Школа - Владимир Козлов

– А-а-а. Ну тогда все, жопа Крюку, два года без баб и без водяры – это охуеть надо, да?

– Ага. Ты где выходишь?

– На Моторном.

– Ладно, я до Рабочего. Давай.

– Давай.

Родоков дома нет. Говорили, что пойдут в гости-и хорошо. Включаю магнитофон – родоки мне купили «Электронику-302», типа, ко дню рождения, хоть до дня рождения еще две недели. Кассет у меня пока почти нет, записал только в ларьке звукозаписи около ГУМа два альбома «Кино»: первый и второй. Кассеты – дефицит, так я, чтоб не брать у Белого «ТэДэКа» по пятнадцать, когда госцена восемь, отдал в запись те, которые продавались с магнитофоном. На них было какое-то говно записано.

Врубаю магнитофон на всю громкость, чтоб было слышно из кухни, и иду жрать. Хоть он у меня всего неделю, соседи уже ныли мамаше, что громко. Я мамаше сказал, что буду слушать тише, и при родоках особо громко не включаю, зато, когда один – громкость до конца.

В холодильнике, в большой зеленой кастрюле – борщ. Мамаша в ней все время варит борщ, сколько себя помню. Снимаю крышку – в нем плавают капли застывшего жира. Зажигаю газ, наливаю борща в железную миску, ставлю на газ. В кастрюле почти ничего не осталось, только торчит в капусте большая картошина. Ненавижу картошку в борще, но мамаша говорит, что без нее он будет кислый.

Иду в туалет посцать. Возвращаюсь – борщ кипит. В комнате магнитофон орет:

Группа крови на рукаве,Мой порядковый номер на рукаве,Пожелай мне удачи в бою, пожелай мне…

Я отрезаю хлеба от буханки кирпичиком. Тарелку борща на голодный желудок – за счастье.

Скоро Восьмое марта, бабы с пацанами с класса хотят собраться. А седьмого – первая игра чемпионата по футболу. Нормально. И баба эта с курсов, Инна, тоже ничего. Вот бы ее раскрутить.

Я представляю себе, как раздеваю ее, – расстегиваю и снимаю джинсы. У меня встает, и я дрочу.

Родоки приходят в одиннадцать. Батька – бухой в жопу, мамаша – злая как черт.

– Я больше с тобой никуда не пойду! – орет она в прихожей. – Ты меня позоришь! Как ты себя вел в конце?! Набросился на торт и съел, наверно, половину! А об остальных ты подумал?! – Батька молча лыбится – ему давно все до жопы.

– Зачем ты ему все это говоришь? – спрашиваю я. – Он же пьяный. Ему сейчас что говори, что не говори – бесполезно.

– А что, я должна терпеть все эти его выходки и молчать? Это ты мне предлагаешь? Ты мне его не защищай, лучше подумай, как самому таким не стать.

– Я его не защищаю, просто говорю, что это бесполезно.

Батька проходит в комнату, снимает штаны и садится на диван. На нем красные трусы в цветочек и серые носки – почти до колена. Мамаша берет с батареи халат и идет в ванную переодеваться.

– Все о кей, сынуля, – говорит батька. – Все о кей.

– Да, само собой.

– Ты, знаешь, что… поставь музыку, ладно?

Я ставлю «Группу крови». Батька вихляется на диване в такт, дергает сухими волосатыми ногами. Мне неприятно. Я жму на «стоп».

– Не то ты сделал, – говорит батька. Голова его болтается, он сейчас заснет.

Я отпросился с уроков на суд над Крюком. Мог бы не отпрашиваться, просто засимулять, но хотелось повыделываться перед классной. Она минут пять почитала мне морали – типа, надо правильно выбирать друзей, и всякое такое, – потом отпустила.

Подхожу к остановке – Батон и Йоган уже там. Больше никто из пацанов не пришел, хоть и обещали. Когда узнали про залет Крюка, все орали – бабок соберем, на суд придем. А как пришлось – не то что бабок, даже на суд не пошли своего пацана поддержать.

Молча жмем руки, закуриваем. Нечего тут базарить – настроение говняное. Погода тоже херовая – солнца нет, все серое, мокрое.

Подходит троллейбус, мы заходим и садимся на сиденья в конце, лицом к заднему стеклу, смотрим в окно.

На Менжинке пацаны с одиннадцатой школы убирают улицу. Они швыряют снег на дорогу, стараются попасть по машинам. Их классная орет, а они только лахают.

В суде ходим по коридорам, ищем, в какой комнате будут судить Крюка. Заглядываем в один кабинет – там сидит за печатной машинкой молодая баба с большими грудями. Я спрашиваю:

– А где будет суд над Крюковым?

Она смотрит у себя в бумагах и говорит:

– Зал номер три.

В зале еще никого, только толстая тетка в норковой шапке и с большой брошкой.

– Вы кто такие?

– Мы друзья Крюкова.

– Подождите в коридоре, его еще не привезли.

Садимся на стулья. Подходит мамаша Крюка.

Мы говорим:

– Здрасьте.

Она не отвечает, садится рядом.

