Травля (сборник) - Саша Филипенко

«Браво!» – крикнул я, и вслед за мной это словечко повторили несколько заслуженных старперов. Смущенный Пятый оглядел зал, и Агата, конечно, попалась ему на глаза. Они уехали вместе, как и после ресторана, и в тот вечер мы сняли недостающие кадры. На всякий случай. Настало время знакомиться. Лично.

пауза

Реприза

Третий крупный раздел формы.

Остается только надеяться, что вы к нему готовы…

Мы можем переходить к кульминации. Детство, школа, смерть отца. Переезд в новый двор, работа, жена. Мы добрались сюда, к высшей точке. Пик сонаты, верх напряжения.

Еще в понедельник мы наивно полагали, что все закончится хорошо. Вернее, нет, не так. Я, если честно, не очень-то и задумывался о последствиях. Будь что будет, думал я. Жена будто бы начинала вновь разговаривать со мной. Мне даже показалось, что она собирается помириться. Я думал, что мы закончим с Пятым, и я вернусь в Петербург.

План был такой: Кало лично встретится с Пятым и все объяснит. Расскажет о наличии пленки, возможно, покажет отрывки и, в конце концов, предложит покинуть страну. План всем понравился. Возражений не было. Дядя Володя дал добро. Я верил в эту историю. Честно верил. Мы предлагали измученному, загнанному в угол человеку хорошее разрешение, но…

Чернушка подсел к журналисту в «Хороших временах». Сказал, что есть разговор. Пятый ответил, что не желает ни с кем беседовать.

– Устали от музыки? Все-таки большой срок.

– Что вам нужно?

– Хочу вам помочь.

– Это как же?

– Я знаю, как сделать вашу жизнь спокойной.

– Что вы имеете в виду?

– Я знаю, кто душит вас.

Пятый оживился.

– И кто же?

– Я не могу вам сказать. Не вправе. Не для того здесь.

– А если я сейчас… – Антон попытался взять Кало за воротник, но чернушка, незаметно для посетителей ресторана, но оттого не менее чувствительно, двинул журналисту в бок.

– Сидите спокойно и слушайте меня! Вы должны уехать! Немедленно!

– А если не уеду, что? – пытаясь восстановить дыхание, спросил Антон.

– Будет плохо.

– Хуже, чем сейчас?

– Бросьте! Мы и не думали, что вы окажетесь таким слабаком! Все, что происходило до этого момента, – цветочки. Вы не представляете, как мы поимеем вас!

– А не пошли бы вы нахер, а?

– Легко! Только это вряд ли поможет вам. Послушайте, эта ситуация никому не нужна. Вам неприятно – нам неприятно. Все замучились…

– Замучились?

– Не мое дело подбирать слова. Все устали. И вы, и мы. Очевидно одно: есть досадная история, и все хотят ее разрешить.

– Вы сейчас все это серьезно? Мрази!

– Антон, любезный, следите за языком! Я вас не оскорблял, и я здесь, так сказать, для вашей же пользы.

– Что?

– Дело худо. Людей, которые могли бы вступиться за вас, – нет. Поверьте, то, что мы предлагаем вам, – жест доброй воли. Мы хотим решить вопрос по-хорошему.

– По-хорошему? Это как?

– Это очень просто. Вы уезжаете из страны. Хотя бы на несколько месяцев. При этом затыкаетесь, не портите людям кровь.

– Ах вот оно что?! Выходит, это я порчу людям кровь?!

– Антон, уверен, вы понимаете, что это пойдет вам на пользу. Отдыхать на море гораздо лучше, чем проходить обвиняемым по делу…

– Обвиняемым по делу?! И по какому же?!

– Дело найдется. Дело всегда найдется. Признаться, мне очень не нравится тон, который вы выбрали в разговоре со мной. Советую вам перемениться, вряд ли я потерплю еще…

– Ах не потерпишь? Тогда послушай меня, ублюдок: передай своим, что я уничтожу вас!

– Очень трогательно. Нет салфетки? У меня мокрые штаны! Антон, вы такой смелый только потому, что прекрасно понимаете, что вас трогать не станут. И тут вы правы. Абсолютно правы. Ликвидировать вас действительно никто не собирается. За вас я не волнуюсь, поверьте, но, если честно, сейчас я очень беспокоюсь о вашей семье.

– Вы их не тронете!

– Безусловно не тронем. Нам даже мысль такая в голову не приходит! Однако вы же лучше меня понимаете, как работает пропаганда. Страдают третьи лица. Всегда… страдают… третьи лица. Не мне вам объяснять. Прессуют одних, а под горячую руку попадают другие. Без исключений. Сами же знаете – проверено, доказано. Все эти сюжеты по телевизору, статьи в газетах… Кто знает, во что это может выплеснуться?! Кругом полно сумасшедших, мало ли какой маньяк решит изнасиловать вашу жену?

– Вы не посмеете!

