Каменный плот - Жозе Сарамаго

Скворцы — они скворцы и есть, недаром о беспечных и легкомысленных людях принято говорить, что они живут как птицы небесные: те и другие не склонны задумываться о своих поступках, не способны предвидеть или вообразить то, что последует в следующую минуту, причем любопытно, что подобная непредусмотрительность сочетается с широтой и великодушием, и даже с самопожертвованием, как случилось на нейтральной полосе, устланной трупиками расстрелянных, проливших за других свою драгоценную кровь — вы надеюсь, поняли, что речь все же идет о птицах, а не о людях. Однако, пожалуй, слишком мягко было бы назвать легкомыслием и беспечностью поведение скворцов, которые всей своей многотысячной стаей, позабыв всякую осторожность и здравый смысл, опустились на крышу отеля, привлекая внимание зевак и полиции, любителей птиц и ценителей дичи к себе, а, значит — и к нашим героям: они, хоть совесть их никакими грехами не отягощена, вызвали большой интерес властей предержащих и решивших нарушить их покой. Дело в том, что троим путешественникам было пока неведомо, что португальская пресса на страницах, отведенных для описания всяческих феноменов и аномальных явлений, откликнулась и на небывалый доселе случай, произошедший на границе, когда стая скворцов атаковала ничего не подозревавших стражников, причем журналисты весьма неоригинально поминали, как и следовало ожидать, пресловутый фильм Хичкока.

Печать, радио, телевидение, получив первые сообщения о том, что творится на Розмариновой улице, поспешили прислать туда фотографов, операторов и репортеров, из чего вовек бы не проистекло никаких последствий, если бы не методический и — отчего бы не назвать вещи своими именами? — научный подход одного журналиста, который решился спросить себя, какая связь существует между скворцами на крыше отеля и обитателями, временными или постоянными, его номеров. А трое этих постояльцев — Педро Орсе, Жоакин Сасса и Жозе Анайсо — знать не зная о том, какая опасность нависла в буквальном смысле над их головами, распаковали чемоданы, разложили свой скудный багаж и уже через минуту-другую вышли бы из отеля, чтобы, пока не настало время ужинать, прогуляться по лиссабонским улицам. Но за эту самую минуту настырный журналист успел свериться с книгой записи постояльцев, прочесть записанные в ней имена и фамилии, причем две из них привели в движение шестеренки его памяти. Он не был бы профессионалом, если бы оставил без внимания имя Жоакина Сассы, имя Педро Орсе — это же не Рикардо Рейс какой-нибудь, тем паче, что книга, где это имя значится, за давностью лет валяется где-нибудь на чердаке в пыли, и страница, вероятно, никогда не увидит дневного света, а и увидит — имени нельзя будет прочесть на ней, выцветут чернила, которыми оно написано, либо бумага, на которой его написали, ибо есть у времени такое свойство — стирать, гасить, губить. Если до сих пор считалось, что двух зайцев убить — это высшее охотничье достижение, то с этой минуты число преследуемых нами представителей семейства заячьих отряда грызунов, подвергающих испытанию наши ловкость и проворство, убойную нашу силу, увеличивается до трех особей, в связи с чем в тексты соответствующих пословиц и поговорок вносятся необходимые изменения — всюду, где написано «два», следует читать «три». Быть может, и это ещё не предел возможностей.

Жоакину Сассе и Педро Орсе, которых умолили спуститься вниз, к стойке портье, а потом усадили в одной из гостиных перед большим зеркалом, ничего не оставалось как дрогнуть под напором журналистов и признаться: да, это я швырнул камень в море, да, это я — живой сейсмограф. А как же скворцы, ведь не может же быть, чтобы такое множество скворцов собралось здесь случайно?! — вопросил тот самый, самый умный репортер, и тогда Жозе Анайсо, не покинув в такую минуту друзей и не кривя душой, сделал заявление для прессы: Скворцы летят за мной. Большая часть вопросов, адресованных Жоакину Сассе, ничем почти не отличалась от тех, что являлись ему в воображаемом разговоре с гражданским губернатором, а потому мы здесь и не приводим ни их, ни ответы на них, а Педро Орсе, которому не в полной мере удалось стать пророком в своем отечестве, обстоятельно изложил недавние события своей жизни, признавшись, что чувствует, да-да, и в данную минуту тоже, колебания почвы, ощущает нечто подобное сильной и глубокой дрожи, поднимающейся по костям, что в Гранаде, в Севилье, в Мадриде подверглись разнообразным тестам его сенсорные, моторные, интеллектуальные способности, и что такие же, а равно и любые другие исследования, готов он пройти в Лиссабоне, если португальские ученые сочтут это необходимым. Пока шла пресс-конференция, за окном смерклось, скворцы, во всем виноватые, рассеялись, расселись по деревьям окрестных парков, журналисты, исчерпав все вопросы и утолив любопытство, ушли, унося аппаратуру съемочную и осветительную, но отель все никак не мог угомониться — горничные и коридорные под любым предлогом просачивались в вестибюль, заглядывали в двери, чтобы увидеть лица феноменов.

