Штука - Владислав Выставной

Некоторые люди здорово умеют производить впечатление.

Когда мы выходили из кафе, какой-то мальчишка, проносясь мимо на роликовой доске, как бы невзначай, хлопнул Хиляка по руке. Уже в автобусе Хиляк разжал ладонь: конечно же, там был микросвиток. Развернул, пробежал взглядом. Сообщил мрачно:

– Чужак еще одного нашего достал. Мертвяк.

– За что?! – охнул я.

– Да все за то же. Знал слишком много и делиться не хотел, – сказал Хиляк, засовывая в рот сигарету. – Чего ты так на меня смотришь? Больше знаешь – меньше живешь. Не думаю, что его убить хотели. Умер от страха, как тот…

Я помнил. И подозревал, что мне рассказывают далеко не всю правду. Возможно, чтобы меня самого не напугать до смерти. Небось, боятся, что я сбегу. И, честно говоря, не напрасно боятся…

– Хватит глазами хлопать! – сказал Хиляк. – У нас дел по горло. Значит, разъясняю ситуацию…

Я все больше убеждался, что Клан – вовсе не рай для слабаков. А для некоторых он превращается в сущий кошмар.

Дело в той крови, что течет по жилам Клана – в жалости. Его оружие, при умелом применении воздействующее на лучшие человеческие чувства, спасающее слабых от тотального уничтожения и облагораживающее сильных, по своей природе является самым настоящим наркотиком.

В этом я уже убедился там, в Доме ребенка, неосторожно сунувшись в Накопитель и получив дозу, чуть не убившую меня наповал.

Я не специалист, но дело выглядит примерно так.

Накопители собирают неочищенную, сырую жалость, которую после отправляют в Обогатитель. Там ее делят на фракции. Вообще-то я до сих пор так и не понял, что она из себя представляет – вещество или какое-то излучение. В этой алхимии сам черт ногу сломит. Но суть от того не меняется.

Собственно, самой ценной и редкой фракцией является Жалость-к-Ближнему, или «тип А», как ее называют. Основную же массу составляет Жалость-к-Себе, или «тип Б». Это неудивительно: себя, любимых, мы жалеем гораздо чаще, чем всех остальных. Собственного говоря, многие вообще не испытывают жалости «типа А». Кроме жалости «типа А и Б» есть еще множество сорных примесей совершенно разных, отдельных типов жалости: от жалости к бездомным животным до жалости к пропавшим от инфляции накоплениям. Все сорные виды представляют интерес, разве что для исследователей. Клану нет до них дела.

Но вот жалость «типа Б» в повышенной концентрации вызывает стойкую зависимость и может низвести человека до самого скотского состояния. Собственно, как и любой наркотик.

Это и есть «жижа». Формально считается, что ее уничтожают в процессе производства. Возможно, в нашей ветви Клана так и делается. Но из-за границы, смеясь над незадачливыми таможенниками и спецслужбами, жижа течет рекой.

Она дает последнюю радость самым сломленным, отчаявшимся, конченным слабакам. И они забываются, тонут в бесконечных, сладостных потоках жалости-к-самим-себе, «самым обездоленным и несчастным людям на земле». Сильные не поймут этой мазохистской радости – искупаться в собственном унижении. Все слабаки проходят через унижение, но, говорят, жижа делает с человеком просто невообразимые вещи…

Клан даже не пытается бороться с распространением жижи. Вся эта возня не для слабаков. Попавших в зависимость «подсевших» или «торчков» просто сбрасывают, как змея свою кожу – все по тому же «правилу ящерицы». И Крысы прекрасно зарабатывают на несчастных, не боясь преследования со стороны властей.

Ну, скажите, кто может помешать кому-то кого-то жалеть? Зачем это нужно? «Бред сумасшедшего», сказали бы сильные.

Даже если бы знали правду…

– Смотри, Близнец, – сказал Хиляк. – Это твое оружие. Вообще-то на него нужен специальный ордер. Но у нас с тобой вроде как чрезвычайные полномочия…

Хиляк водил у меня перед носом массивной металлической авторучкой. Ручка, как ручка, ничего особенного. Правда, немного отдавала конверсионной продукцией. Такие сувениры были популярны в конце Перестройки.

Крот сосредоточенно копался в блокноте. Водила дремал, обняв распозающийся баян. Вполне мирная картина.

И отчего мне так неуютно?

– Это – точечник, – объяснял Хиляк. – Разновидность рассеивателя. Направлено бьет концентратом «типа А». В течение нескольких секунд жертва теряет адекватность и испытывает к окружающим исключительно теплые чувства. Это значит, что тебя не убьют стразу, и появится хоть какая-то возможность смыться. В любом случае – это чисто оборонительная вещь…

– Замечательно, – говорю, – а нет опасности, что изнасилуют от большой любви?

– Очень смешно, Близнец. Ничего не могу тебе гарантировать. Смотри сюда: точечник держишь вертикально, скобой к себе. Направляешь на цель, щелкаешь, как обыкновенной ручкой. Не перепутай!

– Да… – пробормотал я, осторожно беря в руки ручку. – Не то возлюблю врагов своих…

– Вот именно! Луч достаточно широкий, может захватить двоих-троих. В стержне три заряда. Помни: есть такие ядреные анималы, которых одним зарядом не прошибешь. Вот тебе запасной стержень.

– Один?

– Не помню случая, чтобы кому-то потребовалось больше. Не успеешь ни перезарядить, ни израсходовать. Это на крайний случай. Твоя задача не авторучками щелкать, а найти чужака. Дальше уже не твоя забота… Ладно, теперь о конкретных действиях. Крот, что у нас с покупателями?

– Два варианта, – сказал Крот, отрываясь от записей. – Либо торгаши, либо «Тихая Гавань»… Послал гонца к Морфею, жду.

– Что за «Тихая Гавань»? – спросил я.

– Притон торчков, – ответил Крот. – Жижа там просто рекой течет…

– А сами там бывали? – спросил я.

Крот и Хиляк уставились на меня такими взглядами, что я быстро пробормотал:

– Простите ребята, ничего такого не имел в виду. Может, в оперативных целях…

– Туда нельзя даже в оперативных целях, – медленно сказал Хиляк. – Жижа затягивает мгновенно. Уже столько людей сгинуло…

– А что, если, все-таки, придется туда идти?

– И думать забудь. Возникнет такая опасность – сбежишь. В случае чего, воспользуешься точечником.

В стекло автобуса постучали.

Баян вздрогнул и прохрипел сонно:

– Открыто!

Двери действительно нараспашку. В них сунулась любопытная мальчишеская физиономия.

– Почта! – гонец помотал над головой костлявым кулаком.

– Давай сюда, – Крот принял у мальчишки маленький свиток, и гонец исчез. Крот долго вчитывался в послание, хмурился и качал головой.

– Ну, что там? – нетерпеливо крикнул Хиляк. – «Гавань»? Торгаши?

– Ни то, ни другое, – покачал головой Крот. – Какой-то «Омут»…

– Что?

– «Омут», говорю… Еле разобрал каракули этого Морфея… Точно – «Омут».

– Никогда не слышал. Говорил руководству: надо отслеживать пути жижи, боком она нам выйдет! – Хиляк нервно поправил шляпу. – И Крысы… Что мы вообще знаем про них? Одни только слухи…

– Ты же знаешь политику Клана, – пожал плечами Крот.

– Еще бы, – отмахнулся Хиляк. – «Ничего не вижу, ничего не слышу, никому ничего не скажу…» Сколько раз уже вносил предложение…

– И только врагов нажил. Зачем менять устоявшееся положение вещей? Сотни лет ничего не менялось – и тут объявился умник…

– Да затем, что сейчас год за десять идет! – хмуро сказал Хиляк. – Когда последний раз анималы совали нос в дела Клана?

– Не помню…

– Вот и я не помню. А теперь мы им понадобились! Что-то меняется в этом мире, ты не находишь? А разве мы не должны меняться вместе с ним?..

Смотрю я на этих двоих, и не очень понимаю, к чему все эти разговоры. Меня собираются окунуть с головой в какую-то непонятную «жижу», мне валидол впору пить, а они философские беседы ведут!

Тихонько достал из сумки Клоуна. Посмотрел в маленькое злое лицо. Не люблю я его, но сейчас, перед походом в неизвестность, он казался мне чуть ли не братом родным. Наверное, так и появляется зависимость от этого монстра: когда знаешь, что у него на все найдется ответ. Пусть даже и неправильный.

Хиляк как-то обмолвился, что Клоун – тоже порождение бесконечной эксплуатации жалости. Кто-то здорово проливал слезы по маленькой тряпичной кукле – и она обрела душу… Странно, но у нас на родине отчего-то высшим проявлением любви всегда была жалость. Хорошо это или плохо? Знает, наверное, только эта странная кукла…

– Близнец, ты готов?

Я вздрогнул. Наверное, никогда не буду готов. Все эти шпионские страсти не для меня. Одно утешает: Крысы тоже слабаки – только отбившиеся от Клана и создавшие свой собственный, криминальный мирок. Смешно: но больше всего на свете Крысы боятся настоящих бандитов.

Одного из них предстоит сыграть мне…

Крот и Хиляк придирчиво осмотрели меня. Я должен соответствовать образу.

– Вроде ничего, – сказал Крот. – Ну-ка, сделай морду кирпичом…

Я сделал.

– Гениально! – похвалил Хиляк. – Не зря я тогда поймал тебя за шкирку. Очень убедительно!

– Не хватает чего-то… – раздался неожиданный голос.