Дьявольский эликсир (сборник) - Эркман-Шатриан

Она была теперь почти равнодушна ко всему. Вероятно, полиция уже следила за ней. Она была преступницей, скрывавшейся от закона. Ее накроют, уличат во лжи, публично опозорят. Августа, ее бедная Августа, что с ней теперь сталось? В каком состоянии ее найдут? Слезы печали и слабости покатились по щекам бедной леди, но физический отдых, тишина и отсутствие новых волнений мало-помалу успокоили ее нервы, и она смогла подумать над тем, что делать дальше.

Ей не оставалось ничего другого, кроме как явиться в суд и рассказать всю правду. Хитростей и лжи с нее было довольно. Она поведает свою историю, а поверят ей или нет — это уж как им угодно. В отчаянии Прюденс думала, что, вероятно, не поверят, но время покажет, что она говорила правду, ведь Августа когда-нибудь снова научится говорить и подтвердит ее показания, если только у нее сохранится память о событиях, связанных с ее прошлой жизнью. Видимо, придется подождать года два или три, но с этим уж ничего не поделаешь. Между тем саму Прюденс могли посадить в тюрьму, но она была к этому готова. С отчаянной храбростью она шла навстречу всему, что ожидало ее впереди. Во всяком случае, ей казалось, что будущее не могло быть хуже тех мук, которые она уже перенесла.

Когда через два дня снова пришел сыщик из Скотленд-Ярда, мисс Семафор была уже в состоянии его принять. Их встреча состоялась в святилище миссис Уилькокс, так как строгая леди не пожелала впустить посетителя в гостиную. С таким чувством, будто все это она уже испытывала раньше, Прюденс прочла, что «Виктория, Божьей милостью королева», вызывала ее в суд на Ароу-стрит в качестве свидетельницы в следующий понедельник «по делу королевы против Сары Анны Браун, иначе…» и т. д. и т. д.

Худшие времена настали, но она как-нибудь справится. Что ее ожидало по окончании суда, она не решалась даже предполагать. Мисс Семафор не сомневалась, что если она попала в когти закона, то ее будущее становилось весьма смутным. Куда она пойдет, если ей удастся бежать из тюрьмы? Имя ее будет во всех газетах, о ней будут говорить повсеместно. Даже дама, продавшая омолаживающий эликсир, никогда не слышала о том, чтобы это средство превратило взрослую женщину в грудного ребенка. Прюденс предчувствовала одно: все подумают, что она укокошила Августу и что ребенок… Нет, об этом она отказывалась даже думать.

После того как сыщик из Скотленд-Ярда ушел, мисс Семафор еще долго сидела словно в оцепенении, не замечая ничего вокруг, не осознавая, что она одна, как вдруг ее вызвало из забытья появление миссис Уилькокс. Вид у этой леди был зловещий.

– Мисс Семафор, — сказала она, — я уже несколько дней хотела сообщить вам нечто важное, но не решалась сделать это, пока вы были больны. Теперь, однако, раз вы уже можете принимать «гостей», — с явным сарказмом продолжала она, — вы вполне здоровы, я полагаю, чтобы выслушать то, что я намерена вам сказать.

– Вы хотите меня выгнать? — в ужасе спросила Прюденс.

– Упаси меня бог кого-нибудь выгонять, — сказала миссис Уилькокс. — Я только попрошу вас выехать.

– Но почему же? — робко спросила Прюденс.

– Почему? — повторила миссис Уилькокс, едва не взвизгивая. — Почему? Мне кажется, вам лучше задать этот вопрос себе. Мисс Семафор, я всегда радела за хорошую репутацию нашего дома, я даже должна сказать, если бы меня казнили за это, я всегда надеялась на то, что вы и ваша сестрица только поможете мне ее упрочить, а не осрамить наше первоклассное и благоустроенное заведение.

– Почему? Скажите же, пожалуйста. У меня в последнее время было много неприятностей, — растерянно проговорила Прюденс, — но совсем не по моей вине. Ни я, ни моя сестра никогда не делали ничего такого, что могло бы опозорить ваше заведение, миссис Уилькокс.

– Нет?! — разгневанно воскликнула миссис Уилькокс. — А как же это дело с детским приютом и посещающие вас сыщики из Скотленд-Ярда?

Совершенно ошеломленная столь неожиданными познаниями хозяйки, Прюденс могла лишь беспомощно и растерянно на нее смотреть. Не зная, как далеко эти самые понятия простирались, мисс Семафор пребывала в полном замешательстве, а миссис Уилькокс, покачивая головой, наслаждалась смущением, которое она произвела.

– Я была, да и теперь в большой беде, — лепетала Прюденс, — но я не виновата, никто не виноват, право, поверьте мне. Все это была случайность. Если вам что-нибудь об этом известно, то знайте, что это просто случайность!

– Случайность?! — взвизгнула миссис Уилькокс; в голове ее мелькнула мысль, что, может быть, медицинская дама и права.

– Чистая случайность, — повторила Прюденс. — Просто слишком большая доза. Бутылка, видите ли, разбилась, и потому бедняжка поспешила выпить все, но этого оказалось слишком много.

