Живая жизнь. Штрихи к биографии Владимира Высоцкого - 2 - Валерий Перевозчиков

— Я не помню больших залов и больших аудито-рий… Но однажды Володя пел для публики, это было давно, во времена его самых первых песен — уличных, дворовых, блатных… У меня есть приятель— Виктор Борисович Либерман, он тогда работал директором фотоателье. Однажды Виктор Борисович звонит мне: «Ты что делаешь?» — «Да вот сидим с Володей Высоцким…»— «С каким Высоцким? С тем самым?» — «Именно с ним…» — «Ну приезжайте к нам, посидим вместе. Но пусть Высоцкий захватит гитару». Мы приехали, людей там было немного. Володя пел, нас долго не отпускали… По-моему, это было первое выступление Высоцкого перед публикой. А месяца через два Виктор Борисович звонит мне снова: «Слушай, у нас тут небольшое собрание — все-таки праздник. Все говорят о Высоцком. Нельзя ли его заполучить еще раз?» Мы приехали снова, была уже довольно большая аудитория. Володя пел часа два, потом они устроили банкет…

— А кто-нибудь записывал этот концерт?

— Не знаю, надо спросить у Виктора Борисовича Либермана. Кажется, у него был магнитофон…

— Вы, конечно, знаете, что первые — дворовые — песни Высоцкого пели да и поют в колониях, в тюрьмах…

— Да, еще тогда, в самом начале, я иногда слышал, как Володины песни пели заключенные. Или идешь по улице — и вдруг кто-то поет Высоцкого. Ну, казалось бы, эти песни знали Лева Кочарян, Володя Акимов да я, но они, оказывается, очень быстро «проникали» в народ.

А что касается его первых песен, то Володя же знал этих приблатненных девочек, этих блатных ребят, весь этот мир. И он пел об этих людях, не осуждая их… Ведь бывало так, что оступился человек, потом вышел на свободу — и никому уже не нужен. И Володя этим людям, как мне кажется, сочувствовал.

— Анатолий Борисович, как вы считаете, были ли среди первых вещей Высоцкого песни, которые до нас не дошли?

— Я уверен, что были песни, которые не сохранились на пленках. Я абсолютно в этом уверен, потому что те первые пленки часто рвались, — мы их очень много крутили тогда. И самые первые пленки, конечно, не сохранились. А было бы очень интересно послушать первые Володины вещи. Тем более, что некоторые из них были написаны в нашей квартире.

— А как работал Высоцкий?

— У него была странная манера — он мог говорить, есть, пить и вдруг резко вставал и убегал в соседнюю комнату — писать! Он мог говорить о чем угодно, но все время думал о своем. Я никогда не видел, чтобы Володя с утра садился за стол и начинал писать, как это делают писатели-профессионалы. Его песни рождались как-то естественно, прямо в жизни…

— А вы помните дебют Высоцкого в театре «Современник»?

— По-моему, его пригласил Олег Ефремов, дали ему роль… А спектакль был про уголовников, он назывался «Два цвета». Конечно, мы пошли болеть за Володю— Лева Кочарян, его жена Инна, Олег Стриженов и я… И вдруг Володя со сцены говорит: «Вся эта ростовская шпана — Васька Резаный, Левка Кочарян, Толька Утевский…» Володю в «Современник» не взяли, и тогда Олег Стриженов прозвал Высоцкого Володя-дебюта. Недавно мы встретились с Олегом, и он мне говорит: «А ты помнишь, как мы Высоцкого звали Дебютой?

— Многие друзья Высоцкого до сих пор вспоминают его рассказы про плащ, про шалаву…

— Хорошо, что вы мне об этом напомнили. У нас на Большом Каретном жил такой голубятник — Ленька Гунявый. И с ним всегда происходили какие-то странные истории, которые он нам рассказывал. Высоцкий его здорово копировал, но дело не в копировании— это уже были рассказы Высоцкого. Может быть, это была первая попытка творчества.

— А вы их помните, эти истории?

— Ну, например, Ленька рассказывал так: «Утром выхозу и начинаю взганивать… Взганиваю, взганиваю своих, смотрю — цузой…» В общем, кончалось все это тем, что один чужой голубь уводил всю Ленькину стаю. Но передать, как все это рассказывал Высоцкий, невозможно. Да, был такой — Ленька Гунявый…

— В 68-м году появились статьи, в которых Высоцкого резко и несправедливо критиковали. Вы помните его реакцию на эти статьи, на отказы редакций, на запрещение выступлений?

— Все это Володя переживал очень тяжело и много говорил мне об этом… Не давали ему работать, не давали выступать, не давали печататься… Но это же, бесспорно, отражалось и на нервной системе, и на здоровье. Можно даже сказать, что это сократило ему жизнь. А однажды Володя сказал мне, что все эти гонения на него — дело рук Суслова. Вы знаете, ведь были времена, когда даже знакомство с Высоцким было каким-то грехом. Вот меня, например, укоряли на работе: «Ты дружишь с Высоцким… С этим самым Высоцким…»

— А когда вы уехали из дома на Большом Каретном?

— Это было в 1961 году. Мой папа был человеком пожилым, лифта в этом доме тогда не было, и он написал письмо Никите Сергеевичу Хрущеву. В письме была просьба выделить такую же квартиру, пусть даже меньшей площади, но в доме с лифтом. Квартиру предложили очень быстро, папа был на даче, но оставил мне приличную сумму денег на переезд. Ну а мы с Володей решили, что переедем сами… Володя Высоцкий, Володя Меклер и я упаковывали мебель, связывали в пачки книги и на веревках спускали вниз с пятого этажа. Потом нам это надоело, и эти связки книг мы просто бросали вниз. Переехали, а на эти деньги позволили себе неделю роскошной жизни. Мы же эти деньги заработали честно!

Новая квартира была у метро «Проспект Вернадского» — 2-я улица Строителей, дом два, а вот номер квартиры уже забыл. У меня была своя комната, Володя часто там бывал. Помню, что иногда приезжал под утро…

— Вы начали дружить с Высоцким, когда он учился в шестом классе. Каким он был другом?

— Другом Володя был блестящим. Во всех моих проблемах — житейских, служебных, человеческих — он был рядом со мной. Нравилась мне одна девушка, и он делал все, чтобы мы встречались. Мы вместе ездили, ждали, когда она выйдет… В общем, было лет десять в нашей жизни, когда мы почти не разлучались.

— Анатолий Борисович, я знаю, что в последние годы вы не всегда и не во всем соглашались с Владимиром Семеновичем…

— Понимаете, в последние годы Володю окружали люди, которые мне откровенно не нравились. Мелкие люди, которые выжимали из него все; люди, которые, как мне кажется, его спаивали… И у меня на этой почве бывали с Володей конфликты. «Володя, ну с кем ты связался?.. Посмотри, кто' рядом с тобой!» Он иногда прислушивался к моим словам, а чаще — нет. Поэтому последние годы мы стали встречаться реже. А потом у меня свои дела — кандидатская, потом докторская диссертации, у него — спектакли, поездки, съемки… Он же был закрученный, заверченный — весь в делах.