Месть со вкусом мяты (СИ) - Руслёна

— А мы тоже печь будем на костре?

— А? Я бы хотела, да… Но где будет наш поход проходить, если, убить и закопать! выйти не могу, а нужны воздух, земля, звёзды…

— Папа сказал, что в оранжерее можно. Там есть всё…

— Кроме звёзд, — фыркнула Енка.

— Он пообещал и звёзды сделать.

— Как? — заинтересованно повернулась к Мэю Клубничкина.

— Ну… я не знаю, наверное, это будет этот, как его… супраз.

— Сюрпрайз, — машинально поправила она. — Ну, ладно, посмотрим… — она вытащила из кармашка смятую пачку с жвачкой. Потрясла и, ничего не вытряхнув, но нащупав в ней что-то, разорвала пакетик. На развороченной бумажке валялись две дольки. — Последние, — печально сказала она. Взглянула на детей и протянула им, — придётся отвыкать, что делать.

Они переглянулись и помотали головёшками:

— Нет, леди Йена, это ваша доля осталась, помните, мы вчера сжевали по лишнему кусочку?

— Эх, дети, перед смертью не надыыышешься, — засмеялась она, — так что, жуйте и никогда не жалейте об утраченном. Одно ушло, другое придёт и обязательно лучше того, что было. Я вам палатки мастерю, — снова перешла к походной теме, впихнув в их рты по жвачке, — так что я бы ещё и от дождика не отказалась в качестве эксперимента для них. Ладно, из лейки польём сверху, чтобы проверить их на непромокаемость. Папанина оранжерея довольно большая, за джунгли сойдёт…

— Леди Йена, леди Йена, — подпрыгнула Лониэлька, — что такое жунгили?

— Джунгли, — щёлкнула её по носу гувернантка, — лес такой дремучий есть у нас там… — она мотнула головой куда-то себе за спину. Они завистливо посмотрели ей за спину и вздохнули. Попадут ли они ТУДА когда-нибудь?

— Ну, всё, пошли поплаваем. Идите за полотенцами и оденьте свои купальники. Я пошла туда.

Она вышла, а дети помчались в гардеробную. Она им сделала купальники, одобренные отцом — длинные штаны и рубашки с короткими рукавами для детей и всё же лосины и футболка для неё. С условием, что НИКТО! И НИКОГДА! не будет входить к ним, пока они плавают.

Уже через десять минут они встретились у неё в комнате, откуда был вход в бассейн. Клубничкина покрутила их туда-сюда и кивнула:

— Первый — пошёл!

Первый — это, разумеется, мужчина, Мэйнард, кто ж ещё. Он с гордо поднятой головой помчался в бассейн. Через секунду высунулся из-за двери:

— Леди, путь свободен!

Обе леди вошли за ним.

— Недолго! — крикнула резвящимся детям, — поплескались чуток и вылезайте! Скоро обед.

Сама она пронеслась торпедой от одного бортика до другого и теперь вытирала волосы полотенцем. Вдруг увидела из-под волос, что дверь напротив, в другом, дальнем, конце, открылась и оттуда вышел Горыныч, собственной персоной.

— Аааа, чтоб тебя, — пробормотала она и снова крикнула детям, — всё, выходим! Тут без очереди и расписания наглые всякие заходят… — завернулась в мокрое полотенце и, дождавшись, когда дети выйдут из воды, увела их к себе.

— Расписание? У них теперь по расписанию ходят плавать? Я с вас просто… просто… — он покачал головой и, пройдя по мосткам, прыгнул бесшумно в воду. Плавать расхотелось. Настроение сразу упало. Хотел на скорость поплавать, но нет. Уже через пятнадцать минут он вышел.

И вовремя, приставленный к нему слуга, Брунеш, уже ждал его со всем почтением у апартаментов, чтобы сопроводить в обеденную залу.

Ена шла обедать в сопровождении детей и чувствовала себя Жанной Д’Арк, поднимающейся на эшафот. Близнецы тоже не лыком были шиты, считали с неё сразу, что дядя леди не нравится, и решили между собой её от него оберегать. Поэтому сейчас шли с суровыми, решительными лицами, держась с двух сторон за её руки. И ни она, ни они не ожидали, какая подстава их всех ожидает. Причём, всех — означало, действительно, ВСЕХ! Убить и закопать…

Глава 14

Уже подойдя к дверям, они услышали чей-то щебечущий голосок и близнецы сначала встали, как вкопанные, разинув рты, а следом попятились. Клубничкину же, наоборот, этот женский голосок крайне заинтересовал — обычно обедали только в компании графа Петруса и детей. Слуги не в счёт, так как они всё время молчали. Кто бы это мог быть? Она повернулась к перепуганным детям:

— Это то, о чём я думаю? — поинтересовалась она, глядя на каждого по очереди. Они понуро кивнули.

