Осколки языческой доктрины. От первоязыка к протоцивилизации Брабанта, Атлантиды и Гипербореи - Александр Житников

«Ужас превозмогая, Гильгамеш к скорпиону (гир-табу) подходит.

– Людям здесь нет прохода, – сказал скорпион. – Только Шамаш (Солнце-вулканической горы сын)

Может вступит в пещеру. Ему лишь открыты ворота.

– Я ищу умершего друга, – Гильгамеш отозвался со стоном.

– Был Энкиду мне младшим братом. И сразили мы вместе Хумбабу (огненную бабу)

Также вместе быка одолели, Я хочу Утнапишти увидеть.

Он один лишь бессмертья добился. Пропусти меня в эту пещеру».

Шамаш (Шам-Машу, Гора Машу, вулканическая Гора Ночи), бог солнца, ворота для которого открыты в эту солнечную пещеру вечернего захода всегда, выходил из пещеры дня каждое утро обновленным, полным струящихся из его диска, сиятельных сил света и солнечной тепловой энергии. Проплывая над землёй дневным путём, сын Нут и Атума (вулканов Ночи и Дня), вечернею порой уплывал за горизонтальный обод, иллюзорными скрепами соединявший небо с землёю, где под землёю, на солнцепородной ладье, переплывал плавленый океан огненной воды, которые олицетворялись язычеством, со змеями огнедышащими, горгонами (горы огненные, то есть вулканические) и драконами (телами огненными) глубин Неба и Земли, якобы противостоящими продвижению солнечного диска бога (НШЛ) солнца Ра. Однако несмотря на противодействие тёмных сил преисподней (производимых силами противодействия), солнце всегда выходило победителем и возвращалось на круги своя, чему содействовали ритуальные церемонии встречи утреннего солнца и вечерних проводов заходящего солнца в зиккуратах, храмах Солнца. Церемонии проводились с жертвоприношениями молодых ягнят утром и взрослого барана или овцы вечером.

Гильгамеш здесь просит пропустить его в Е-куру, «дом горы, откуда нет возврата», то есть в аид или преисподнюю; подобно многим другим героям древности, посещавшим преисподюю (полис вод донных), это возможно, если аиду (балитону), в виде жертвоприношения, будет выдано замещение.

«Вступил Гильгамеш в пещеру и шагал, шагов не считая.

То, что для Шамаша было одною короткою ночью,

Для Гильгамеша стало дюжиной лет без рассвета.

И все же рассвет забрезжил, и всё же дыхание ветра

Щек Гильгамеша коснулось. Шагая ветру навстречу,

Он вышел из мрачной пещеры. Взору открылась роща.

С деревьев плоды свисали, похожие на земные,

Но красоты несравненной. Рукою он к ним потянулся

И оцарапал пальцы, следы своей крови оставив

На мёртвых подобиях яблок, смоквы и виноградин.

И стало понятно герою – деревья окаменели,

Стволы стали чёрным камнем и лазуритом листья,

Плоды топазом и яшмой, рубином и сердоликом.

И сад этот создан для мёртвых, чтоб на пути к преисподней

Напомнить умершим о жизни, к которой не будет возврата».

Общеизвестно, что в языческие времена мера времени для исчисления года была разной, и методы исчисления самого времени были не постоянны. Было время в самом начале проявления Класса Времени, когда сутки считались годом, то есть хождением солнца путями ночной части года (от за-хода до вос-хода) и дневной части года (от вос-хода до за-хода). «День да ночь – сутки прочь» (русская пословица). Позднее годом считали лунные месяцы, от новолуния до следующего новолуния (от новолуния до полнолуния и от полнолуния до новолуния). И только с конца третьего тысячелетия возникает солнечная структура исчисления года (годового хода солнца на фоне 12-ти знаков зодиака, в каждом из которых солнце пребывало в течение тридцати дней или суточных шагов, каждый из которых был равен одному градусу небесной сферы); всего 12 месяцев по 30 суток, или 12 лунных лет в одном солнечном году или 360 суточных пошаговых ходов солнца или градусов горизонтальной сферы неба. Поэтому дюжина лунных лет соответствует одному солнечному году. Как известно, то, что считается годом людей, для богов это всего-навсего одни сутки; полгода – ночь, полгода – день. Поэтому, одна ночь Шамаша будет равна осенне-зимнему периоду времени года человеческого. Столько времени потратил Гильгамеш на продвижение по пещере, чтобы выйти к висячему саду каменной рощи, где на вулканически-горных деревьях, не сгорающих дотла, окаменевших деревьях сада для мёртвых, повисли окаменевшие плоды, мёртвые подобия яблок, смоквы и винограда.

