Степные Волки (СИ) - Василий Сахаров

— Ладно, иди работай, — Кривой Руг разрешающе взмахнул рукой и еле слышно пробормотал вслед Пламену: — Отморозок. Прям как я в юности.

Пламен ушел и Штенгель, еще некоторое время посидев с Ругом, направился за ним вслед. Вышел на свежий воздух, вдохнул полной грудью и спросил стоявшего рядом Пламена:

— Что дальше делать думаете?

— Работать, — ответил Пламен, перебирая сваленные в кучу ножи, которые были добыты на бандитских хавирах. — Твоя помощь нужна будет, Лысый.

— Какая?

— Мы хотим один дом богатый выставить, и нам потребуется опытный вор–домушник, который бы все захоронки хозяев нашел. Пойдешь с нами?

— Наобум, нет, — сказал капитан. — Надо самому место посмотреть и определиться.

— Хорошо, сегодня в ночь пойдем, посмотрим, — Пламен выбрал себе нож, отличнейший дромский боевой кинжал, непонятно как оказавшийся у безвременно ушедшего в иной мир Рыбаря. — Какой хороший и удобный нож, словно влитой в руке сидит. Лысый, можешь о нем что–то сказать?

— Дромский боевой клинок, стандартный. Использовался разведчиками и пограничниками. Может быть, твой отец точно такой же носил.

— Жаль, не знали сразу, а то спросили бы Рыбаря, где он его достал, — заметил Пламен. — Ничего, выживших босяков спросим.

Штенгель протянул руку и сказал:

— Ладно, давай нож, и Звенислава с Курбатом кликни. Повторим основные стойки, а заодно про этот клинок расскажу.

Дромы собрались вместе и Штенгель, повертев в руках нож, начал:

— Смотрите и запоминайте. Это один из самых лучших боевых ножей, какие только были придуманы человеком. Дромы называли такие «иби». Он имеет листовидную форму и одинаково эффективен как колющее, так и режущее оружие. Именно такая форма повышает его проникающие свойства при колющих ударах. А отличная заточка при неровной линии лезвия делает его превосходным режущим инструментом. От нижнего ограничителя до трети длины лезвия одна сторона клинка имеет зубчатую заточку. Для чего это делается?

Капитан посмотрел на Курбата и горбун ответил:

— Думаю, что такая заточка не дает противнику захватывать и блокировать клинок руками и, конечно, так наносятся более длинные и глубокие резаные раны.

— Правильно, — продолжил Штенгель. — Обратите внимание на клинок. Сам по себе нож тридцать сантиметров, а длина клинка восемнадцать. От зубчатой заточки до острия идет гладкая заточка, а с его другой стороны обратная заточка. От острия спуски и в середине лезвия сделаны долы. Идеальное оружие ближнего боя, вам бы всем такие надо достать.

— В квартал Оружейников сходить надо, тем более, давно собирались, — сказал Пламен.

— А деньги у вас есть? — капитан усмехнулся.

— Найдутся, — голос Пламена был серьезен.

— Ну и хорошо, — Штенгель бросил дромский боевой нож, чуть в сторону от Звенислава, который рассеянно смотрел на хмурые облака, несущие в Штангорд то ли дождь, то ли снег.

Подловить парня не получилось, он ловко подпрыгнул, перехватил нож в воздухе и, застыв на полусогнутых ногах, направил клинок ножа вниз.

«С каждым разом все лучше и лучше, — подметил капитан, глядя на Звенислава, — правильная фронтальная стойка, ноги полусогнуты, нож в правой руке и готов к бою, хоть против меня, хоть против всего мира.

Опять ворохнулось в душе капитана непонимание. Может быть, даже с примесью зависти к мальчишкам. После чего он отправил парней заниматься дальше, а сам пошел в город.

Глава 14

Покинув Старую Гавань, Штенгель неспешно шел по улицам Штангорда и разглядывал дома. И если бы за ним следом увязался хвост, то шпион подумал бы, что вор–домушник присматривает себе работенку на ночь. Однако это было не так. Поскольку Лысый шел на встречу с Корном, которая была назначена в харчевне неподалеку от Белого Города. И, двигаясь определенным маршрутом, он знал, что сейчас за ним пристально наблюдают два человека из Тайной стражи, которые проверяют, нет ли за ним слежки.

Харчевня, в которую вошел Штенгель, была самым обычным и ничем не примечательным гильдейским заведением. Каждый вечер здесь собирались ткачи, и все кто имел какое–то отношение к этому делу. На стенах были развешаны гобелены, а в углу стояли бюсты прежних герцогов, которые даровали Гильдии Ткачей некоторые привилегии. В остальном же все было, как и везде: столы, лавки, запахи еды и пива. В этот час, обычно, здесь было немноголюдно и хозяина особо не волновало, кто сидит за столами.

