Шёлковая тишина (ЛП) - о&#39

Я уворачиваюсь от одного особенно назойливого микрофона, который почти тычется мне в лицо. В моей голове звенящая пустота, и лишь на одних инстинктах я прячу Тимура за свою спину.

Журналисты продолжают напирать и задают всё новые и новые вопросы, когда я слышу рёв мотоцикла и замечаю блестящего хромированного коня.

Антон.

Он подъезжает справа и заставляет журналистов потесниться. Его глаза скрыты шлемом, но он призывно машет мне рукой. Умчаться, уехать, удрать прямо сейчас от всех этих жужжащих мух — вот что предлагает мне Антон. Но он не замечает — или забывает? — что за моей спиной стоит Тимур. Вместе с ребёнком ехать втроём на мотоцикле опасно.

Я слегка качаю головой Антону. Мой мозг наконец включается, и я рукой ныряю в сумку. Ключи от дома совсем рядом, хотя мне и не нравится мысль отсиживаться в квартире. Как долго журналисты будут осаживать меня? Как долго мне придётся сидеть взаперти из-за их внимания?

Я выуживаю из сумки ключи и решаю всё-таки отступить, когда слева раздаётся урчание мощного мотора, и я вижу большой пикап Макса. Он несётся по двору на высокой скорости прямо к нам и не думает тормозить. Журналисты спешно снимают его на камеры и отскакивают в стороны прямо из-под его колёс. Макс резко останавливается возле нас и открывает переднюю дверь.

— Садитесь!

Взгляд его напряжен, волосы всклокочены, голос груб, но я подчиняюсь ему. В ту же секунду хватаю Тима за руку и почти закидываю сына в машину, а следом запрыгиваю сама.

Макс дергает рычаг, включает заднюю передачу, и машина с визгом несётся к выезду со двора.

Глава 20

Макс выжимает педаль газа до упора, и городские пейзажи за окном смазываются в одно непонятно нечто. Тим перелез на заднее сидение и со всей ответственностью пристегнулся. Пусть без автокресла, зато в безопасности и без пристального внимания репортеров.

Я перевожу взгляд на Макса и с трудом узнаю его — столько злости в нем бурлит, столько ярости в его руках, сжимающих руль, столько гнева в каждом его движении. Он с силой ударяет ладонью по рулю, когда гаишник машет нам остановиться.

— Черт возьми! Что за день!

Я несмело кладу руку на его плечо, желая успокоить, но мужчина нервно смахивает ее с себя.

Мой день ничуть не лучше его дня, и я сразу же обижаюсь на Макса за его пренебрежение мной в эту минуту. Я отворачиваюсь к своему окну и слышу приветствия гаишника.

— Сержант Лесных. Ваши документы, пожалуйста.

Макс вытаскивает из кармана джинс права, а потом щёлкает крышкой бардачка и достаёт оттуда документы на машину.

— И куда так торопимся, Максим Станиславович?

— На пожар, — буркает Макс себе под нос.

— И что же вы на пожар ребёнка везёте без автокресла? — замечает полицейский, и я пристыженно прикусываю губу.

Уж что-что, а это я могла бы предусмотреть. Всё-таки стоило вернуться домой, а не запрыгивать находу в пикап.

— Не успели автокресло из другой машины забрать. Говорю же, пожар, — гнёт своё Макс, но я понимаю, что бестолку.

— Но я ведь даже сам пристегнулся, — пытается спасти положение Тимур.

— Похвально, — кивает ему сержант. — Но недостаточно. Пройдемте со мной, Максим Станиславович.

Макс чертыхается и выходит из машины. Я провожаю его взглядом и откидываюсь головой на сидение. В моей душе по-прежнему царит легкая обида на Макса за то, что смахнул мою руку, злость на гаишника за то, что остановил нас, гнев на журналистов и Майю за то, что испортили это утро. Я вспоминаю Антона на мотоцикле у подъезда и удивляюсь тому, что он оказался так вовремя в нужном месте. Словно знал, но ведь он не мог знать. Только по чистой случайности он мог увидеть теле-шоу с участием Майи. И даже если он его увидел, то почему вдруг решил приехать?

Это странно, и я хмурюсь в попытках разобраться в его поступке.

— Мам, у тебя телефон жужжит, — сообщает Тим, и я тут же улавливаю звук вибрации в сумке.

На экране — улыбающееся лицо Тамары.

