Лягушка (Повесть и рассказы) - Лариса Евгеньева

Надежда отчего-то все чаще думала о неизвестном хозяине. Какой-то старик, даже голоса она его не помнит. Он бы порадовался за Барыню, если бы знал: у них Барыне было хорошо. Даже слишком хорошо. И уже не похоже было, что она тоскует по прежнему хозяину. Шерсть у Барыни лоснилась и блестела, спина округлилась, даже походка изменилась — неспешная, вперевалочку, с ленцой. «Само собой, — заметила как-то на эту тему Никитишна-мамаша, — достаток всех меняет к лучшему». А вот Надежда теперь не была уверена: к лучшему ли? Что-то в ней зрело, какое-то решение… Пожалуй, и не решение даже, а пока всего лишь несогласие, глухое раздражение, постоянное чувство какого-то неудобства. Словно от занозы. Ее раздражало именно то, что так умиляло Петуха и Нашу. Мыслимое ли дело злиться на собачонку за то, что той так у них хорошо, что она к ним привыкла, не воет и не мечется, надрывая им сердце своим неприкаянным и жалким видом?

Барыня стояла перед Надеждой с тапкой в зубах, и неважно, что тапок был Петухов. «Главное — желание услужить, не так ли?» — говорили смышленые Барынины глаза.

— А ведь ты предательница — понятно? — сказала Надежда, глядя в глаза собачонке, но та пуще прежнего заработала хвостом. — Видеть тебя не желаю.

Вот так Надежда оказалась возле этого дома. Как раз таким она его и представляла: старой постройки, с выщербленными ступенями, без лифта, пропитанный запахом пережаренного лука и ненавистной Надежде вареной капусты. Надежда поднялась на второй этаж и нажала кнопку звонка восьмой квартиры.

Она была совершенно спокойна. Фразу, с которой она начнет разговор, Надежда приготовила заранее. Сначала, конечно, поздороваться. А уже затем без лишних слов: «Я по объявлению насчет собаки. К нам приблудилась плохо стриженная болонка с очень смышлеными глазами, а потом я увидела ваше объявление. Возможно, это та самая собака». Именно «возможно» — так будет гораздо натуральнее. Может, та, может, и не та, а ее дело сторона. А если старикашка спросит, не ты ли, мол, девочка, хулигански мне звонила, сделать круглые глаза и вид совершенно ни при чем.

Однако она жмет на звонок уже третий раз, держит палец долго, не отпуская, а за дверью ни шороха, ни скрипа. И Надежда позвонила в соседнюю квартиру.

— Нет у нас макулатуры, — неприветливо буркнула выглянувшая женщина и хотела закрыть дверь.

— Я не за макулатурой! Меня интересует ваш сосед из восьмой квартиры. Вы не знаете, он не уехал куда-нибудь?

— Не знаю.

Женщина не намерена была продолжать разговор, но и Надежда не намерена была сдаваться.

— Дело в том, — сказала она, — изобразив самую очаровательную свою улыбку, — что я нашла песика вашего соседа. Товарищ пенсионер будет очень рад. Вы ведь знаете эту историю?

— Не знаю я никакой истории.

То ли Надеждина улыбка не понравилась женщине, то ли у нее вообще было плохое настроение, то ли еще что, но вид у нее сделался еще более раздраженным. Надежда заторопилась:

— Ваш сосед потерял песика, то есть собачку…

— И слава богу, — перебила ее женщина. — Тявчит тут день и ночь.

— А я нашла… — И дальше Надежда затараторила без продыха, чтобы успеть все сказать этой тетке, которая каждую минуту могла захлопнуть дверь: — Теперь вот я звоню, а товарища пенсионера нет, и я понятия не имею, где он, может, уехал, а может, просто в гости пошел, и что делать с собачкой, я не знаю, потому что через три дня у нас весенние каникулы, и я уезжаю на соревнования, а мне хотелось обрадовать товарища пенсионера, наверное, он ужасно переживает, и вот я хотела вас попросить…

Надежда с разбегу остановилась. Ей просто не хватило воздуха, но дело было даже не в этом. «Попросить? Кого попросить? — подумала она, глядя в пустые глаза тетки. — Эту? Нашла кого просить!»

— Ладно, замяли, — сказала она и хотела идти.

— Слышь, ты, — сказала женщина, тряся отвисшими щеками, — собачку эту паршивую лучше сразу живодеру отдай! Явилась не запылилась! Я из-за этой шавки здоровье себе угробила, я человек с нервами, с давлением! Я буду в газету писать! Я буду в суд жа…

Тетка на полуслове хряснула дверью, но даже и оттуда доносился ее крик.

Еще в самом начале разговора слегка приоткрылась на цепочке дверь пятой квартиры, и так было все время, но Надежда как-то забыла об этом. И вот теперь дверь осторожно открылась, и выглянула девчонка с перевязанным горлом, востролицая, со шныряющими глазами и розовым, словно принюхивающимся носиком — короче, из тех, кого терпеть не могла Надежда. Типичная ябеда. Девчонка поманила Надежду пальцем и шепнула:

— Его «скорая» увезла. Его часто «скорая» забирает, у него сердце.

