Всемирная история. Османская империя - Евлоев Роман

Сам Бедреддин в это время перебрался в Валахию, где рассчитывал заручиться поддержкой Мирчи Старого. Оказанные ему господарем почести не обманули шейха. Не медля ни дня, он переправился через Дунай и укрылся в чащах Дели Ормана («Дикого леса»), где объявил себя Махди (мессией) и начал вербовать сторонников. Бедреддин учел ошибки своих учеников и обращался теперь не к одному лишь простому народу, но и к местной знати, в особенности к бывшим сторонникам принца Мусы. Шейху удалось собрать несколько тысяч человек, но им недоставало фанатичной решимости измирских единомышленников, и в первом же сражении близ Стара-Загоры войска Баязида-паши наголову разбили повстанцев. Бедреддин опять ускользнул от погони, но ненадолго – новые адепты, разуверившись в победе движения, выдали шейха великому визирю…

Чтобы не превращать плененного шейха в мученика, Мехмед I не допустил бессудной казни смутьяна. Духовный трибунал во главе с авторитетным кади Хайдаром Гератским в декабре 1416 года приговорил Бедреддина к повешению на рыночной площади. Имущество казненного, однако, не конфисковали в пользу казны, а передали наследникам, как и его тело. Султан дозволил захоронить шейха со всеми соответствующими его сану почестями – Мехмед I Челеби умел проявить благородство по отношению к побежденным. Суровой кары избежали и многие знатные последователи Бедреддина. Один из них, Мехмед Шамсуддин Фенари, даже получил впоследствии титул шейх-уль-ислам[59]. Подобное «милосердие» объясняется традиционном для династии Османов подходом к кадровой политике: выгоднее купить верность вчерашнего противника назначением на высокую государственную должность, чем добивать уже поверженного врага, рискуя стать объектом мести его семьи и сторонников.

Весной 1421 года во время султанской охоты Мехмед I упал с лошади и получил серьезные травмы. После месяца тяжелой болезни придворные лекари были вынуждены констатировать, что полученные увечья вскорости сведут османского владыку в могилу… Перед Мехмедом встал вопрос о престолонаследии. Лаоник Халкокондил утверждал, что султан якобы намеревался разделить свое с таким трудом воссозданное государство между сыновьями: Мурад получил бы в управление европейскую часть империи, а Кучук Мустафа («младший» Мустафа) царствовал бы в Анатолии. Еще удивительнее сообщение историка Дуки о том, что Мехмед велел отослать младших принцев Юсуфа и Махмуда в Константинополь под защиту императора Мануила: то ли чтобы таким образом уберечь своего наследника Мурада от притязаний его дяди Мустафы, то ли, наоборот, в надежде спасти их от коварства старшего брата.

Мехмед I Челеби скончался 26 мая 1421 года, но даже смерть не освободила его от службы на благо государства. Дабы не спровоцировать новой гражданской войны, великий визирь приказал скрывать кончину султана до коронации срочно призванного из Амасьи принца Мурада. Путешествие наследника заняло долгие полтора месяца… В ожидании нового султана правительство решило успокоить встревоженную слухами армию пышным военным смотром. Труп Мехмеда I тщательно забальзамировали, облачили в парадный кафтан и высокий тюрбан. Целый день мертвый султан простоял у дворцового окна, якобы милостиво помахивая рукой маршировавшим мимо османским солдатам…

Мурад II. Человек, воспитавший Дракулу

Пока мертвый султан принимал в столице военный парад, над его осиротевшей державой замаячил по-настоящему кошмарный призрак еще не позабытой османами гражданской войны. Семнадцатилетний Мурад II, опоясанный мечом пророка в Бурсе, не обладал ни достаточным жизненным опытом, ни личным авторитетом, чтобы уверенно наследовать своему отцу. Неискушенностью юного султана не преминули воспользоваться византийцы. Напрасно Мануил II давал сыну такие наставления: «Монарху нашего времени подобает не смелость, но сдержанность и осторожность, сообразующаяся со средствами», а также указывал на то, что даже шаткий мир с турками предпочтительнее любых рискованных интриг.