Штенгель прошел в закуток, который не просматривался от входа, заказал копченого мяса и кружку пива. После чего к нему подсел Корн, который заказал то же самое, что и капитан.

Заказ принесли быстро и филер, оставшийся в группе за старшего, сказал:

— Все чисто, капитан, за вами никто не шел.

Штенгель удовлетворенно кивнул и спросил:

— Что нового?

— Мальчишки ночами по городу бродят. Бывает, что беспризорников за собой таскают. Как вы и велели, постоянно за ними не ходим, но издалека посматриваем. Сами понимаете, господин капитан, видим мы не все. Но в основном они крутятся вокруг дома госпожи Эрмины Хайлер.

— Это бывшая директрисса сиротского приюта?

— Так точно, господин капитан. Что–то они против нее злоумышляют. Может быть, предупредить женщину об опасности, пусть уедет?

— Нет, Корн. Это редкостная тварь, справки про нее я наводил. Так что пусть все будет, как суждено. От Фриге Нойма новости были?

— Известно только, что он прибыл в Эльмайнор. Больше ничего.

— А что наше начальство говорит?

— Ничего нового: усилить работу, убыстрить, предоставить четкий план, дать определенные результаты. В целом, они довольны, и граф Таран, и Хайнтли Дортрас. Только вот… — филер замялся.

— Говори уже, раз начал, — подстегнул его Штенгель.

— Конечно, мне не по чину обсуждать начальство. Но складывается впечатление, что в городе готовится измена, а Тайная стража не в курсе.

— Как измена? — удивился капитан. — Давай подробней.

— Через месяц свадьба молодого герцога и в город начинают прибывать дворяне из провинции. А мы с напарниками там свою службу тянули. Поэтому знаем провинциалов как облупленных и заметили некоторые странности.

— Например?

Прибыл барон Финнер, дружина у него три калеки отставных. А теперь при нем три десятка справных солдат. Спрашивается — откуда? Вчера видели графа Больтронга. Так он только называется графом, голь перекатная. А сейчас с ним сорок наемников. Таких дворян мы уже с десяток насчитали, мимоходом, пока по Штангорду ходили. И все это совпадает с тем, что на Каримских железоделательных рудниках вспыхнуло восстание рабочих, и некоторые столичные полки были отосланы из города.

— Думаешь, что это неспроста?

— Уверен, — голос филера был тих. — В Кариме народ спокойный и обстоятельный, там бунтовать не будут.

— Графу Тарану докладывал?

— Сегодня утром на прием ходил и на месте его не застал. Только секретарю докладную записку оставил, надменный такой, щенок.

— Зря ты так поступил, Корн.

— Сам понимаю, что надо было личный доклад сделать. Да чего уж теперь…

На улице раздался шум, звон стали, крики, и в харчевню влетел оставленный наблюдать за входом сыщик, который зажимал окровавленный бок.

— Бегите! — выкрикнул он. — Измена!

Это были его последние слова, поскольку позади филера возникла голова человека в шлеме, а из тела показалось острие меча.

Оттолкнувший уже мертвого сыщика с дороги воин, первым влетевший в харчевню, видимо, по привычке, выдохнул, выдергивая меч из тела:

— Во славу Ятгве! Смерть неверным и необрезанным!

— Наемники! — выдохнул Корн.

— На крышу, — сказал Штенгель.

— Я прикрою, — Корн выхватил короткий меч.

— За мной, оторвемся, — потянул его за собой капитан.

Двоем они рванулись по лестнице на крышу, и не зря Штенгель излазил все окрестности, ибо не первый год использовал это место для тайных встреч. Поэтому они оторвались. С крыши харчевни они перешли на другую, потом еще, и еще. Миновали квартал и только после этого спустились вниз.

Капитан выглянул из тесного переулка. Никого постороннего не видно, только патруль Городской стражи, наверняка, извещенный о беспорядках, топая сапогами, пробежал в сторону харчевни.

— Надо доложить, — сказал Корн, пряча свой меч обратно под плащ.

— Подожди, — придержал его Штенгель. — А вдруг это Таран главный изменник?

— Не может быть, — Корн был категоричен.

— Может или не может. Не нам с тобой судить. Но наемники за тобой приходили. А докладную записку ты ему оставлял. Вывод очевиден и напрашивается сам собой, секретарь или граф.

— Да, секретарь это. Я уверен.

— А секретаря, кто на это место сажал?

Корн задумался и спросил: