Флибустьеры - Хосе Рисаль

- Ох, помилуйте, отец Фернандес!

Нет, нет! Отец Сибила мог все стерпеть, но только не это! Ставить ему в пример иезуитов! Он побледнел и дрожащим от возмущения голосом обрушил на отца Фернандеса град язвительных упреков"

- Уж лучше подражать францисканцам... кому угодно, но не иезуитам! негодуя, заключил он.

- Полноте, полноте!

- Просто срам слушать такое!

Разгорелся спор, в котором все приняли участие, позабыв о присутствии генерал-губернатора: все говорили разом, кричали, не слушая и не понимая один другого.

Бен-Саиб сцепился с отцом Каморрой, оба размахивали кулаками, один что-то говорил о грубиянах, другой - о чернильных душах; отец Сибила ссылался на капитул, а отец Фернандес - на "Сумму" святого Фомы *. Но тут появился приходский священник города Лос-Баньос с известием, что кушать подано.

Его превосходительство поднялся и тем прекратил спор.

- Что ж, господа! - молвил он. - Сегодня мы трудились, как негры, а ведь теперь - вакации! Кто-то сказал, что серьезные дела надо решать за десертом. Я с этим вполне согласен.

- Как бы не расстроилось пищеварение! - заметил секретарь, намекая на чрезмерный пыл спорщиков.

- Тогда отложим дискуссию на завтра. - Все встали.

- Мой генерал, - пробормотал важный сановник. - Тут пришла дочь этого кабесанга Талеса, просит отпустить ее больного дедушку. Его взяли вместо сына...

Губернатор взглянул на него с досадой и провел ладонью по высокому челу.

- Карамба! И поесть спокойно не дадут!

- Она уже третий день ходит, бедняжка...

- Ах, дьявольщина! - вскричал отец Каморра. - А я-то все думаю: что бишь мне надо сказать генералу?

Ведь за этим я и пришел... Ваше превосходительство, не откажите этой девушке!

Генерал почесал за ухом.

- Ладно! - сказал он. - Секретарь, дайте ваписку лейтенанту гражданской гвардии. Освободим старика!

Пусть никто не сомневается в нашем благоволении и милосердии!

И он многозначительно посмотрел на Бен-Саиба. Журналист понимающе кивнул.

XII

ПЛАСИДО ПЕНИТЕНТЕ

Неохотно, чуть не плача, шагал Пласидо Пеиитенте по Эскольте, направляясь в университет святого Фомы.

И недели еще не минуло, как он приехал из дому, а уже дважды писал матери, умоляя разрешить ему оставить учение и поступить на службу. Мать отвечала, что надо потерпеть, пока он получит хотя бы степень бакалавра искусств, - обидно бросать учение, после того как и он и она за четыре года вошли в такие расходы и принесли столько жертв.

Как же случилось, что Пенитенте, одному из самых прилежных учеников славной коллегии в Танаване, возглавляемой отцом Валерио, занятия стали в тягость? Пенитенте слыл отличным латинистом и искусным спорщиком, то есть мастером запутать или распутать любой, самый простой и самый сложный вопрос. В родном городке восхищались его способностями, и тамошний священник, встревоженный такой славой, уже величал его "флибустьером" верный признак, что юноша не был ни глупцом, ни тупицей. Друзья Пенитенте никак не могли понять, почему ему вдруг захотелось уйти из университета и бросить занятия: за девушками он не волочился, игроком не был - в хункиан и то не играл и лишь изредка отваживался на ревесино, поучениям монахов не верил, насмехался над "Танданг Басио", всегда был при деньгах, одевался щеголем - и все же в университет ходил неохотно и на книги смотрел с отвращением.

На мосту Испании *, который обязан этой стране только названием, ибо все его части, до последнего гвоздя, ввезены из других стран. Пласидо повстречался с вереницей юношей, спешивших в Старый город, в свои коллегии.

Одни были в европейских костюмах, шагали быстро, несли много книг, тетрадей и, видно, на ходу обдумывали урок или сочинение - это были воспитанники Атенео.

Питомцы коллегии Сан-Хуан-де-Летран, почти все одетые по-филиппински, шли гурьбой и книг несли меньше. Студенты университета выделялись щегольскими, изящными костюмами, двигались не спеша, многие вместо книг держали в руках трость. Учащаяся молодежь на Филиппинах не шумлива и не буйна: лица у всех невеселые, и, глядя на этих юношей, понимаешь, что у них нет светлых надежд, нет счастливого будущего. В этой процессии время от времени мелькали красочным, радостным пятном яркие платья учениц муниципальной школы, идущих в сопровождении служанок. Но и тут не слышно было ни смеха, ни шуток, а о песнях или проказах и говорить нечего; разве что младшие повздорят или подерутся. Старшие же шествовали важно и чинно как немецкие студенты.

