Похититель снов - Мишель Жуве

Наташа не ответила. Она оставалась задумчивой и казалась чем-то раздосадованной.

— Ну, не знаю, буду ли я завтра свободна…

Потом отошла в сторонку, чтобы поговорить по мобильному телефону, и вернулась с улыбкой на лице.

— Я согласна, но нужно, чтобы вы немедленно прекратили пить. И вы, и я, — добавила она. — Мне нужно вернуться в гостиницу к часу дня.

Ужин продолжался. Теперь принесли десерт с избытком крема. Я воспользовался случаем и пропустил несколько бокалов шардонне. Наташа пожала плечами.

— После такого количества вина вы вовсе не уснете!

— Мы вернемся в отель лишь к полуночи. А вставать нам нужно уже в полчетвертого. Спать-то особенно некогда…

На обратном пути в автобусе царила полная тишина — все спали.

— Эти чертовы австрияки не должны были играть «Марш Радецкого», — сказал я Наташе. — Вы знаете, что Радецкий был губернатором Венеции в 1850 году?

— Нет. Я это, должно быть, проходила, но позабыла. А вы бывали в оккупированной Австрии в конце войны?

— Да, был в Вене. Я не стал этого говорить тирольцу.

— А вы говорили об этом с профессором Манном? Чем он занимается в Вене? Он очень интересный человек.

— Нет. Мы с ним никогда не говорим о войне. Зачем бередить старые раны? Профессор Манн блестящий геронтолог.

— У вас остались хорошие впечатления о Вене?

— Не особенно. Это было сразу после заключения перемирия. Жители Вены умирали от голода. Многие женщины подверглись насилию со стороны русских… то есть советских солдат. То были совсем иные времена. Люди много пили. Я ходил в нижних чинах, будучи курсантом сержантской школы альпийской пехоты. На восемь дней меня прикомандировали к главному штабу маршала Конева, по взаимному обмену с советскими войсками. Тогда еще не было «железного занавеса».

— Вы любите Россию?

— Да, у русских исследователей свои идеи, часто отличные от наших. Некоторые очень оригинальны. Многие побывали в моей лаборатории. Мне бы очень хотелось еще раз съездить в Санкт-Петербург… Это такой красивый город…

— Тогда я могла бы составить вам компанию, — улыбнулась она… и заснула.

Была уже половина первого, когда мы наконец прибыли в Монтегротто; кругом царила темная ночь, черная, как чернила.

Глава 9. Гора Граппа

Понедельник, 13 сентября 1999 года

Мы выехали в четыре утра, когда луна в первой четверти светила серебристым светом. Быстро пересекли венецианскую равнину по пустынным шоссе; на указателях оранжевым светом вспыхивали названия множества городков и деревень. Обратная дорога, конечно, окажется более долгой.

Проехав Бассано дель Граппа, мы поднялись по Страда Кадорна. В отблесках фар мелькали крыши домишек, окруженных виноградниками, акациями и шиповником. Постепенно пейзаж становился все более диким. Весьма извилистая дорога пролегала через еловый лес. Потом появились каменные казематы, испещренные номерами пехотных и артиллерийских полков, вначале разбитых в ходе австрийского наступления зимой 1917 года, а потом участвовавших в победоносном наступлении итальянцев за несколько недель до заключения перемирия 4 ноября 1918 года. Внезапно густой ельник расступился, и перед нами открылся альпийский луг, затем дорога привела нас на бесплодную равнину, окруженную высокими скалами. Наконец мы въехали на площадку на высоте 1775 метров, обозначенную как конец дороги. Было ровно шесть часов. Перед нами вырисовывалось начало длинной черной лестницы, вершина которой терялась в темноте. Направленные на все четыре стороны 75-ти и 77-миллиметровые орудия защищали первые ступени. Из-за яростных порывов северного ветра было очень холодно. В полседьмого начал заниматься день, сначала медленно, только заметно было, как клочья тумана под нами стали быстро рассеиваться в ночи. Затем на востоке появился оранжевый луч. Он осветил остатки тумана и вершину лестницы. Вдруг, будто догадавшись, в чем красота этого спектакля, я повернулся против ветра, бившего в лицо, и не поверил своим глазам: из тьмы и мглы возникали высоченные горы. Одна за другой, розовые, желтые, оранжевые, белые; их плоские силуэты — черные зазубренные или белые, как сахарные головы, возвышались на фоне безоблачного темно-синего неба. Они казались такими близкими — всего в каких-нибудь нескольких часах ходьбы по извилистой горной тропе, направлявшейся к северу. Это был горный массив Брента, отделявший нас от Доломитовых Альп с южной стороны. Мне сразу же вспомнились пережитые мною во время и после войны незабываемые впечатления от восхода солнца высоко в горах: те же ощущения сжатия пространства, величия, чистоты и тишины. Мало-помалу стали появляться тени, формируя рельеф. Клочья облаков и тумана поднимались из расщелин между скалами и устремлялись вертикально вверх, чтобы раствориться в светлеющем синем небе.

