Проклятый дар - Татьяна Корсакова

Егор ее не понимал и не поддерживал, к ее работе в больнице относился со снисходительной насмешливостью. «Любимая, женщине не место в хирургии», – повторял он, перелистывая очередную страницу очередного талмуда. Алене все хотелось спросить, где же, на его взгляд, место женщины, но она не спрашивала, уважала выбранный Егором путь и упрямо шла своим собственным.

В тот год ей пришлось работать особенно много, чтобы прокормить их обоих. Оскорбленные в лучших чувствах и не теряющие надежды на возвращение блудного сына, родители не помогали Егору ни копейкой, Алениной зарплаты не хватало катастрофически. Было бы намного проще, если бы Егор тоже нашел работу, но теоретическая подготовка отнимала слишком много сил и времени, а работа вне рамок любимой кардиохирургии казалась ему оскорбительной.

Так продолжалось долго, пока однажды, особенно темной и бессонной ночью, Алена вдруг с неотвратимой ясностью не поняла, что ни разу за время их знакомства Егор не спросил, в каком конкретно отделении она работает и чем занимается. Это было яркое, как вспышка, озарение, после которого сразу вдруг стало ясно, какие они все-таки разные. Не любовники, не друзья и даже не единомышленники, а так – случайные попутчики. Мало того, Егор ее ревновал. Если бы к другим мужчинам, это было бы понятно и объяснимо, но Егор ревновал Алену к ее маленьким профессиональным успехам, к тому, что все то сложное и непостижимое, выстраданное в институтских библиотеках, что с таким трудом давалось ему, к ней приходило легко и без видимых усилий. Ему было бесполезно объяснять, что все эти знания не случайные, что они тоже выстраданы, только не в библиотеках, а в операционных. Он не видел того огня, который горел в ней, он даже своего собственного огня не видел…

Первая и единственная ссора случилась перед шестым курсом, когда Алена заявила, что субординатуру будет проходить по хирургии. Егор ей не поверил, он посмотрел на девушку с уже привычной ласковой снисходительностью и сказал:

– Любимая, в нашей семье будет только один хирург.

– Ты? – спросила она, уже зная ответ.

– Я. – Он улыбался и поглядывал на нее поверх очков. – Ты же понимаешь, чем я пожертвовал, чтобы быть с тобой?

Она не понимала. Очень старалась, но не могла. Сама она просто жила и ничем не жертвовала, пока не узнала, что смотрит на мир сквозь призму обычных женских иллюзий.

– Ты же умная девочка, Алена. – Егор с нежностью погладил свой анатомический атлас, огромный, тяжелый, подаренный Аленой на Двадцать третье февраля. – Думаю, пришло время трезво посмотреть на жизнь.

– Женщине не место в хирургии… – шепотом повторила она уже оскомину набившую фразу и решилась на тот самый вопрос, который давно следовало задать: – А где же, по-твоему, мое место?

– Здесь. – Егор обвел взглядом их крошечную кухню. – Настоящее призвание женщины не хирургия и уж тем более не кардиохирургия. Женщина должна быть хранительницей семейного очага, но если тебе очень хочется, я не возражаю, если ты выберешь педиатрию. Это полезные знания.

Он говорил ровно и неспешно, гипнотизируя Алену немигающим взглядом, лаская пальцами переплет анатомического атласа. Мужчина, которого она считала хорошим человеком, вдруг начал демонстрировать замашки семейного диктатора. В нем не было ничего угрожающего, но Алена вдруг кожей почувствовала, как он опасен.

– Подожди. Позволь мне сказать. – Она уже понимала, что им не по пути, но еще хотела решить все миром, попытаться объяснить.

– Нет, это ты подожди! Когда говорит мужчина, женщина должна молчать и слушать. – Он не выглядел ироничным, не пытался свести неприятный разговор к шутке и свято верил в то, о чем говорил. – Завтра ты перепишешь заявление, и на этом закончим нашу дискуссию.

– Все? Теперь мне можно сказать? – Она уже ненавидела себя за эту близорукость, за собственное замаскированное под симпатию равнодушие, которое позволило просочиться в ее мир такому, как Егор Стешко. Никто не виноват, только сама…

– Говори.

– У меня к тебе встречное предложение. – Алена на него не смотрела. Не из-за страха, а из-за чувства гадливости, которое вдруг поднялось с самого дна души и заполнило ее до краев. – У тебя есть час на сборы. Если хочешь, я даже помогу сложить твои вещи.

– Не понял. – Он и в самом деле не понял. Для такого мужчины, как он, было сложно понять такую женщину, как Алена. – Ты хочешь, чтобы я тебя оставил?

– Можно и так сказать. – Она не смогла сдержать ироничной усмешки. – Егор, оставь меня навсегда. Сделай милость.

Он молчал очень долго, наверное, обдумывал Аленино предложение, а потом сказал:

– Ты еще пожалеешь.

– Я уже пожалела, Егор. И, пожалуйста, не заставляй меня жалеть еще больше…

…Она не заметила, как это случилось, не уловила момент, когда угол анатомического атласа впечатался ей в челюсть. Просто почувствовала острую боль, а потом потеряла сознание.

– …Я не хотел. – Это были первые слова, которые Алена услышала, когда пришла в сознание. Она лежала на полу, посреди кухни, а Егор сидел за столом, поставив локти на атлас. – Просто ты не понимала, а я не знал, как тебе объяснить. Так получилось…

Нижняя часть лица болела и, кажется, опухла.

– Ты не хотел… – И говорить больно.

– Так получилось, – еще раз повторил Егор.

Он не помог ей встать, он не смотрел на ее разбитое лицо, он уставился в свой анатомический атлас. Наверное, считал, что ничего страшного не произошло, наверное, женщине в его мире отводилась именно такая роль…

Сковородка была чугунной и тяжелой, гораздо тяжелее его любимого атласа. Алена замахнулась без предупреждения, замахнулась и остановила удар лишь в нескольких сантиметрах от его коротко стриженного лопоухого затылка.

– Уходи. – Из-за боли крик не получился, вышло злое шипение. – Пошел вон, пока я тебя не убила.

Егор ей поверил. Даже странно, целый год не верил в ее способности, а тут – пожалуйста. Он взвизгнул совсем по-девчоночьи, схватил со стола свой атлас и, прикрываясь им, как щитом, попятился к выходу из кухни.

– Ты еще пожалеешь! – Это были последние слова, которые Алена услышала перед тем, как захлопнула за ним дверь.

– Я уже пожалела, – повторила она и расплакалась.

На память о первой любви Алене досталась трещина в нижней челюсти и чахлый кактус, подаренный Егором на Восьмое марта. Челюсть со временем зажила, а кактус Алена отнесла на пост в больницу. Сначала хотела выбросить, но пожалела.

Целый год их с Егором пути не пересекались. От одной из одногруппниц Алена узнала, что Егор вернулся к родителям, утроил усилия по достижению своей заветной мечты и после окончания медицинского твердо намерен стать кардиохирургом. С той самой ссоры они больше ни разу не разговаривали, а встречаясь случайно в институтских коридорах, делали вид, что незнакомы. Не то чтобы с большим нетерпением, но Алена ждала, когда же наконец судьба разведет их окончательно.