Бродяга Гора - Джон Норман

— Ты же сам сказал, что у тебя их немного.

— Много ли, мало ли, но они мои, и распоряжаться ими я буду по своему усмотрению. А не по твоему!

— Как хочешь, Джейсон, — недовольно проворчала она.

— Я не стану пользоваться тобой, но монету дам, — сказал я, но когда потянулся, чтобы бросить медяк в щель коробки, рабыня быстро перекатилась и встала на ноги.

— Я стою медяк, — заявила она. — Мой господин — гордый человек, он посылает меня торговать собой, а не побираться.

— Но тебя могут выпороть, — напомнил ей я.

— Я добуду деньги где-нибудь в другом месте.

Вот кого несомненно стоило бы выпороть, так это ту дерзкую рабыню, которая стоит рядом с тобой.

— Проваливай! — закричала мисс Хендерсон.

Девушка убежала, позвякивая колокольчиками и монетами.

— Какой ужас! — повторяла Беверли. — Это отвратительно! Отвратительно!

— Некоторые мужчины покупают подобных девиц не для собственного использования, а для извлечения материальной выгоды. Их держат в конурах и посылают на улицы торговать своим телом. Таким образом они отрабатывают питание и приносят хозяину доход. Тебе, кстати, тоже стоит подумать о средствах к существованию.

— Я уже говорила, что у меня нет ни денег, ни Домашнего камня, ни ремесла, способного дать заработок.

— Существует ремесло, доступное каждой женщине, — заметил я.

— Нечего надо мной насмехаться, Джейсон. То, что ты имеешь в виду, для меня не подходит.

— Да? Вообще-то я имел в виду ремесло поварихи.

— Очень смешно! — фыркнула Беверли.

— А как ты собираешься зарабатывать себе на жизнь?

— Вот чего я не собираюсь делать, так это зарабатывать. Я рассчитываю, что меня будешь обеспечивать ты.

— А что ты предложишь мне взамен?

— Ничего, — объявила мисс Хендерсон. — Я, между прочим, не просила меня покупать.

— Сдается мне, что я сделал не самую выгодную покупку, — буркнул я.

— Ну, если тебя так заботит выгода, можешь повесить мне на шею ошейник с колокольчиком да коробку для монет и отправить собирать медяки.

— А что, интересное предложение…

Она буркнула что-то невнятное, и мы пошли дальше.

— У тебя есть работа? — спросила мисс Хендерсон некоторое время спустя.

— Нет, — ответил я.

— Придется найти.

— Наверное, стоит.

Меня, с моими мускулами, охотно наняли бы гребцом или портовым грузчиком. Во всяком случае, зарабатывать, участвуя на пари в кулачных боях, мне больше не хотелось. Этак недолго нарваться на нож или на меч. Неизвестно, чем бы обернулась для меня встреча с задиристым пиратом по имени Клиомен, не вступись за меня тот спившийся малый — кажется, из Порт-Коса, — которого звали Каллимахом.

— Нам потребуются деньги, — напомнила мисс Хендерсон.

Я промолчал.

— Ты можешь называть меня Беверли, — сказала она.

— А как насчет Веминии? — спросил я. Так назывался голубой горианский цветок, маленький, красивый, с нежными лепестками.

— Это рабская кличка, — ответила она, — так меня называли в доме Онеандра из Ара.

— Для слуха большинства жителей Гора имя Беверли тоже звучит как рабское.

— А как, интересно, звучит для них имя Джейсон? — сердито осведомилась она.

— Прости, если разочарую тебя, — сказал я, — но это довольно распространенное имя на Горе, особенно, насколько мне известно, к западу по реке, а также на островах Кос и Тирос.

— Вот оно что!

— К тому же, — добавил я, — оно везде рассматривается как имя свободного человека.

— Вот как!

— Да. В отличие от Беверли.

— Понятно, — промолвила она язвительным тоном. — Но имя Беверли может принадлежать не только рабыне. Я буду носить его как свободная женщина.

— Дело твое.

— А еще нам с тобой надо будет договориться о всех деталях, касающихся нашего совместного проживания.

— Само собой.

— Первым делом мне хотелось бы помыться.

— У меня есть маленькая медная ванна.

— Что же до готовки, уборки и прочих домашних дел, то мы поделим их поровну, и каждый будет отвечать за свою долю, — заявила Беверли.

— Интересно! — возмутился я. — Выходит, мне предстоит целыми днями работать, а потом, приходя домой, еще и хлопотать по хозяйству?

— Не рассчитывай, будто я буду выполнять за тебя черную работу, — отрезала она. — Я свободная женщина. Я буду делать свои дела, а ты свои. Понятно?

— Чего тут непонятного?

— Надеюсь, ты снял комнату не в этом убогом квартале? — осведомилась Беверли, подняв глаза на фонарь, раскачивающийся над входом в трактир.

— Зря надеешься, — сказал я.

— Надо будет присмотреть что-нибудь получше.

Я промолчал, подумывая, что было бы недурно сорвать с Беверли простыню. Надо полагать, она прекрасно смотрелась бы с колокольчиком на ошейнике.

— Я обошлась тебе меньше чем в сребреник, — сердито проворчала Беверли после непродолжительного молчания. — А между тем некоторых девушек покупали за два, а то и за три серебряных тарска.

— Это были очень красивые женщины, — пояснил я — некоторые принадлежали к высокой касте, а две были даже особо обучены для утонченных удовольствий.

— Но уж я-то, конечно, куда дороже, чем любая из них, — раздраженно заявила она.

— Ты сердишься? — удивился я.

— Конечно! Я стою гораздо больше, чем девяносто восемь медных тарсков.

— А вот я вовсе не уверен в том, что ты стоишь и этих девяноста восьми медных тарсков.

Беверли охнула от злости.

— Если девушке на рынке Гора цена полновесный сребреник, так за нее сребреник и дадут, — пояснил я.

— Ты отвратителен!

— А ты никак не стоишь серебряного тарска.

— Ненавижу тебя!

— По мне, так ты не стоишь и пары медяков.

— Животное! — воскликнула Беверли. — Животное!

— Помни, — сказал я ей, — у тебя нет Домашнего камня.

— Иными словами, ты говоришь, чтобы я попридержала язык?

— Тебе бы это не повредило.

— Ну конечно. У меня нет Домашнего камня, значит, надо мной можно измываться как вздумается. Можно сорвать с меня эту простыню, швырнуть прямо на камни, овладеть мною силой и снова обратить в рабыню!

— У меня и в мыслях не было ничего подобного. Хотя… такое возможно.

— Ха, возможно! Да у тебя духу не хватит!

— Не дразни меня.

— Ты слишком слаб для этого. Куда тебе?

Я схватил ее за укутанные простыней плечи и яростно встряхнул.

— Ой! — воскликнула она. — Не гневайся, господин. Пощади меня.

— Слово «господин» легко слетело с твоих губ, — заметил я.