Утомленные всей этой непрекращающейся суетой, трое друзей приняли решение в ресторан не ходить, а поужинать здесь же. Педро Орсе был очень озабочен последствиями внезапной своей словоохотливости: Чего это я так язык распустил, сколько раз предупреждали меня, чтоб помалкивал, когда в Испании узнают, мне не поздоровится, но если я пробуду тут ещё несколько дней, может, и позабудут. Сомнительно, отвечал на это Жозе Анайсо, весьма сомнительно, завтра же наша история появится во всех газетах, а по телевизору нас покажут ещё сегодня, да и радио молчать не станет, там люди усталости не знают. Как бы то ни было, сказал Жоакин Сасса, из нас троих ты — в самом выгодном положении: всегда можешь доказать, что скворцы следуют за тобой по своей воле, ты их не подманиваешь, не подкармливаешь, а вот мы с Педро Орсе влипли всерьез, на него пялятся как на диковину, и лиссабонские ученые такого случая не упустят, да и мне мой камень дорого обойдется. Машина же есть, вспомнил Педро Орсе, садитесь да уезжайте завтра с утра пораньше, а ещё лучше — сегодня, а я останусь, а спросят, где вы, скажу — понятия не имею. Поздно, чуть только меня покажут по телевизору, сейчас же на студию позвонит кто-нибудь из моих земляков, объявит, что знает меня, что я учительствую там-то и там-то, славы-то всем хочется, сказал Жозе Анайсо и добавил, нет уж, лучше нам держаться вместе, язык держать за зубами, может, тогда отстанут.

Он был совершенно прав: в последнем выпуске новостей появился подробный репортаж с кадрами, запечатлевшими всю стаю скворцов, фасад отеля и его управляющего, который делал такие вот несоответствующие действительности заявления: В нашей гостинице ничего подобного никогда прежде не происходило — и трех друзей, отвечающих на вопросы.

Как и полагается в таких случаях, репортаж сопровождался комментарием приглашенного в студию и непреложно уверенного в своей правоте эксперта, каковым на этот раз был известный специалист в весьма современной области знания — динамической психологии — который дал несколько возможных объяснений произошедшего, не исключив, между прочим, и гипотезу чистейшего шарлатанства. В исторические кризисные моменты, подобные тому, что переживаем мы ныне, сказал он, всегда отмечается появление разного рода авантюристов и проходимцев, своими россказнями обманывающих легковерных обывателей и преследующих порой вовсе не безобидные и далеко идущие политические цели — вызвать дестабилизацию в обществе, а впоследствии воспользоваться ею для захвата власти. Поздравляю вас, заметил в этом месте Жозе Анайсо, и себя тоже. А каково ваше мнение относительно этих скворцов? — осведомился ведущий. Да, это действительно загадочный факт: либо человек, за которым птицы следуют неотступно, обладает каким-то необыкновенным манком, либо перед нами случай массового гипноза. Птиц, должно быть, нелегко загипнотизировать. Напротив, даже ребенок способен с помощью кусочка мела погрузить курицу в транс. Но одно дело — курица, и совсем другое — две-три тысячи скворцов, которые под гипнозом умудряются лететь. Видите ли, стая, являющаяся совокупностью отдельных особей, сама по себе одновременно играет роль и медиума, и (…) Простите, я хотел вам напомнить, что для некоторых наших телезрителей употребляемая вами терминология может показаться слишком специальной. Хорошо, я постараюсь объяснить попроще: вся стая стремится к созданию гомогенизированного гипнотического поля. Не уверен, что нас поняли, но в любом случае — спасибо за то, что выбрали время принять участие в нашей передаче(если события получат дальнейшее развитие(в чем сомневаться не приходится(у нас будет возможность вновь вернуться к интересующему нас вопросу и обсудить его более подробно и на более глубоком уровне. Всегда рад(улыбнулся эксперт. Болван(отозвался на это Жоакин Сасса, нарушив благостную атмосферу. Похоже на то, заметил Жозе Анайсо(однако бывают моменты, когда и болванов надо слушать внимательно. Ни единого слова не понял, сказал Педро Орсе, кажется, со мной впервые такое, будто он не по-лузитански говорил, — и если вопринимать слова в их буквальном смысле, воображение живо нарисует нам, какого рода беседу мог вести к примеру, Вириат,[22] с Васко да Гамой, а ведь нас уверяют, что оба героя — сыновья одной отчизны. А покуда они обсуждали эти и другие важнейшие вопросы, управляющий отелем в отдаленном кабинете принимал делегацию — пришли к нему владельцы окрестных ресторанов и сделали такое предложение: Сколько запросите с нас за разрешение разложить на крыше сети, скворцам рано или поздно придется сесть туда, с деревьев мы их будем сгонять, всю обслугу бросим на это дело — эх, люди-люди, ведь это — все равно, что чужой жене ребеночка сделать, рестораторы, видимо, из тех, кто полагает, будто единственный сокровенный смысл всякого явления — в том(что нет у явления сокровенного смысла, и управляющий колеблется, но не поэтому, а потому — потому что боится: крышу повредят, но вот решается, называет сумму. Дорого, отвечают ему рестораторы, и начинается торговля.