– Я же говорю вам – у нас и близко нет таких мыслей. Мы вообще не про это. Я могу пообещать вам, что лично встану на вашу защиту. Уверяю вас, если вы только остановитесь – в вашей жизни больше не будет никаких проблем. Вот прямо с сегодняшнего дня. Только спокойствие, успех и тишина. Хотите премию за вашу книгу? Хотите интервью, большие тиражи? Какая вам разница, кого поддерживать? Вы же автор! Вам важно место свое занять! Далась вам эта власть! Дался этот Славин! Вы же художник! Что вам до верхушки?! Пишите книги! Я обещаю – мы поможем! Все, что вам сейчас необходимо, – сделать публичное заявление, извиниться, сказать, что ошиблись с источниками. Признаетесь, что оговорили Славина, и езжайте на отдых. Вы уж мне поверьте – он простит.

– Какие же твари…

– Антон, послушайте, мне кажется, мы начинаем ходить по кругу. Между тем, все, что от вас сейчас требуется, – собрать вещи и покинуть страну. Поверьте, я не преувеличиваю, когда говорю, что это, безусловно, лучший вариант для вас.

– А если я не уеду?

– Вы окажетесь в тюрьме. Гораздо раньше, чем можете предположить.

– Когда я должен вам ответить?

– Сейчас.

– Сейчас?

– Да, прямо сейчас.

– Ну что ж… Сейчас, так сейчас… Идите нахер, выродки!

– Хорошо. Доброго вам вечера, Антон. До свидания…

Кало вышел. Сидя в машине, я сбросил наушники и включил радио. Найк Борзов пел:

Ты слышишь, слышишьКак сердце стучится, стучитсяПо окнам, по окнамПо крыше, как дождик.

Твой нерв на исходеПоследняя капляПоследний луч светаПоследний стук сердца

Ты видишь, видишьУмирает в огне преисподнейСиреневый мальчик

Он сильно напуган, подавленОн пишет картинуСобственной кровьюСвоими слезамиИ просит прощенья

пауза

Мы не верим в беду. Нам кажется, что несчастье всегда случается с другими. В аварии попадают соседи, уничтожают тех, кто слишком много говорит. От рака умирают друзья, от СПИДа – знакомые. Посадить могут дальнего родственника, ограбить разве что одноклассника. Нас убеждают, что погибнуть в авиакатастрофе практически невозможно – ослы убивают людей чаще, чем самолеты. Лавины сходят на актеров, поезда сбивают литературных персонажей. До последнего мы отказываемся верить несчастью. Предчувствие драмы принято называть страхом. Бояться – стыдно. Не стыдно умирать.

После встречи с Кало, вместо того чтобы залечь на дно, Пятый встречается с Сашей. Страна красивых поступков. Империя отчаянных действий. Через несколько часов в сети появляется очередная статья. Безумная. Отчаянная. Слишком смелая и, конечно, лишняя.

Опубликовав последнюю колонку, Пятый начинает разговаривать с нами. Нет, в этот момент он еще не тронулся, еще не сошел с ума. Антон просто понимает, что мы слушаем его. И он говорит, говорит стенам, а значит, нам. Пятый говорит обоям в собственной квартире, что признает нашу победу, но ненавидит нас. Малыш уничтожен. В этот момент малыш уже уничтожен, и мы слушаем, как он пыхтит. Пятый добит. Да, малой, в этот момент Пятый уже добит. А теперь давай закончим. Теперь лишь минорные созвучия и до самого конца…

Итак, шеф в ярости. Мы послали ему «последнюю колонку». Дядя Володя колотит кулаком в стену. До крови. Триоли. Одни триоли. Мы молчим. И он бьет. Удар, удар, удар. С правой, и еще. В одну и ту же точку. Яростно, быстро. Мог бы приехать и постучать в стену к Пятому. Вот бы была комедия…

– Дядя Володя, мы все сделаем, – говорю я.

Первым делом мы подкидываем флешку Арине. Приходится несладко. Убедившись, что она посмотрела запись и перестала разговаривать с мужем, мы посылаем Агату. Шлюха звонит в дверь и заявляет, что хочет поговорить. Арина впускает незнакомку и, прижавшись к стене, шепчет только: «Боже, оставьте меня в покое».

Аккорд.

Агата великолепна. Все-таки шлюхи гораздо свободнее нас. Я даже представить себе не мог, что она так хороша. Есть знакомый режиссер? Могу дать ее телефон. Агата проходит в кухню и зачем-то убеждает Пятого, что безумно влюблена. Черт, да мы даже не просили ее об этом! Настоящая импровизация! Я думаю, что мы надорвем животы! Арина плачет. Проснувшись, начинает плакать дочь. Антон кричит.

В тот же день сразу на двух больших каналах, одна за другой, выходят часовые программы, посвященные исключительно Пятому. Невиданное признание и успех. Общенациональное преследование. Не уничтожение, но почти спорт. Адвокаты, политологи и депутаты на повышенных тонах обсуждают животный поступок журналиста. Выясняется вдруг, что он педофил. Еще один шаг. Вишенка на торте. Вот фотографии. Вот видеозапись. Педофил! Существительное, одушевленное, мужской род. Пятого склоняют. Педофил. Педофила. Педофилу. Педофила. Педофилом. О педофиле. Не хотел по-хорошему – будет так…