— А когда? — тоже шепотом спросила Надежда.

— Сейчас… — Девчонка принялась подсчитывать на пальцах. — Значит, я три дня с ангиной… а перед этим сочинение было… а еще перед этим контрольная, и я не пошла… Пять дней назад. Точно! Я дома осталась и видела.

— Ясно. — Больше Надежде здесь нечего было делать.

— А что ты хотела ее попросить? Ну, ты сказала: «И вот я хотела вас попросить…» Ой, это такая грымза!

— Да так… Я уезжаю на все каникулы и подумала: может, оставить собаку у соседей?.. Он вернется домой — а она его уже ждет.

— Я бы взяла Барыню, — вздохнула девчонка, — только мамка не захочет.

— А вдруг захочет?

— Не захочет. Я знаю. У нас ковры на полу дорогие и вообще…

— Ладно, — сказала Надежда и пошла вниз. — Пока.

— А тебя как зовут? — крикнула девчонка.

— На… Надя.

— А меня Тося! Надя, ты мне свой телефон оставь, если есть! Я буду следить, когда Серафим Петрович вернется!

— Есть телефон, — возвращаясь, сказала Надежда.

Тося позвонила через три дня, именно в тот самый день, когда Надежда уезжала на соревнования, и в ту самую минуту, когда Наша, положив наверх теплую Надеждину кофту, закрыла замок клетчатой дорожной сумки. До поезда оставалось два с половиной часа.

— В общем, он только что вернулся! — Писклявый-преписклявый Тосин голос показался Надежде самым милым изо всех девчачьих голосов. — Я ему ничего про Барыню не говорила, чтобы получился сюрприз, да? Я правильно сделала?

— Молодец, — сказала Надежда, надела куртку и взяла Барыню на поводок.

— Прогуляешь? — спросил Петух. — Только по-быстрому.

Надежда не стала говорить ни «да», ни «нет». Наверное, они поймут ее, когда обо всем узнают. Они всегда ее понимали. А Наша будет плакать: жалко.

Они проехали четыре остановки на трамвае, а когда вышли, Барыня сразу натянула поводок и стала тянуть все сильнее и сильнее. Надежда не представляла, что в этой маленькой собаке так много силы. Теперь Надежда мчалась за Барыней, стараясь лишь не выпускать из рук поводок. Однажды Надежда видела в фильме, как неслись по следу шпиона пограничник с овчаркой; приблизительно так, сломя голову, не разбирая дороги, шлепая по подтаявшему снегу, летели и они с Барыней. Ну и парочка! Надежду рассмешило это на миг — но только на миг.

Потому что из-за поворота встал тот самый кирпичный дом, раскрытая настежь черная дыра подъезда втянула их с Барыней, ступеньки лестницы отозвались торопливым равнодушным стуком, а у дверей восьмой квартиры их уже ждал пестрый коврик с вытертым ворсом, которого не было в прошлый раз.

— Хозяин вернулся, — сказала Надежда.

Бока у Барыни ходили ходуном, дрожащий розовый язык свисал из пасти. Надежда, нагнувшись, отцепила от ошейника поводок и, не давая себе ни секунды подумать, нажала звонок. Ей показалось, что она держала палец на кнопке целую вечность, однако в тот самый миг, когда дверь вот-вот должна была распахнуться, Надежда бросилась вниз. И уже вдогонку ей донесся звук открывшейся двери, радостный и одновременно жалобный Барынин визг и глухой старческий голос, что-то взволнованно и неразборчиво говоривший.

Возвращалась Надежда пешком. И только лишь увидев сквозь пелену слез такси у дома и рядом Нашу с клетчатой сумкой и марширующего взад-вперед Петуха, она вспомнила: поезд!

«Жизнь продолжается», — сказала Надежда себе самой, а улица все расплывалась, и расплывался зеленый огонек.

Витя-Шушера и автомобиль

Витя-Шушера выиграл двадцать четвертую «Волгу».

С этой самой минуты все-все изменилось в Витиной жизни! Но ведь нужно объяснить, какая она была раньше, Витина жизнь. Маленькая деталь: когда в классе писали сочинение на тему «Моя мечта», Витя-Шушера написал: «Моя мечта чтобы меня навсегда забрали из интерната и чтобы Алик попал под машину. Насовсем».

И получил кол. Жалкая его писанина была крест-накрест перечеркнута двумя жирными красными чертами, а внизу написано: «Это не сочинение!!» Даже высокие и четкие каллиграфические буквы имели ужасно возмущенный вид, а о двух восклицательных знаках в конце и говорить не приходится. На следующем уроке учительница спросила у Вити правило о префиксах, и Витя закономерно получил пару; через урок она снова его спросила, и Витя, наконец, получил четыре. Учительница не спросила лишь об одном: почему Витя написал такое сочинение?