— Да, Том?

— О Господи, Лиля! Слава Богу, ты ответила! — мой агент на взводе и тараторит почти без остановки. — Ни до тебя, ни до Макса не дозвониться, а тут такое! Жена Макса выступила на ТВ с уверением, что ты увела ее мужа, представляешь? Наши юристы уже формируют иск…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Том, Тамара, погоди, — перебиваю её я и потираю лоб, собираясь с мыслями. — Тут не всё так просто.

— То есть? — удивленно спрашивает она.

— Я видела запись этого шоу. Майя, конечно, наврала во многом, но мы с Максом… — я запинаюсь, потому что не могу подобрать слово для того, что происходит между нами. — Мы, ну, вроде как, вместе. Наверное.

В трубке полная тишина, и я проверяю, не сорвался ли вызов. Но нет, всё в порядке, и это молчание Тамары становится таким нестерпимо громким, что я не выдерживаю.

— Послушай, Том, вы просто пока никак не комментируйте происходящее, ладно? Мы с Максом всё обсудим и наберём тебя. Договорились?

— Господи, Лиля, о чем вы только думали?! — прорывает, наконец, Тамару. — Вы что, не могли подождать, пока книга выйдет? Чесалось у вас, что ли, Лиль? Ты хоть понимаешь, в какое положение вы поставили издательство своим поступком?! Я… я просто в шоке, Лиль! Ну как так-то? О Господи… — она тяжело дышит в трубку. — Уму непостижимо. Вот уж, чего я не ожидала…

— Том, да в какое положение мы вас поставили? — защищаюсь я. — Можно подумать, мы первые писатели, которые встречаются.

— Да ладно бы только это! — перебивает меня Тамара. — Но история с предыдущим издательством Макса… да ещё Майя со своей украденной книгой… Господи, Лиль, ну вот вам невтерпёж было совсем, да?

— Да, Том, невтерпёж! — отрезаю я и сбрасываю вызов.

Меня возмущает ее нежелание решать случившееся и выводит из себя ее желание обмыть нам с Максом косточки. Ну в самом деле, какая ей разница? И чем таким ужасным это аукнется издательству — я тоже не понимаю. Я сжимаю кулаки и прикрываю глаза, не давая волю своим чувствам. Они рвутся наружу, чтобы топнуть ногой, ударить кулаком по двери, выругаться по-заковыристее в голос, но я жмурю глаза и держу их в узде. Позади меня сидит мой сын, и ему ни к чему видеть маму в таком состоянии.

— Что ещё? — бросает мне Макс, как только садится в машину.

Он резкими движениями засовывает документы в бардачок и внимательно смотрит на меня. По его глазам я понимаю — он не ждёт от меня хороших новостей. Наверняка, Макс всё понял по одному только моему виду, и я на долю секунды забываю обо всем и удивляюсь такой чуткости. Как это возможно, что мы ещё так мало знакомы, но уже так хорошо знаем друг друга? Как умудряемся считывать эмоции, как умудряемся догадываться о мыслях, как умудряемся так тонко чувствовать друг друга?

Я не знаю ответов и вздыхаю, возвращаясь к вопросу сидящего рядом мужчины.

— Тамара позвонила. Она считает, что мы поставили издательство в ужасное положение своим поступком, — прямо отвечаю я. — Они собирались подавать иск на Майю, пока не узнали, что мы с тобой… Ну, теперь, видимо, не будет иска, не знаю, Тамара… — я расстроенно покачала головой. — Она больше хотела обсудить, как это всё вышло, чем как с этим всем теперь справиться.

— Да пошла она! — взрывается Макс и заводит машину. — Профессионализма — ноль, зато язык такой длинный — на любой случай жизни!

— Да ладно тебе, — я краснею от слов Макса и встаю на защиту своего агента. — Она не так уж и плоха. В обычной ситуации она нормальная вполне.

— В обычной ситуации все мы нормальные вполне, а вот как доходит дело до задницы — так тут и становится видна вся изнанка характера, — грубо отвечает Макс и выворачивает руль, выезжая на дорогу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Задница — это плохое слово, — со знанием дела заявляет Тим.

— В точку, парень, — кивает ему мужчина. — Но иногда только им и можно описать всё происходящее вокруг.

Тимур оглядывается по сторонам и задумчиво хмурится. Я боюсь даже предположить, о чем именно он думает, учитывая разговор, и наклоняюсь к Максу.