Шлюха-2 - Нина Леннокс

прошептал ей в губы:

— Не хочу ничего слышать о твоем почти муже. — Соприкоснулся губами с её губами, не

вторгаясь в её личное пространство, не забирая у неё право выбора. Она была свободна в

своих действиях: ответить ему или нет. И она ответила. Слегка приоткрыла губы и

впустила его язык.

Стефан всё также к ней не прикасался, держался из последних сил. Главное — не давить

на нее… Руки Марины обвили его шею, губы не могли насытиться, углубляя поцелуй, жадно требуя ещё и ещё. Самообладание трещало по швам, кожа искрилась, стесненная

лишней одеждой. Он сжал руками её талию, не веря, что, наконец-то, мог к ней

прикоснуться. Лишь бы это был не плод его больного воображения…

Он потянул молнию платья вниз, быстро снял его, не давая ей шанса возразить.

— Нет, Стефан, стой… — простонала Марина, прижимаясь телом к нему. — Не надо…

Нельзя… Я…

— Ты сейчас молчишь, — отрезал он и, развернув её, расстегнул бюстгальтер. Кинул на

пол.

Девушка стояла к нему спиной и дрожала. Закрыла руками грудь, стесняясь своей наготы.

Боже, что она сейчас делала…

— Убери руки, — приказал Стефан.

— Нет, — замотала головой Маринка.

— У-бе-ри.

Она всхлипнула и убрала руки, покрываясь гусиной кожей. Его руки легли ей на бедра.

Правая рука скользнула в трусики, нежно поглаживая венерин холмик. Всхлипы девушки

усилились. Она хотела его, но это было неправильно.

— Нельзя, Стефан.

— Твоё тело говорит об обратном. Оно дает мне карт-бланш делать с ним всё, что я только

захочу. — Палец окунулся в её влажный жар. Мужчина довольно улыбнулся и сорвал с неё

трусики, бросив их к остальным вещам на пол. — На кровать.

Она подчинилась и забралась на кровать. Он всё еще был одет. Стефан чувствовал себя

близким к взрыву. Но он не хотел кончить, только войдя в неё. Чёрт! Какая же она

красивая. На глазах — слёзы, но сама мокрая. Его это взбесило. Пусть признается, что

хочет его!

— Ляг на живот, лицом вниз, чтобы я видел тебя. Раскройся передо мной.

Она медлила.

— Марина, хватит. Хватит бояться чего-то. Ты же видишь, я сейчас взорвусь. Не искушай

судьбу. Не хочу делать это быстро, только не с тобой, не с моей любимой девочкой.

Сделай, как я прошу.

Всхлипы усилились, но она приняла нужную позу. Стефан втянул носом воздух, задыхаясь. Вид её поднятой попки и лона, раскрытого, влажного и такого горячего, сводил

с ума. Он начал быстро расстегивать рубашку и брюки, не отрывая взгляда от её мокрых

глубин ни на секунду. Взгляд поднялся выше, к её волосам, рассыпанным по плечам, которые подрагивали. Она плакала. Нет, она не могла плакать потому, что он обидел её.

Она обманывала себя. Сейчас он всё исправит. Без всяких слов он резко развернул её к

другому концу кровати, встал на колени и вжался лицом ей между ног. Марина

вскрикнула. Слёзы покатились по щекам с удвоенной силой. Его руки крепко держали её

бедра, не давая ей вырваться. Девушка вцепилась пальцами в простынь, выгибаясь, словно

кошка.

— Боже… Невозможно… Да… — стоны вырывались обрывками фраз из её губ, которые

она постоянно закусывала, чтобы не кричать.

Он добавил палец, и она кончила. Стефан залез на кровать и прижал её, плачущую, к себе.

— Не плачь, моя девочка, — шептал ей в волосы, пока она прятала лицо у него на плече.

— Если я обидел тебя, прости меня. За все прости. — Она подняла голову, и он начал

осыпать её лицо поцелуями.

Марина отбросила все тяжелые думы и просто отдалась ему. Ему, мужчине, в чьих руках

хотела сгореть, без возможности воскреснуть. Стефан вошел в неё, рыча и сжимая её

хрупкое тело своими сильными руками. Безумные толчки в её тело сносили крышу, рвали

мозг на части. Мысленно он уже давно кончил, от одного вида её гладкой кожи, упругой

груди и желания, которое чуть ли не стекало по бедрам. Подумав о том, какой влажной она

была, он толкнулся в неё сильнее. Её отрывочные стоны и крики заставляли его

кровеносные сосуды лопаться, а член входить всё яростней в её такое податливое тело.

— Моя девочка. Только МОЯ, — проревел он и кончил в неё, покрывая шею поцелуями.

Она крепко держалась за его шею, позволяя дрожи прокатиться по телу и утихнуть.

Услышав ещё один всхлип, он хотел поднять голову, но она удержала ее на месте.

— Я скучала по тебе, — прошептала, перебирая его волосы. — Очень.

— Я тоже… — сказал он, но его прервал звонок её телефона.

Марина дотянулась до сумки, нехотя выбираясь из его объятий. На экране светилось имя

Вадима. Твою мать! Она тряхнула головой, сбрасывая наваждение.

— Алло. Привет, любимый.

Лицо Стефана потемнело.

— Я… Я бегаю по ЦУМу. Начались зимние акции. Хочу шубку найти на сейле, —выдавила из себя улыбку, отодвигаясь от Стефана.

Он протянул к ней руку, но она быстро увернулась и встала.

— Дорогой, конечно, заеду. Ещё в парочку бутиков зайду, и жди у себя. Люблю тебя.

Целую, — сказала и нажала на отбой. — Прости, Стефан. — Повернулась к нему. — Это

была ошибка. — Нагнулась за одеждой.

Мужчина разозлился. Чёрта с два это была ошибка! Резко схватил её за руку и вернул на

кровать. Она только и успела, что ахнуть, как три его пальца оказались в ней и начали

двигаться с бешеной скоростью. Он был сейчас доведен до предела, ярость вырывалась из

него клубами. Она кричала, цепляясь за его руку, пытаясь её убрать. Сжала ноги, но его

это не остановило. Марина кончила, забившись в его руках. Стефан поднес руку к лицу. С

пальцев стекала влага.

— Только попробуй после этого сказать, что всё произошедшее между нами было

ошибкой. Только посмей назвать нас ошибкой после того, как кончила подо мной и не раз!

Она опять заплакала, а он укачивал её, как маленькую.

— Я люблю тебя. Неужели ты этого не видишь?

— Вижу…

— И ты не дашь мне шанса?

— Нет. Я выхожу замуж. Прости. Отпусти, мне нужно ехать.

Марина встала, сбегала в ванную, быстро оделась, взяла у него ключ и, не глядя на

Стефана, ушла. Он со злости кинул подушку в стену. Не всё потеряно, они ещё сыграют. И

ход конём он оставит за собой.

Глава 8.

Макс проснулся. Голова была тяжелой, мысли весили тонну, каждая. Черепная коробка

вот-вот развалится. Полночи он не спал, думал о ней. Мужчина уставился в потолок.

Опять он её обидел, опять переступил черту дозволенного. Нельзя было так говорить о