Пласидо шел по проспекту Магеллана и уже приближался к проходу - прежде там были ворота святого Доминика, - как вдруг кто-то хлопнул его по плечу. Юноша с досадой обернулся.

- Эй, Пенитенте, послушай!

Это был его соученик Хуанито Пелаэс, подлиза и любимчик преподавателей, редкостный хитрец и озорник с глазами и усмешкой шута. Отец Хуанито, богатый метис, державший торговое заведение в одном из предместий Манилы, души не чаял в сыне и мечтал видеть его выдающимся человеком. А сынок и в самом деле отличался: его проказам не было числа, при этом Хуанито, сыграв с кемнибудь злую шутку, имел обыкновение прятаться за спины товарищей так что у него даже образовался заметный горбик, который словно бы увеличивался, когда Хуанито хихикал, радуясь своей очередной проделке.

- Ну, как развлекался, Пенитенте? - спросил он, крепко хлопая товарища по плечу.

- Так себе, - процедил сквозь зубы Пенитенте. - А ты?

- Я - чудесно! Представь, священник из Тиани пригласил меня на каникулы к себе, ну я и поехал... Да ты ведь знаешь отца Каморру? Он из либеральных, человек простецкий, прямой, душа нараспашку, вроде отца Пако...

Девчонки там были премиленькие, вот мы с ним и задавали концерты - он на гитаре тренькал, я на скрипке подыгрывал... Уж поверь, веселились на славу - во всех домах побывали!

Тут он прошептал на ухо Пласидо несколько слов и расхохотался. Заметив недоверчивый взгляд приятеля, Хуанито прибавил:

- Хочешь, побожусь? Ведь им деваться-то некуда, священник всемогущ. Если отец, муж или брат мешают, он отправит их куда подальше, и все в порядке! И все же одну дуру мы встретили, она, кажется, невеста Басилио.

Знаешь его? Вот болван! Выбрать в невесты девку, которая по-испански ни словечка не знает и за душой у нее ни гроша - в прислугах живет! Дикая пе подступись, но хороша... Отец Каморра как-то ночью отколотил палкой двух пентюхов за то, что устроили ей серенаду. Чуть их не убил! А она по-прежнему дичится! Да не отвертится, дудки, пойдет по той же дорожке, что и все!

Хуанито Пелаэс прямо покатывался от хохота, словно все это было невероятно забавно. Пласидо смотрел на него исподлобья.

- Слушай, а что вчера объяснял преподаватель? - спросил Хуанито, вспомнив наконец о занятиях,

- Вчера мы не учились.

- Вот как! А позавчера?

- Да ты что? Ведь был четверг!

- Верно! Какой я дурень! Знаешь, Пласидо, я чтв-то стал глупеть! А в среду?

- В среду? Постой-ка... В среду шел дождь,

- Чудесно! А во вторник?

- Во вторник был день рождения профессора, мы ходили его поздравлять, понесли букет цветов, был оркестр, подарки...

- Ах, черт! - поморщился Хуанито. - А я и запамятовал. Вот дурень-то! Слушай, а он обо мне спрашивал?

Пенитенте пожал плечами.

- Не знаю... Но ему вручили список поздравлявших.

- Ах, черт!.. Ну, а в понедельник что было?

- Понедельник был первый день занятий, профессор проверил список и задал урок о зеркалах. Вот, смотри, от сих и до сих выучить на память, слово в слово... Этот параграф пропустить, и еще вот этот!

Он водил пальцем по страницам "Физики" Рамоса, показывая, что задано, как вдруг книжка взлетела в воздух - это Хуанито ударил его по руке снизу вверх.

- Хватит, плюнь ты на уроки, давай устроим себе "мостик"!

"Мостиком" манильские студенты называют день между двумя праздниками. По желанию студентов его тоже объявляют праздничным.

- Ну, знаешь, ты и вправду совсем одурел! - разъярился Пласидо и бросился подбирать книгу и листки бумаги.

- Давай устроим себе "мостик"! - твердил свое Хуанито.

Пласидо не соглашался; из-за них двоих занятия для полутораста учащихся не отменят, и если они не явятся - может здорово влететь. Он помнил, ценой каких хлопот и лишений мать содержала его в Маниле, отказывая себе во всем.

В это время они прошли ворота святого Доминика.

- Да, вспомнил! - воскликнул вдруг Хуанито, глядя на площадь перед бывшим зданием таможни. - Ты знаешь, мне поручили собирать взносы?

- Какие взносы?

- А на памятник!

- На какой памятник?

- Ха, он не знает! Отцу Валтасару!

- Что еще за отец Валтасар?

- Вот болван! Доминиканец один! Потому святые отцы и просят помощи у учащихся. Ну, гони три-четыре песо, пусть знают, что мы не скупимся! Не то еще, упаси бог, скажут, что им пришлось выложить на памятник из своего кармана. Ну же, дружок Пласидо, деньги эти не пропадут зря!

Хуанито многозначительно подмигнул.