Лики любви. Очерки истории половой морали - Александр Сосновский

Я. Мейтен с. Двойно й портре т монашк и: вид сперед и; вид сзади

Жанровая сценка XVIII в. Утренний туалет

Г. Сент-Обен

Госпожа

Монтеспан

А. Беннер. Екатери на Велика я

Э. Виже-Лебрен. Госпожа Дюбарри

«Черный глаз поцелуй хоть раз...» (русский лубок середины XVIII в.)

Ж. Энгр.

Купальщица

Вальпинсон а

Т.

Роулендсон. Гарем

Т. Роулендсон. Инспекция (фрагмент)

Т. Кутюр.

Маленькая

купальщица

А. Девериа. Г. Курбе.

Выход из ванны Купальщицы

К. Крог. Регистрация проституток в полицейском участке

А. Тулуз-Лотрек. Сцена в публичном доме

Ф. Мазерель.

Перед кафе

В. Лебедев.

Катька

Г. Климт. Смерть и жизнь (Смерть и любовь)

месяца 1660 г. сожжено 27 женщин; в Италии, в округе Комо, сжигалось ежегодно около ста ведьм; во французском Каркассонне в 1520—1550 гг. казнено более двухсот и т. д. Инквизиция поработала не хуже полчищ Тамерлана, обвиняя в ереси и уничтожая целые поселения. «Франция — это ведьма!» — заявил некий святоша при дворе Карла X. В одной только Германии казнено за ведовство не менее ста тысяч человек, а в Англии — тридцати тысяч. Если в католических странах инквизиция больше охотилась за еретиками, то в протестантских — за ведьмами. Даже Реформация мало что изменила в этом отношении, и зловещие костры потухли только в конце XVIII в., а в Испании последняя ведьма была осуждена в 1807 г.

Наряду с сатанизмом и ведьмоманией в средние века развился религиозный флагеллянтизм (бичевание), который постепенно сложился в систему и просуществовал вплоть до наших дней. Религиозное бичевание развилось на христианской идее о греховности плоти, которую необходимо усмирять истязанием. В Европе флагеллянтизм связывается с именем бенедиктинского патера Пьера Дамиани, который первым ввел в XI в. «покаянную дисциплину». Через монахов флагелляция приняла характер массового явления. Людей охватила поистине эпидемия бичевания: в 1261 г. более тысячи бичующихся монахов заполонили Страсбург, где к ним присоединилось множество фанатиков из местных жителей. Уже тогда в процессиях бичующихся отмечались групповые сексуальные акты. То же самое происходило во время паломничества 1334—1340 гг. в центральной и северной Италии. Чума 1349 г. вызвала новые походы флагеллянтов по Европе, которые вскоре так прославились своей дикой разнузданностью, что папа запретил эти шествия. Кроме религиозного флагеллянтизма, в XIV—XV вв. существовали различные тайные секты, в которых бичевание служило исключительно целям рафинированного чувственного разврата.

Если флагеллянтизм можно назвать попыткой оппозиции официальной морали справа, стремлением выглядеть «святее папы Римского», то рыцарская любовь, с ее значительно более одухотворенным началом, была такой оппозицией слева. Рыцарская любовь отражала нравственную потребность сильного защитить несчастную и угнетаемую женщину, не способную постоять за себя. «Вооруженный деревом, железом и сталью, — поет один трубадур, — я поддерживаю слабых против сильных». Рыцарь начинал с избрания дамы сердца, которой давал обет верности. Если вассал служил господину ради чести и долга, то рыцарь служил даме ради любви. Часто эта любовь выражалась в платоническом сопереживании, направленном не на обладание, а на почитание. Рыцарь чтил не плоть, а дух, чистоту и целомудрие святой девы, «донны анджеликаты». Он мечтал о том, «чтобы только коснуться рукой ее платья», этого прикосновения было бы довольно на всю жизнь. Улыбка избранницы, ее благосклонный взгляд, оброненная перчатка или шарф могли навсегда осчастливить рыцаря. Не было такого подвига или сумасбродства, на которое не решился бы рыцарь ради дамы сердца. Рыцари освобождали возлюбленных от тирании отцов, возвращали им отнятые владения. Во Франции времен Карла VI дамам часто приходилось жаловаться на разбойные нападения баронов. Их мольбы были услышаны храбрым Бодико, который покровительствовал прекрасным дамам и мстил их высокородным обидчикам. Имя дамы служило воинственным кличем, оно воодушевляло рыцаря на турнирах и в битвах. Вассал Генриха II, знаменитый трубадур Бертран де Борк заявлял, что «законы чести прежде всего предписывают воевать и обогащать женщин военной добычей». Случалось, что дамы ловко использовали своих романтических воздыхателей и даже дурачили их, превращая во всеобщее посмешище. Но настоящий рыцарь должен был быть выше этого, ибо служение даме предполагало страдания. В этом, пожалуй, обе оппозиции, как и любые крайности, сходились: и флагеллянты и рыцари оказывались заложниками неосуществленных вожделений.