Иоанн был полон амбиций и считал вмешательство Константинополя во внутренние дела воинственных соседей единственным средством улучшить положение Византии. По сообщению историка Дуки, престарелый император в конце концов устранился от решения этого вопроса. «Делай как хочешь, сын мой, – объявил он Иоанну, – ибо я дряхл и слаб и близок к смерти, а царство и дела его я передал тебе. Поступай как знаешь».

Справедливости ради следует отметить, что Иоанн хотя бы частично внял предупреждениям своего царственного родителя. Он постарался обезопасить империю, потребовав от османского правительства – якобы во исполнение последней воли Мехмеда I – прислать в Константинополь в качестве заложников двух младших сыновей покойного султана. В противном случае Иоанн VIII грозился выпустить из заключения дядю Мурада II, что неизбежно привело бы к новому этапу борьбы за власть внутри дома Османов. Когда же великий визирь турецкой державы Баязид-паша ответил недвусмысленным отказом: «Недостойно и несовместимо с законом Пророка, чтобы дети правоверного государя воспитывались гяурами!» – империя действительно освободила Дюзме-Мустафу[60], снабдив его войсками и золотом.

Самому Баязиду-паше его принципиальность стоила головы. Армия под его командованием встретила самозванца на пути к столице, но Мустафе удалось переманить правительственных солдат на свою сторону демонстрацией шрамов, якобы полученных им в Ангорской битве двадцать лет назад. Законность требований претендента поддержали и многие приграничные османские магнаты, в том числе весьма влиятельные потомки знаменитого Эвренос-бея. Не встретив особого сопротивления, Мустафа занял Эдирне, где начал издавать указы и чеканить собственную монету. Византийцы могли бы торжествовать, но… Радость Иоанна Палеолога от успешного воплощения его планов омрачил высокомерный отказ Мустафы оплатить помощь империи возвратом ей Галлипольского полуострова: «Все турки говорят, что наша надежда – на Галлиполи, и мы никак не можем отдать его». Возмущенные послания греков Дюзме-Мустафа попросту проигнорировал – чего стоит уже оказанная услуга?

В конце 1421 года этот авантюрист, окрыленный успехом, вторгся в Анатолию. Там, на исконно османских землях, удача покинула его. Никто из авторитетных племенных вождей, знававших Мустафу в прошлом, не спешил признавать в претенденте на трон сына Баязида. Отнять же у «племянника» власть силой Мустафа не сумел. Армии двух турецких султанов встретились к северо-западу от Бурсы, на реке Нилюфер, мост через которую загодя разрушили по приказу юного Мурада. Маневры его войска заставили самозванца поверить, что противник собирается обойти близлежащее озеро и ударить с фланга, но в действительности солдаты Мурада быстро восстановили переправу и атаковали с тыла. Мустафа не стал дожидаться разгрома и скрылся, преследуемый победителем буквально по пятам. Напрасно самозванец убеждал Галлипольский гарнизон воспрепятствовать высадке войск Мурада в Европе. Вчерашние союзники отвернулись от него и отреклись от всех своих заявлений – чего стоят посулы побежденного беглеца?

Пока Мурад II на генуэзских кораблях переправлялся через пролив, Мустафа добрался до Эдирне и даже успел вывезти оттуда султанскую казну, но был схвачен по дороге в Валахию и повешен, словно обычный преступник. Способом казни законный султан Мурад II подчеркнул, что самозванец не имеет к династии Османов ни малейшего отношения… Разобравшись с «дядей», юный правитель обратил свой гнев на его сторонников. В первую очередь – на Византию.

10 июня 1422 года десятитысячный турецкий авангард появился под стенами Константинополя. В короткие сроки османы огородили имперскую столицу частоколом и приступили к строительству передвижных осадных башен – с обитыми железом колесами, с толстыми свинцовыми крышами и подъемными мостами они представляли собой серьезную угрозу городским укреплениям. Еще более пугающим новшеством стала впервые примененная турками осадная артиллерия, которую обслуживали наемные германские канониры. Вступать с перепуганным императором Иоанном VIII в переговоры султан отказался, заявив, что собирается покарать его за злые умыслы и беспричинную враждебность к законному повелителю османов. В качестве подтверждения серьезности своих намерений он повелел заковать греческих апокрисиариев[61], среди которых был и Димитрий Кантакузин, главный архитектор византийской интриги с Мустафой, в цепи.