Накануне они делали вылазку в детское кафе, по-местному — ластен тало, под символичным названием “Зелёный дракончик”, который она тут же окрестила “Зелёным крокодилом”. Конечно, не с ней ходили, а с их камердинером, господином Зоненграфтом, довольно высоким, тощим, с широким, как расплющенным, носом и маленькими, ничего не выражающими, глазками. Несмотря на такую непризентабельную внешность, он был очень добр, и дети вили из него верёвки. И вот, не успели они усесться за столик, облюбованный Лониэллой (был её день выбирать, где сидеть), как распахнулись двери и в ластен тало впорхнула их мать… мать её, графиня Кэтти Льёнанес-Пантэрри-Хантэр, собственной персоной. Вот, все дети скучают по матерям? Может быть… Но не эти, видевшие её в последний раз года три назад. Они не вспоминали о ней все три года, а уж после того, как у них уже целых пять дней жила леди Йена, и подавно. Она явно их или караулила, или увидела, прогуливаясь по бульвару Золотого кольца, потому что сразу подошла к ним и уселась на четвёртый свободный стул. Лонэшка уставилась в стол, Мэй нахмурился и отвернулся к окну. А господин Зоненграфт встал и вытянулся перед графиней во весь свой длинный рост. Подскочил молодой человек в длинном фартуке и спросил, что леди желает, но она отмахнулась:

— Ничего не нужно. Я просто посижу с детками, — и повернулась с жизнерадостным видом к близнецам:

— Рассказывайте, как поживаете? Как граф… отец ваш? Не женился ещё? Говорят, у вас новая гувернантка? И как она? Неужели не кричит на вас? И не шлёпнула ни разу? Как она выглядит? Молода? Красива?

Но дети молчали, как воды в рот набрали. Говорить с матерью ни один из них не желал. Видя, что они молчат, даже принесённое мороженое не лижут, она повернулась к всё так же стоящему рядом камердинеру.

— Что скажете, господин… э-э…

Он не стал уточнять своё имя и сразу ответил на вопрос менторским голосом:

— Леди Йена молода, хороша, с детьми обходительна и им очень нравится. Как и их магистрам, так как теперь у детей выучены все уроки.

— Да? Любопытно… откуда такая взялась?

— Видите ли, графиня… когда я приехал от своих родителей, у коих гостил три дня, леди уже была в замке, и у нас всех, кто работает на графа Льёнанеса-Сильмэ, нет привычки наводить какие-либо справки о тех, кто там работает. Его сиятельство строг в этом плане.

Графиня подскочила, как ужаленная:

— Что вы себе позволяете!? Вы обязаны называть не только титул, но и имя! И вы его прекрасно знаете!

— Прошу прощения, я не помню вашего нового имени, — сухо ответил камердинер. — И, если вас так интересует новая гувернантка, вы всегда можете приехать в Хойвелл Лэнс и поинтересоваться у милорда.

Графиня Пантэрри, даже не попрощавшись с детьми, выскочила из ластен тало, хлопнув дверью. Лониэлла хихикала в ладошку, слушая их перепалку, а Мэйнард, когда мать их покинула, встал и с самым серьёзным видом пожал руку камердинеру.

Придя домой, они, конечно, рассказали о встрече и отцу, и гувернантке. И никто не ожидал, что дама, всё же, заявится к ним. Но вот, сидит, чирикает там что-то.

— Не трепыхаемся, идём строгие, воспитанные, Лонэшка — спину выпрямить, Мэйчик — ты сама серьёзность, галантность и всё прочее. Сейчас усаживаешь нас по очереди, только потом садишься сам. Едите молча, и только половину того, что будет лежать в тарелке. Не бойтесь, догонимся потом на кухне. Всё, пошли!

И они вошли…

Дверь с треском распахнулась. Причём, это не они сделали. Это сделал стоявший в дверях… сэр Бэрримор. Раньше там, собственно, стоял кто попроще, но не сегодня. Все вздрогнули, не исключая ни хмурого графа Петруса, так и не сказавшего ещё ни одного слова с той минуты, как появилась бывшая жена, ни ухмыляющегося графа Виторуса, поглядывающего на болтающую без умолку “милую” Кэтти, как он с иронией её назвал, как только увидел сегодня. А леди Кэтти и вовсе подскочила, пороняв с перепуга всё, что было в руках — вилку, нож, салфетку с колен.