Минут через десять два мента приводят Крюка. Он в наручниках, небритый – вся морда в черной щетине. Почти как старый пацан или даже мужик. Мы хотим зайти за ними, но мент говорит:

– Подождите.

Ждем минут пять, заходим. В углу – железная клетка. В ней сидит Крюк. В другом углу – стол, за ним – три кресла. В них садятся тетка в шапке, еще одна, с пуховым платком на шее, и сухой лысый дядька. Сбоку – пять рядов скамеек. Мы садимся на последний, мамаша Крюка – перед нами.

Входят чмошные мужик с бабой – потерпевшие. Оглядываются по сторонам, смотрят на нас, на Крюка, садятся на первый ряд.

– Встать, суд идет, – говорит баба без шапки.

Мы встаем.

После перерыва объявляют приговор. Два года общего режима. Крюк смотрит себе под ноги – типа, ему все до жопы. Его мамаша поднимается со скамейки и орет:

– Что ж гэта такое? Еб жа вашу мать, суки вы, блядь.

Мент хватает ее за воротник и тянет по проходу к двери. Она орет и цепляется за спинки стульев.

Мы выходим на крыльцо. Мамаша Крюка плачет, бурчит себе под нос:

– Бляди вы все, суки. Няма у жызни прауды, адно блядство, еб вашу мать.

Мы закуриваем.

Из дверей выходят мужик с бабой, идут мимо нас к воротам.

– Что, может насовать им? Из-за них пацан сел, – предлагает Йоган.

– На хуй надо, – говорю я. – Крюку от этого легче не станет.

– Ладно, пусть уябывают. Увижу на Рабочем пьяный – я их попишу.

– Они и так на Рабочий не приедут. А Крюк сам дурак – не надо было лезть первому, они его не трогали.

– Ну, ты щас до того договоришься, что если тебя никто не трогает, то и ты никого не трогай.

Типа, приехали в трест, а там Пионеры, человек пять. На нас они не полезут, ясный пень. Так что, им и пизды ввалить нельзя, так, что ли? Они ж нас не трогают?

– Я такого не говорил.

Мы идем к остановке.

– Пацаны, я тут… это… хотел вам сказать… – начинает Йоган.

– Хотел – говори, что ты мнешься, как целка, – говорю я.

– Ну, ладно, это… Короче, я женюсь.

– Ничего себе. А то смотрю – ты что-то давно про своих баб не рассказывал. Что, классная баба?

– Не, ты не понял. Я это… По залету.

– А что за баба?

– Так, есть тут одна.

– С хабзы твоей?

– Нет, с Рабочего.

– Я ее знаю?

– Может быть, видел.

– А сколько лет?

– Восемнадцать.

– А хули она аборт не стала делать? – спрашивает Батон.

– Ну, не стала, и все. Я ж ей его не сделаю.

Я подкалываю Йогана:

– А ты б попробовал – столько баб переебал в своем училе. Наверно, уже можешь гинекологом работать.

Мы все втроем ржем.

– Да ладно вы подъябывать, – говорит Йоган. – Я вам как пацанам рассказал, а вы…

Я спрашиваю:

– Когда свадьба?

– В апреле.

– Ты хоть пригласишь нас?

– Ясный пень. Как это, чтоб я своих пацанов и не пригласил?

Подходит «двойка», мы садимся. Я рассказываю пацанам про Инну.

– Я тут одну пилу снял – на курсах. Ничего такая – с Пионеров. Живет в доме, где «Пингвин».

– Палку уже поставил? – спрашивает Батон.

– Да нет еще. Куда спешить? Я ее только снял два дня назад.

– А хули тянуть? Можно и в первый день раскрутить, да, Йоган?

Йоган молчит.

– Только смотри, набери гондонов, чтоб не было, как у Йогана. А то поженитесь все – бухнуть будет не с кем. Мне тут год до армии остался, так я буду пить все, что горит.

– Капуста есть? Можем сегодня бухнуть, – предлагаю я.

– Если б была, я б не спрашивал. А у тебя, Йоган?

– Копеек тридцать.

– Все ясно. Ты теперь все бабки – в копилку и на свадьбу, да?

Мы ржем.

Я спрашиваю:

– А свадьба хоть где будет?

– На Рабочем в столовой. Матка говорит – человек сто надо позвать. А то абсудют, что плохо сделали.

Идем с Инной с курсов. Сегодня вообще тепло, тротуар почти сухой. Она без шарфа и в туфлях.

На «Чырвонай зорке», под надписью «скоро» – афиша кино «Игла»: «В главной роли – солист рок-группы „Кино“ Виктор Цой».

– Знаешь эту группу? – спрашивает Инна.

– Да. У меня есть два их альбома.

– Тебе нравится?

– Ага.

– Мне, в общем, тоже.

– Давай, может, вместе сходим на фильм, а?

– М-м-м… Не знаю… Ну, мы еще мало знакомы, почти ничего друг про друга не знаем.

– Спроси, что ты хочешь, и я отвечу.

– Например, чем ты увлекаешься? Хобби у тебя какое-нибудь есть?

– Да вроде нет.

– И спортом никаким не занимался?