Наука любви (сборник) - Овидий

Этих свидетельских мест тоже избегнуть умей.

«Здесь мы были вдвоем, здесь легли на желанное ложе,

Здесь подарила она самую сладкую ночь».

Воспоминаньем любовь бередит незажившие раны,

А обессилевших гнет самая малая боль.

Полупогаснувший прах оживает, почувствовав серу,

И неприметный огонь ярким встает языком, —

Так, если прежнюю страсть обновить неумелым намеком,

Вновь запылает пожар там, где не тлело ничто.

Счастлив аргивский моряк обойти Кафарейские скалы [146] ,

Где в разожженных кострах кроется старцева месть;

Рад в осторожном пути не встретить Нисову Сциллу —

Не возвращайся и ты к месту минувших отрад.

В них для тебя – и сиртская мель, и эпирские рифы,

В них поглощенную зыбь крутит Харибдина пасть.

Есть облегченье и в том, к чему не понудишь советом,

Но коли выйдет судьба – сам же окажешься рад.

Если бы Федра жила в нищете, не пришлось бы Нептуну

Слать против внука быка, робких пугая коней:

Кноссянка [147] , роскошь забыв, забыла бы грешные страсти —

Лишь на приволье богатств любит гнездиться любовь.

Кто захотел бы Гекалу и кто бы польстился на Ира? [148]

Бедная с нищим, они впрямь никому не нужны.

Нет у бедности средств питать любовную похоть —

Только решишься ли ты ради того обеднеть?

Ну, так решись не тешить себя хотя бы театром,

Если из сердца избыть дочиста хочешь любовь!

Истаивает душа от кифары, от флейты, от лиры,

От голосов и от рук, плещущих в мерном ладу;

Там представляет плясун любовников древних сказаний

И мановеньем своим радость внушает и страх.

Даже – больно сказать! – не трогай любовных поэтов!

Притиранья для лица

[149]

Женщины! Вот вам урок: учитесь, как можно заботой

Сделать прекрасней лицо и сохранить красоту.

Только уход, изведя ежевичник колючий, заставил

Почву бесплодных полей злаки Цереры дарить;

Только уход избавляет плоды от горького сока,

Яблоне усыновить чуждый велит урожай.

То, что ухожено, всем по душе. Раззолочены кровли,

Мрамором штучных полов черная скрыта земля,

Индия шлет для утех слоновую кость вырезную,

Лучше становится шерсть, выйдя из тирских котлов [150] .

Может, при Татии [151] встарь и любили сабинянки больше

Не за собою ходить, а за отцовской землей.

Радостно было сидеть на высокой скамье краснолицым

Женам и толстую нить грубой рукою сучить,

Вечером в хлев запирать ягнят, которых пригнала

С пастбища дочь, и в очаг хворост кидать и дрова.

Матери наши теперь народили дочек нежнее:

Хочется всем вам ходить в платье с шитьем золотым,

Хочется так и сяк уложить надушенные кудри,

Хочется, чтоб самоцвет ярче на пальце сверкал;

Камни с Востока везут, чтобы вы их носили на шее,

Чтобы их груз оттянул мочки обоих ушей…

Впрочем, нельзя укорять за старанье понравиться женщин,

Если мужчины и те стали лощены в наш век.

Холят себя мужья, перенявшие женский обычай,

Так что нельзя и жене больше следить за собой.

Как украсить себя, как ловить любовь на приманку,

Знать не пустяк. А в упрек ставить опрятность нельзя.

Сидя в деревне, и то любая кудри уложит,

Скрой на Афоне ее – прибрана будет и там.

Нравиться хоть и себе – даже это каждой приятно,

Каждой своя красота и по душе, и мила.

Любит Юнонин павлин [152] распускать хваленые перья

Перед людьми: красотой даже и птица горда.

Так-то верней сожжет нас Любовь, чем от силы безвестной

Трав, искушенной в волшбе срезанных тайно рукой.

Зельям верить нельзя, и незачем смешивать соки

Или зловредный пытать яд от влюбленных кобыл [153] .

Змеи в дальних полях от марсийских не лопнут заклятий,

И не погонит река воды к истокам своим.

Если в темесскую медь [154] кто-нибудь иногда и ударит,

Все ж с колесницы ночной кони не сбросят луну.

Женщины! Прежде всего и всегда добронравье блюдите!

Внешность пленяет, когда с нравом в согласье она.

Любят надежно – за нрав! Красота уходит с годами,

Сетка покроет морщин милое прежде лицо.

Время придет, когда вам будет в зеркало горько глядеться,

И огорченье еще к прежним добавит морщин.

Лишь добронравье одно устоит и годам не уступит,

Только оно привязать может надолго любовь.

Женщины! Вот вам урок: когда томные члены покинет

Сон, учитесь лицо белым и свежим хранить.

От шелухи и мякины очисть ячменные зерна,

Те, что из Ливии к нам шлют на судах грузовых,

Выбей десяток яиц на горох журавлиный, по весу

Взяв, сколько чистый ячмень весил – два фунта сполна.