Рельеф все больше вырисовывался, горы тихонько отодвигались, открывались темные долины, куда еще не успел проникнуть луч солнца. Застигнутые врасплох грандиозным зрелищем, мы с Наташей пребывали в молчании. Я повернулся к солнцу. Туман еще покрывал равнину, но под воздействием нисходящего с гор северного ветра постепенно рассеивался. Он стал вначале оранжевым, потом золотистым, после чего испарился. Стала видна величественная изломанная линия венецианского залива. Он начинался дальними огнями Триеста, переходящими в огни Венеции, продолжался в южном направлении факелами нефтеперегонного завода, дымы которого уносились к Адриатике. Равнина, расстилавшаяся под нами, еще была усеяна мириадами огоньков бесчисленных городков и деревень. Никогда не думал, что в районе Падуи и Венеции такая высокая плотность населения!

Постепенно местность начала покрываться промышленными дымами, контуры залива стали расплываться и наконец исчезли. В небе появились два тонких белых параллельных следа от самолета-разведчика, направлявшегося в Боснию с авиабазы НАТО в Виченце.

Мы не спеша поднялись по ступеням лестницы. Там было гигантское военное кладбище: 25 тысяч итальянских и австро-венгерских солдат пали здесь в 1917 году и в 1918-м — за несколько дней до заключения перемирия. На почерневших бронзовых табличках можно было разобрать имена погибших со всех концов империи. Лейтенант фон Мюллер, католик из Линца. Фельдфебель Радуловаки, православный из Любляны. Капитан Бела Ковач из Будапешта… Мусульмане из Сараева, галицийцы, триестинцы, тирольцы, словаки, поляки, хорваты… К югу ровными рядами простиралось столь же необъятное кладбище итальянских солдат. Да, тот старик-итальянец, которого я встретил вчера вечером, был прав. Теперь мне стало ясно, насколько уязвима была Венеция, находившаяся на расстоянии пушечного выстрела с окрестных гор.

Мы медленно прошли по кладбищу. Перед большим крестом Наташа перекрестилась по-православному. Никогда прежде не доводилось мне бывать на военном кладбище, находящемся в столь величественной местности.

— По крайней мере, каждое утро они могут любоваться одним из самых прекрасных видов в мире, — сказал я Наташе.

— Кто — они? — спросила она.

Я не ответил.

К десяти часам солнце стало припекать, и пейзаж переменился. Горы еще дальше отодвинулись и стали бурыми, почти бесцветными.

Обратно Наташа опять решила вести машину сама. В лесу капли росы омыли стекла нашего «фиата». После Бассано дель Граппа машин на областных венецианских дорогах стало очень много, и мы двигались все медленнее и медленнее. Внезапно меня бросило вперед — Наташа резко затормозила. Я увидел неподалеку проблесковый маячок и мигающие огни полицейского патруля. Наташа подала назад и сумела выехать на маленькую боковую дорогу.

— О боже, Наташа, вы настоящая раллистка! Если бы полицейские нас заметили, они бы послали вдогонку патрульный мотоцикл!

— Солнце светило мне в спину, а им — в глаза, и они не могли нас видеть. Это военная полиция, она подчиняется этим убийцам из НАТО. Она охраняет воздушную базу в Виченце… А я забыла свой паспорт!

Наташа успокоилась, и мы добрались до Абано по узким второстепенным дорогам.

— Повезло нам с вами, — сказала она, — я ненавижу полицию, всякую полицию, а в особенности натовскую.

Когда мы проезжали через Абано, Наташа показала мне две главные улицы, где можно приобрести все «на зависть другим», — как она сказала, улыбнувшись.

Это была ее единственная улыбка в то утро.

Она высадила меня у гостиницы около часа дня и сразу же поехала дальше, так как у нее была важная встреча в Падуе.

Интересно, а с чего это Наташа так ненавидит «натовских убийц», — размышлял я, поднимаясь по ступеням отеля. — Да потому, несомненно, что она русская! А почему она не хотела, чтобы я пил вино вчера вечером? Я попытался привести в порядок свои мысли, лежа в кресле у бортика бассейна, но провалился в долгий сон без сновидений, который позволил мне восстановиться после этой бессонной ночи.