В этом фрагменте древле-языческого мифа чувствуется отголоски другого мифа; мифа о «живой» и «мёртвой» воде, где за глифом «живой» воды, мыслится огненно-плавленная вода, расплавленная лава (Лаба, рабыня огня, лавина плавленная), горячая кровь матушки-земли; а за глифом «мёртвой» воды, представляется остывшая лава, каменно-трупная тропа «живой» воды, остывшая кровь земли, превратившаяся в прах земной, глину, пепел, базальт, камни, металлы, химические элементы таблицы Д. И. Менделеева. Чтобы мёртвый прах оживить нужна «живая» вода, нужна «искра Духа Божьего», оплодотворяющая зародыш жизни.

«Покинув обманную рощу и выйдя к сиянию Солнца,

Герой с высоты увидел бескрайнюю нижнюю бездну.

Над бездной утёс узрел он, похожий на чёрную птицу,

Пившую воду клювом. И головой этой птицы

Казался дом невысокий, без окон, с плоскою кровлей.

К нему Гильгамеш подходит и видит…»

Сидури (Астар), хозяйку приюта.

«Как попасть к Утнапишти?» – спрашивает Гильгамеш Сидури.

«От века здесь нет переправы. – отвечает Сидури.

– Свинцовые воды смерти облетает Шамаш, как птица,

И проплывает на лодке старец один Уршанаби,

Что перевозит мёртвых. Знает он путь к Утнапишти,

К тому, кто один из смертных смог избежать закона».

Из этого фрагмента видно, что не на земле даровано вечное бессмертие Утна-Пиштиму (Посейдону греческому; г. Сиддон библейский), а даровано оно ему в мире, откуда не бывает возврата простым смертным; и даже полубогам таким, каким числился по своему статусу Гильгамеш («на две трети бог, на одну-человек»), допуск разрешался далеко не всем. Как мы бы сейчас сказали, боги поместили Утна-пиштима за его бескорыстный подвиг, в рай; он не был в аиде, он был в раю, райском саду Етена (Едема), откуда, как известно, тоже не бывает возврата на Землю без специальной санкции Бога. Такой санкцией для Адама и Евы было изгнание из библейского рая на землю, лишившего их бессмертия. Бессмертие это скорее мифическое, как бы сейчас мы сказали, виртуальное, бессмертие в памяти людей, вечно благодарных ему, пока существует род людской, за спасение не только людей, но и за весь мир растений и животных, спасённых этим героем языческой метаистории.

Мир живых людей от мира мёртвых отделяют «свинцовые воды смерти», то есть это пограничный мир, служащий водоразделом между «живыми» и «мёртвыми» водами, водами «Жизни» и водами» Смерти». Носителем Жизненной Энергии Духа вод «Жизни» в органическом мире животных служит горячая кровь, а в мире растений – питательный сок земли. В мире неорганическом, в мире холодного камня и металлов, таким носителем Духа Жизни является тепловая энергия движения баллаби (плавленой лавы или крови земной) в пламенном котле плавления вулканических недров земли, где атомная энергия химических элементов вселенной преобразуется в энерго-материальный цикловорот, в термоядерную энергию солнца и звезд. Когда движения нет, когда иссякает энергетическая потенция, наступает энергетический коллапс, и как следствие этого, наступает смерть из-за недостатка энергетической поддержки внутри организма или вне его.

Гильгамеш стремится в загробный мир, мир мёртвых, не важно какой, адовый или райский; ему важно встретится с Утна-Пишти, чтобы узнать тайну бессмертия и, через это, отвести от человечества угрозу смерти. Уршанаби перевозит Гильгамеша на лодке, по водам смерти преиспод-дней из предверия ада и рая, в райскую обитель для бессмертных, где Утнапишти, «шагая путём неизменным, свои обходит владения». «Неподвижна вечная бездна. Из неё не выпрыгнет рыба. Неслышно ни шума крыльев, ни резкого птичьего крика». Всё исскуственно в райском саду: «молочные реки в кисельных берегах», прекрасный сад из драгоценных камней. Нет жизни в раю божественных небожителей; здесь только есть виртуальная преджизнь или подготовка к будущей, земной жизни, здесь есть только виртуальная нежить райского сада, голографически копирующая бытие сада земного за пределами вод смерти.

«В Дильмуне, ворон не каркает.

Птица «смерти» криков смерти не накрикиват.

Там лев не бьёт. Волк ягнёнка не рвёт.

Там собака сторожевая, как козлят стерегут, не знает.

Там свинья зерна не пожирает.

Вдова на крыше солод не расстилает.

Птица небесная тот солод не склёвывает.

Там голубь головою не вертит.

Там хворь глазная «я хворь глазная» не говорит.

Там хворь головная «я хворь головная» не говорит.

Там старая «я старая» не говорит.

Там старый «я старый» не говорит.