Ночь без алиби - Ганс Шнайдер

Открываю дверь и выхожу. Наконец-то теперь есть над чем поразмыслить. Да, чуть не забыл починить выключатель! Авария пустяковая: ослаб крепежный винт и отсоединился проводок. Осторожно подвожу оголенный конец под клемму и завертываю винт. Взгляд невольно остановился на шкафчике. Не из любопытства - оно было утолено, а потому, что во мне зародилось недоверие. Захотелось выяснить, что #769; за сделки совершали тогда отец с Мадером; если они сомнительны, я не возьму ни гроша из этой доли наследства. Еще не поздно хотя бы в какой-то мере уладить дело в пользу пострадавшей стороны. А вдруг ею окажется Ула?.. Я даже испугался при этой мысли и стал упрекать себя за то, что не изъял долговую расписку. Ведь отец вполне способен предъявить ее наследнице. Пусть только попробует!

Надо срочно поговорить с Улой. Надев куртку, я незаметно выбрался из дому и поспешил к знакомому крыльцу. Ула в кухне чистила картошку. Я с ходу стал ей рассказывать, но получилось это бестолково.

- Сядь и отдышись, потом расскажешь. - Ула засмеялась и пододвинула мне стул.

- У твоего отца были долги?

- Ты что? - удивилась она.

- Вспомни хорошенько - мне очень важно знать. Она подумала и, пристально глядя на меня, ответила:

- Никаких долгов за хозяйством не числится, совершенно точно. Я сама смотрела в поземельной книге. А почему ты спрашиваешь?

- Не всякий долг заносят в поземельную книгу. Есть такие долги, о которых не любят говорить, и выплачивают их тайком, неохотно.

- Да, какой-то счет, кажется, остался неоплаченным, - растерянно прошептала она и схватила мою руку. - За несколько дней до смерти отец говорил, что ему нужна большая сумма или кредит, чтобы купить скот. В чем тут дело, Вальтер?

Я сжал губы. Стало быть, так: отец потребовал уплаты по долговой расписке, Фридрих Мадер не ждал этого и, естественно, возмутился. Подло со стороны отца, но еще не причина покушаться на жизнь бывшего друга. Вот если бы наоборот, тогда понятно: повод для мести был у Мадера. Однако он думал не о расправе, а о прокуроре.

- У моего отца в шкафчике лежит долговая расписка от сорок пятого года, твой отец подписал ее.

- Не может быть!

- Может! - Я притянул Улу к себе и посмотрел ей в глаза. - Я полагаю, что тут какой-то подвох со стороны моего отца. Не бойся, я все улажу.

Я повернулся было, чтобы уйти, но Ула удержала меня.

- Погоди, давай обсудим все спокойно, а то ты опять сгоряча чего-нибудь натворишь. Только хуже будет и тебе и мне. - Она умоляюще посмотрела на меня.

Я послушно дал себя усадить. Ула села рядом на скамеечку.

- Может быть, есть какое-то простое и разумное объяснение для этой расписки, - сказала она.

- Нет, я хорошо знаю своего отца. Ты представь себе: только что кончилась война. Время тяжелое. Никто не знал, как будет дальше. Деньги, долговые расписки - все это клочки бумаги. Мясо, жир, мука, картошка - вот что было тогда валютой… Нет, отец даже сейчас, когда он стал зажиточным, не пойдет ни на какую сделку, если она не сулит ему выгоды.

- А если мой отец предложил что-то стоящее?

- Разве что какое-нибудь несравнимо сверхвыгодное для моего старика дело, на меньшее он не пошел бы.

Ула поднялась, поглядела на меня сверху и взяла мою голову в ладони. Я блаженно зажмурился.

- Нельзя быть легковерным, но и не надо искать в человеке только плохое, - тихо сказала она. - Они дружили. Отец мне как-то рассказывал, что отступавшая эсэсовская часть угнала с нашего двора весь скот. Может, твой отец тогда его выручил, и без всякой корысти? Конечно, он для порядка взял расписку. Но ведь то была дружеская услуга…

- Нет! Твой отец перед самой смертью назвал нас, Вайнхольдов, сволочами… Хорошо, он был не в себе, да и любил крепкие словечки… С моим отцом он заключил когда-то сделку, за которую потом ему стало совестно, потому что она была преступной, ни больше ни меньше. Значит, что-то он за это время понял или узнал? Когда мы с ним остановились на опушке, он похлопал себя по карману куртки и сказал о каком-то письме, которого, правда, у него не нашли. Что он, морочил мне голову? Никогда не поверю.