После того как смесь на ветру просохнет, ослица

Пусть перемелет ее, жернов шершавый вертя.

Рог разотри, что олень годовалый сбросил впервые,

Фунт порошка разделив, долю шестую возьми,

И, когда с мелкой мукой будет он у тебя перемешан,

Сразу ее над ларем ты через сито просей.

Дюжину после очисть нарцисса луковиц, в гладком

Мраморе их разотри неутомимой рукой,

Унцию тускских смешай семян с аравийской камедью [155] ,

Более в девять раз меду к составу добавь.

Кто притираньем таким лицо смягчает усердно,

Будет кожа у той глаже лощеных зеркал.

Смело бобы прокали, животы от которых вздувает,

И на огне насуши бледных волчана плодов,

Тех и других, весы уравняв, бери по шесть фунтов,

Те и другие дай черным дробить жерновам.

Надо вложить и белил, и красной щелочной пены,

Яркий косатник добавь из иллирийской земли.

Пусть это все перетрут молодые сильные руки;

Взявши стертую смесь, унцию ровно отвесь.

Гнезда плаксивых птиц [156] раздобудь (потому «зимородным»

Снадобье это зовут). Пятна сгоняет оно.

Если ты спросишь, каким я довольствуюсь весом, отвечу:

Унцию ты разделить надвое ровно должна.

Все это соединить, чтобы смесью смазывать кожу,

Можно, добавив из сот желтый аттический мед.

Ладан, хоть он угоден богам и гнев их смиряет,

Все-таки ты не спеши бросить в огонь на алтарь:

С щелоком ладан смешай, если ищешь от прыщиков средство,

Ровно по трети возьми фунта для смеси такой.

Меньше трех унций отвесь с коры добытой камеди,

С кубик игральный всего жирного мирра добавь,

Все это вместе стерев, пропусти через тонкое сито,

Чтобы скрепить порошок, меду густого налей.

Будет полезно укроп в благовонное мирро подсыпать,

На девять скрупулов взяв мирра – укропа лишь пять.

Розы сухих лепестков набери, сколько схватишь в пригоршню,

Ладан мужской подмешай к ним и Аммонову соль [157] .

Также и слизистый сок, выделенье зерен ячменных;

Соли и ладана вес с весом сравняй лепестков.

Снадобьем этим намажь ненадолго гладкую кожу —

Цвет лица у тебя станет надолго хорош.

Видел я женщин, что мак в холодной воде растирают

И лекарством таким нежное мажут лицо…

Любовные элегии

Книга первая

I

Важным стихом [158] я хотел войну и горячие битвы

Изобразить, применив с темой согласный размер:

С первым стихом был равен второй. Купидон рассмеялся

И, говорят, у стиха тайно похитил стопу [159] .

«Кто же такие права тебе дал над стихами, злой мальчик?

Ты не вожатый певцов, спутники мы Пиэрид.

Что, если б меч Венера взяла белокурой Минервы,

А белокурая вдруг факел Минерва зажгла?

Кто же нагорных лесов назовет госпожою Цереру

Или признает в полях девственной лучницы власть?

Кто же метанью копья обучать пышнокудрого стал бы

Феба? Не будет бряцать лирой Аонии [160] Марс!

Мальчик, и так ты могуч, и так велико твое царство, —

Честолюбивый, зачем новых ты ищешь забот?

Или ты всем завладел – Геликоном, Темпейской долиной?

Иль не хозяин уж Феб собственной лиры своей?

Только лишь с первым стихом возникала новая книга,

Как обрывал Купидон тотчас мой лучший порыв.

Нет для легких стихов у меня подходящих предметов:

Юноши, девушки нет с пышным убором волос», —

Так я пенял, а меж тем открыл он колчан и мгновенно

Мне на погибель извлек острые стрелы свои.

Взял свой изогнутый лук, тетиву натянул на колене:

«Вот, – сказал он, – поэт, тема для песен твоих!»

Горе мне! Были, увы, те стрелы у мальчика метки.

Я запылал – и в груди царствует ныне Амур.

Пусть шестистопному вслед стиху идет пятистопный.

Брани, прощайте! И ты, их воспевающий стих!

Взросшим у влаги венчай золотистую голову миртом,

Муза, – в двустишьях твоих будет одиннадцать стоп.

II

Я не пойму, отчего и постель мне кажется жесткой,

И одеяло мое на пол с кровати скользит?

И почему во всю долгую ночь я сном не забылся?

И отчего изнемог, кости болят почему?

Не удивлялся бы я, будь нежным взволнован я чувством…

Или, подкравшись, любовь тайно мне козни творит?

Да, несомненно; впились мне в сердце точеные стрелы

И в покоренной груди правит жестокий Амур.

Сдаться ему иль борьбой разжигать нежданное пламя?..

Сдамся: поклажа легка, если не давит плечо.

Я замечал, что пламя сильней, коль факел колеблешь, —