ее наставлений и предсказаний он обойтись уже не мог никак. Афанасий чувствовал и догадывался, что не только профильные услуги его жены интересуют спонсора, но и в Фаине как в женщине он хочет принимать участие. Жена не стала держать мужа в неведении, за что Афанасий был ей благодарен, а если учитывать, что она не выставила его, а, наоборот, предложила роль Альфреда – дескать, больше ей довериться в новых обстоятельствах некому, а он все-таки человек не чужой, – бывший муж не уставал радоваться такому повороту судьбы.

Каким же образом могли пересечься пути Фаины Алексеевны и моих родителей? Нужно вернуться в школьные годы будущей ведуньи и моей матери. А именно в десятый класс, когда они стали неразлучными подругами. Конечно, старухой, как я подумал при первой встрече, Фамаида не была. Она ровесница моей матери, обеим по тридцать пять лет. А вот Альфред уже седой, потому что на пятнадцать лет старше бывшей жены. Может, если бы мать не вышла за отца, который старше ее лишь на два года, она тоже услышала бы от него когда-нибудь такие слова, благодаря которым достигла успеха и благополучия. Но не срослось. Отец мать любил, потакал и баловал. Наверно, некоторые мужчины даются женщинам только для того, чтобы однажды стать причиной их расцвета, пускай даже так, как в истории Фамаиды и Альфреда, а некоторые, как мой отец, только для того, чтобы они никогда не вылезли из тихого, но губительного болота семейного счастья.

Я вошел в дом вслед за Фамаидой. Плотные шторы совсем не пропускали дневной свет. Комната, где мы оказались, освещалась несколькими лампами с красными плафонами в форме пламени свечи. Под потолком – огромная темного стекла люстра на цепях, как мне показалось, весила она под тонну. В центре – внушительный круглый стол, восемь стульев с резными спинками. Пол застелен ворсистым ковролином. В комнате было глухо, точно в безэховой студии звукозаписи. Запах стоял густой, но приятный: лаванда, сандал, роза, жасмин. Казалось, что в комнате недавно курили или жгли благовония, отчего теперь немного резало глаза. Фамаида, не задерживаясь, пересекла проходную комнату и жестом показала идти за ней. Удивительно было наблюдать, как с каждым шагом женщина будто молодела и распрямлялась; войдя в другую комнату, она театрально сбросила саван. Передо мной стояла стройная ухоженная женщина, выглядящая моложе своих тридцати пяти. Убранство этой комнаты не имело ничего общего с соседней. Ультрасовременное жилище, органичный минимализм: белое, черное, серое.

– Сними шлем, я хочу посмотреть, – приказала Фамаида. Звучало именно как приказ, а не просьба.

Я снял мотоциклетный шлем и распахнул глаз.

– Чудо какое, настоящее чудо. – Она разглядывала меня со всех сторон, не переставая удивляться. – Надо же, как такое вообще?..

У Фамаиды я прожил до конца августа. Замечательное время. Удивительное. Никакого отдыха во время этих летних каникул для меня не планировалось. Когда родители договаривались с Фаиной Алексеевной о моем обучении, она не соглашалась, пока мать не сказала: «Просто давай ты посмотришь на него сначала, а потом скажешь – да или нет». Конечно, когда она увидела мое прекрасное «лицо», тут же поняла, что по большому счету я ей нужен больше, чем она мне. Только представь, Тело, лица клиентов Фамаиды, когда они видели меня. Вся их реальность рушилась, если они и сомневались хоть когда-нибудь в существовании чудес, то их сомнения тут же улетучивались. За лето я должен был научиться вести себя как истинный провидец, медиум и вообще святой. Удивительно, что звание «святой» никак не мешало страждущим просить проклясть врага. Они искренне крестились, когда садились напротив меня за стол и доставали добытые волосы или какой-нибудь предмет гардероба своей жертвы. И уходили, крестясь.

Я встречал посетителей в таком же саване с капюшоном, как у Фамаиды. Сидел молча, держал руки на столе, всем видом показывал, что обитаю сейчас в высших сферах. Когда скидывал капюшон с «головы», некоторые натурально теряли сознание. Я не рассказал Фамаиде о верхних миражах, но пользовался своими десятью секундами из них, что производило колоссальное впечатление и на мою наставницу, и на страждущих. Стоило сказать, как зовут человека, до того, как он представится, или предугадать его следующее движение, а если увижу, как произойдет что-то хоть немного нестандартное, – все, я мог делать с ними что хотел и озвучивать любые суммы подношений. Вот я заметил в миражах, что человек уронит телефон, когда будет садиться за стол, и сказал об этом, вот увидел, как хлопнет дверь от сквозняка, кто-то неловко возьмет стакан с водой и расплещет. Как же мало нужно человеку, чтобы поверить в чудо. Теперь я был