Падение мисс Кэмерон - Хелен Диксон

— Вы с необыкновенной прямотой выразили свои убеждения, Стивен. Это слова и убеждения либо закоренелого холостяка, либо человека, когда-то раненного любовью так глубоко, что он теперь боится влюбиться снова. — По тому, как окаменело его лицо и потемнели глаза, она поняла, что угадала. — Простите, я не хотела вас задеть.

Оба помолчали. Немного погодя он как ни в чем не бывало насмешливо спросил:

— Больше ко мне нет вопросов? Или что-то еще хотите узнать?

— Только если вы хотите рассказать.

— Я не могу и не хочу рассказывать с легкостью о своих мыслях и чувствах, Дельфина. Пока просто не готов, но со временем это возможно.

Что бы там ни произошло в его жизни, прошлое оставило на сердце шрамы и посеяло недоверие в душе. Она невольно разбередила в нем какие-то больные воспоминания и теперь жалела о своей бесцеремонности. Она вспомнила, как мистер Оакли вскользь упомянул о какой-то истории в жизни своего хозяина, но не стала об этом спрашивать, побоялась, что Стивен рассердится.

— Берегитесь, — мягко предупредила она, — однажды приключения приведут вас к любви, и вы обожжете сердце.

— Сомневаюсь.

— Вы научите меня плавать? — спросила она, желая сменить тему.

Он удивленно посмотрел на нее и рассмеялся:

— Вы сразу замерзнете, вода ледяная.

Она заглянула ему в лицо. Ветер трепал черные как вороново крыло, волнистые волосы.

— Но вы же не мерзнете. Знаете, я быстро обучаюсь.

— Я вам верю. Но это опасно. Здесь очень сильные течения, особенно в этой бухте и особенно когда начинается прилив.

— Я не боюсь.

— Вы не боитесь, что волна накроет и утащит вас в море?

Она тряхнула головой:

— Ни капельки.

— Но зачем вам учиться плавать?

— Просто хочу. Вы разочарованы моим ответом?

Прежде чем ответить, он долго смотрел вдаль, на море. Наконец с улыбкой взглянул на нее:

— Очень хорошо, Дельфина. Когда я вернусь из Испании, я научу вас.

— Вы обещаете?

— Обещаю, что буду учить, но за успех не ручаюсь.

Ветерок стих, и заходящее солнце посылало теплые прощальные лучи. Скоро его красный шар скроется за горизонтом и темнота накроет землю, как покрывало. Краски закатного неба и моря так завораживали, что они долго молчали, наблюдая величественную картину.

Больше они не затрагивали тем, способных вызвать споры и несогласие, просто перешли на легкий, ни к чему не обязывающий разговор. Им было приятно общество друг друга.

— Как же я голоден! — спохватился Стивен. — Пора идти, время ужина.

Она видела блеск в его глазах, но сомневалась, что это от голода, кажется, он был другого рода. Он подал ей руку и помог спуститься с валуна. Оказавшись рядом, она заглянула в его потемневшие синие глаза, у нее сразу перехватило дыхание. Она помедлила и, сделав вид, что ничего не замечает, отвернулась, глядя в сторону дома.

— Действительно, уже поздно, и нам пора возвращаться.

Он повернул к себе ее лицо и взял его в ладони.

— Вы конечно же знаете, как нелегко мне справляться с теми чувствами, которые вы мне внушаете, Дельфина?

— Но я не понимаю, о чем вы… — пробормотала она, пытаясь не смотреть на него и не видеть его губ, почти касавшихся ее лица.

— Поверьте, мне приходится собирать в кулак всю свою волю, чтобы не забыть о том, что я джентльмен и должен держать свое обещание не касаться вас, в то время как мне хочется просто воспользоваться законным правом мужа.

Она, чувствуя, что краснеет, попыталась обратить все в шутку:

— Не понимаю, почему вы так стараетесь сдерживать себя. Я не стану сопротивляться, мы одни на этом пустом берегу, и ваша попытка соблазнить меня хотя не в правилах джентльмена, но принесет вам желаемый результат. Я попала в ловушку.

Он увидел, что она не кокетничает и не старается его уколоть. Она действительно его опасается.

— В ловушку? Нет, вы не правы. Вы вольны уйти, если хотите. Я не стану вас удерживать.

Она затаила дыхание. Его нетрудно было понять. Они стояли так близко, что она, в своем тонком, очень открытом летнем платье, почти касалась его груди своей полуобнаженной грудью, с заметно затвердевшими от подувшего холодного ветра сосками. У Дельфины закружилась голова, желание затуманивало мозг, парализовало волю, она ничего не видела, кроме этого красивого, склонившегося к ней лица, а его голос, глубокий и бархатистый, проникал в самое сердце.

— Вы хотите, чтобы я ушла? — прошептала она.

— Нет. Потому что иначе я не смог бы сделать вот так.

И поцеловал ее продолжительно и нежно, уверенный, что его поцелуй желанен и она ждет его. Оторвавшись, обвел легонько языком изгиб ее верхней губы.

— Теперь вы меня поцелуйте.

Ее губы покорно раскрылись под его губами, она закрыла глаза и сама прильнула к нему. Их поцелуй становился все более чувственным, страстным, требовательным, оба были охвачены горячим нетерпением перейти к более интимным ласкам. Обоих охватило знакомое безумие, грозившее взрывом. Она уже не могла сопротивляться и подчинилась бы любому его желанию. Но он неожиданно оторвался от ее губ, чуть откинулся назад, подождал, когда она откроет глаза, и заглянул в них испытующим взглядом, в самую глубину, как будто искал там ответ. Она сразу утонула в темной синеве, выражение глаз было требовательным, почти властным, волнующее возбуждение нарастало. Он увидел ответ в ее глазах, но вдруг отпустил ее и, тяжело дыша, произнес:

— Идите в дом, Дельфина. Я приду через несколько минут.

Она неуверенно заглянула в его глаза, не понимая перемены в его настроении. Потом покорно произнесла:

— Как вам угодно.

Повернулась и пошла в дом. Он смотрел ей вслед, она не обернулась. Постепенно его дыхание выровнялось, и он снова стал смотреть на горизонт, где медленно погружался в море сверкающий огненный шар. Подождал его полного исчезновения, вздохнул, провел языком по губам, вспоминая ее поцелуй — чувственный и не оставлявший сомнений.

Он не часто стыдился своих поступков, но какой-то дьявольский импульс заставлял его причинять ей боль — словами или грубостью прикосновений. И признавал, что причина в том, что он начинал серьезно увлекаться ею, испытывал нежное чувство, хотелось защитить ее, и ему это не нравилось. Прежняя жизнь вполне его устраивала. И до появления в ней Дельфины не было никаких сожалений, ни угрызений совести, а главное — никаких любовных привязанностей. Знакомая боль пронзила сердце, и он поспешно отогнал те мысли и образы, которые старался запрятать как можно глубже и не вытаскивать их из памяти. Он поклялся больше не верить ни одной женщине. Однажды он полюбил, той любовью, о которой сегодня с такой горячностью говорила Дельфина. Он не сомневался в искренности ее убеждений, но нарочно старался дразнить ее, изображать закоренелого холостяка с очерствевшим сердцем. Не стоит мерить ее той же меркой, как ту, которая так ранила его.