Таков был Ульрих фон Лихтенштейн (1200—?), «рыцарь печального образа» средневековой Германии. Украшенный цветами и символами возлюбленной, он странствовал по всей стране, ломал копья на турнирах в ее честь, исполнял самые дикие ее прихоти. По приказанию дамы сердца Уль-рих жил среди прокаженных, ел с ними из одной чашки. Он без колебаний пил воду, которой омывалась возлюбленная, отрезал себе нижнюю губу, якобы мешавшую поцелуям, послал даме отрубленный палец, чтобы доказать безграничную приверженность. Некий рыцарь Петр Видал, влюбившись в даму, в чьем дворянском гербе изображался волк, облекся в волчью шкуру, бродил на четвереньках вокруг ее замка и выл, пока его чуть не до смерти начали рвать собаки. Известны факты, когда аристократы секли себя плетьми, так что кровь ручьями текла со спин. Дамы сердца, сидя на балконе, поощряли их улыбками, жестами, сброшенной с ноги подвязкой. Поклонение Деве Марии принимало еще более патологические формы: братья-марианиты, например, пожирали на кухне отбросы и помои, облизывали пораженные гноем раны и т. д.

Измена принятому обету, отказ выполнять чудовищные капризы могли привести к общественному остракизму и отвержению. За соблюдением моральных обязательств следили так называемые суды любви, негласно существовавшие во Франции и Германии в XII—XIII вв. Так, некто Ричард де Барбезье, нарушивший обещание верности, был вынужден удалиться в лес и жить там в хижине, пока благородные заступники не вымолили ему прощения. В другом случае молодой друг влиятельного вельможи направился по его деликатному поручению к даме и осмелился просить любви для самого себя. Его притязания были приняты, но коварный поступок получил огласку, и суд любви под председательством графини Фландрской приговорил любовников к исключению из общества. Вердикт заканчивался обращением ко всем благородным дамам не иметь более дела с утратившим доверие рыцарем.

Рыцарская любовь с ее культом прекрасной дамы, несомненно, породила целую традицию в мировой культуре. Но при всех ее достоинствах она так и осталась для человечества желанным, но недостижимым идеалом. «Чистая любовь, — говорит средневековый автор, — соединяет сердца узами взаимной нежности. Эта любовь состоит в духовном единении, преклонении перед красотой, она может доходить до поцелуя, до объятий, даже до взаимного прикосновения обнаженных тел, но отнюдь не далее». Как показал дальнейший ход истории, большинству людей оказалось не под силу удовлетворяться одной лишь мимолетной улыбкой. Бескорыстное служение даме становится тягостным, и герцог Иоанн Брабантский жалуется: «Вечно служить без вознаграждения — это плачевно». Монах Вернер фон Тегернзее упрекает возлюбленную: «Ты протянула ко мне ветви, но не дала сорвать и попробовать ни одного плода. Поистине евангельская бесплодная смоковница...»

Неутоленная тоска, столь долго подавляемая чувственность неумолимо расшатывали моральные устои общества. Назревал кризис: редкая девушка сохраняла невинность до свадьбы, женские монастыри превращались в дома терпимости, а королевские дворцы, наполненные продажными аристократками, вельможными сводниками и лицемерными ханжами выглядели еще хуже. Суды инквизиции и суды любви, песни трубадуров и сексуальное сектантство, «Роман о розе» и «Молот ведьм» — все смешалось в этой эпохе, наполнило ее горячей кровью и борением страстей. Раннее средневековье подготовило почву для утопических фантазий Ф. Кампанеллы, создало предпосылки Мюнстерской коммуны с ее общностью жен, привело к краху идеологических догм. Жизнеутверждающая чувственность, которую святоши и мракобесы пытались представить «чудовищем с двумя спинами», одержала очередную победу.