– Мне кажется, мисс Семафор, — проговорила миссис Уилькокс холодно, — что вы сходите с ума.

– О нет, я в своем уме. Так все и было, и, конечно, после этого мне пришлось увезти куда-нибудь мою бедняжку, тем более что мне и в голову не приходило, чтобы вы что-нибудь знали.

Все больше утверждаясь в мысли, что Прюденс или бредила, или сознавалась в преступлении, миссис Уилькокс заговорила:

– Ну, не расспрашивая вас более ни о том, что случилось, ни о том, как это случилось, я нахожу, мисс Семафор, что нам лучше расстаться. Я не имею никакого желания быть замешанной в неприятном деле, так что чем скорее вы уедете, тем лучше.

– О, оставьте меня до понедельника! — взмолилась Прюденс в отчаянии. — Суд будет в понедельник, и тогда решится, что мне делать дальше, но теперь я так больна, что не могу собирать вещи. Я не могу уехать.

– Очень сожалею, что вынуждена настаивать, мисс Семафор, но вы должны это сделать. Я пришлю Джейн, чтобы она вам помогла. Даже если бы я сама хотела вас оставить, капитан Уилькокс не согласился бы. В таких вещах он ужасно строг. Право, я не могу его ослушаться. Он говорит, что не потерпит вас в доме более двух суток и что скорее согласится потерять недельную плату, которую вы теперь должны внести, чем позволить вам остаться.

Прюденс встала и, еле держась на ногах, побрела к двери.

– Хорошо, — сказала она, остановившись на пороге. — Сейчас же пришлите ко мне Джейн. Я уеду до обеда.

С помощью Джейн мисс Прюденс собрала свои пожитки, оделась и послала горничную за извозчиком. Никто не вышел проводить ее, но, посмотрев на окна, мисс Семафор увидела миссис Уилькокс, выглядывавшую из своего святилища, миссис Дюмареск и мисс Лорд. С сердцем, преисполненным горечи, Прюденс отвернулась и велела извозчику трогать. Они поехали по улицам Лондона, и несчастная леди даже не замечала, куда именно они ехали, пока, наконец, ее мрачное раздумье не прервал извозчик. Остановив лошадей, он слез с козел и, просунув голову в окно, спросил, куда ее везти.

– Не знаю, — беспомощно ответила Прюденс. — Я ищу меблированные комнаты. Не знаете ли вы таких, где все тихо и прилично?

– Как не знать, конечно, знаю, — проговорил извозчик. — Родная сестра моей супруги держит их в Виктория-Крессенте. Насчет того, чтобы тихо и благородно, не беспокойтесь. И кухарка там — первый сорт.

– Так отвезите меня туда, пожалуйста, — произнесла апатично Прюденс и вновь погрузилась в печальное раздумье, не прерывавшееся уже до самого приезда к месту назначения.

Миссис Перкинс, добродушная, веселая особа, свояченица извозчика, была замужем за бывшим лакеем. Получив вперед недельную плату, она охотно приняла Прюденс безо всяких рекомендаций. Расположившись в ярко-зеленой гостиной, мисс Семафор впервые за долгое время почувствовала себя в безопасности. Здесь она могла не опасаться визитов непрошеных гостей. Из последних сил Прюденс собиралась с духом перед предстоящим испытанием.

– Милая моя Августочка, бедняжка моя, — снова и снова шептала она, — чего только ты не натерпелась? Милая сестра, что ты только теперь обо мне думаешь! Зачем я послала тебя к этой ужасной женщине? Но мне казалось, что так будет лучше.

Переезд подействовал на Прюденс очень дурно, но миссис Перкинс оказалась прекрасной сиделкой, и несчастная старая дева хоть и не могла следующие несколько дней выходить из спальни, все же чувствовала большое облегчение, что освободилась из-под надзора медицинской дамы.

XX

В суде

Нервные люди обычно чересчур торопливы, и утром, в роковой понедельник, мисс Прюденс Семафор, еще больная и слабая, но немного отдохнувшая в тишине укромной квартирки, явилась к дверям суда на Ароу-стрит, едва их отперли. В длинной вуали, бледная, одетая во все черное, она походила на вдову.

Дело о детском приюте возбудило большой интерес во всей округе, где «добрая миссис Браун» была хорошо известна. И хотя разбирательству этого дела предшествовали два других, грязные оборванки из соседних переулков с еще более грязными детьми на руках уже толпились у порога, надеясь увидеть, как войдут подсудимая или свидетели. Прюденс имела удовольствие слышать, как ее называли «мать одного из детей, отданных Салли Браун»; какая-то чумазая особа даже угрожала ей «личной расправой». Потрясая кулаком под носом у леди и восклицая в припадке добродетельного негодования: «Знаю я вас, благородных, знаю!» — она обещала, если только Прюденс покажется на улицу, «задать ей здоровую трепку». Ho как раз в этот момент в дело вмешался полицейский и провел испуганную жертву в отдельную комнатку, где она и стала ждать, когда ее вызовет пристав.