- Где же это письмо?

Ула опустилась на скамеечку. Мне уже не сиделось. Надо было что-то делать. Я заходил взад-вперед по кухне, по так ничего и не придумал.

- Где же письмо? - повторила вопрос Ула.

- В руках убийцы, - ответил я не задумываясь.

- Для кого оно опасно?

- Для моего отца!

- А какая убийце польза от письма? Шантажировать он вряд ли собирался, иначе разоблачил бы себя.

- Чепуха!

- Почему? - удивилась Ула.

Я снова уселся.

- На допросе в полиции я говорил об этом письме. Для большей убедительности - хотелось, чтобы они получше искали, - я даже заявил, что твой отец показал мне его. Однако на суде пришлось признаться, что о письме шел только разговор. Ну, а из-за этого они стали сомневаться в моих показаниях, если вообще не сочли за вранье.

- Но отец намекнул, что было в письме?

- Я молчал; боялся, что они заподозрят, будто я его убил, чтобы завладеть бумагой, а потом уничтожил ее перед арестом. Логичный вывод!

- Тебе следовало больше доверять суду, Вальтер!

Я горько рассмеялся.

- После-то хорошо рассуждать.

- Не только после, не мешает хорошенько подумать и до.

- Возможно.

- Да, но загадку о долговой расписке мы так и не решили, - напомнила Ула.

- Не решили. Видишь ли, мой отец получил двор Коссаков. Формально вроде по закону, но мне не верится, что тут все чисто. Я знаю отца. Если ему подвернется случай, он и теперь способен объегорить ближнего. Может, твой отец был как-то связан с этой подозрительной сделкой или просто знал о ней и ему уплатили за помощь или за молчание. Мой отец рассудил так, наверно: осторожность прежде всего. Сегодня друг, а завтра враг. И потому потребовал долговую расписку. Возможно, весной полез он в свой шкафчик, наткнулся на эту бумагу, вспомнил прошлое, и черт его попутал…

- Ничего не бывает без причины, - перебила меня Ула. - Мой отец поначалу ссорился с кооперативом, а потом пошел на мировую и даже выступал против единоличников. А его прежний друг Вайнхольд был самым упрямым из них. И этот друг выставил как щит долговую расписку, пригрозил, что потребует выплаты, ну и мой отец решил защищаться…

Среди крестьян Фридрих Мадер пользовался уважением, его выбрали в члены правления кооператива; а в сельском хозяйстве он был поопытнее самого председателя, да и как организатор - посильнее. Пожалуй, Ула права, так оно и было.

- Чтобы порвать тонкую ниточку, связавшую кооператив и его бывшего друга, мой старик предъявил ему расписку и потребовал должок, убежденный, что твой отец не посмеет возразить и тем самым признать перед односельчанами, что совершил однажды бесчестный поступок. Так, а не иначе обстояло дело. Когда мой старик учует выгоду, он кидается на нее, как голодающий на еду, не думая ни о вилке, ни о ноже; только зыркает по сторонам, чтобы кто другой не ухватил.

В глазах Улы мелькнул ужас…

- Что, если твой отец…

- Нет-нет, на убийство он не способен, к тому же подозрение наверняка сразу пало бы на Вайнхольдов. Тогда, в лесу, мы разговаривали громко. Убийца слышал, что мы спорили, и воспользовался моментом, когда я прижал твоего отца к дереву. Может, он уже стоял там или успел прыгнуть за дерево. Ну и ударил… Была такая темнота, что это вполне возможно.

Мы замолчали. Как все сложится дальше, я не представлял себе. Пока я видел перед собой лишь одну цель: заполучить долговую расписку.

- Бог с ней, с распиской, - сказала Ула.

Я оторопел, но постарался ответить спокойно:

- Нет, я ее заберу.

- Это нечестно.

- Пусть. Кривда на кривду. В этом случае только так и нужно. Может, тогда и получится правда.

Я вспомнил о стальной шкатулке в шкафчике. Вероятно, отец (мне опять не захотелось даже мысленно называть его отцом) вынул из шкатулки обе важные бумаги и, когда я помешал ему своим приходом, положил их на полку. А вскоре, возможно, снова запер их в шкатулку, недоступную для моей отмычки. Что, если в шкатулке спрятаны другие документы, из которых видно, какую сделку совершил отец с Мадером? Надо непременно завладеть связкой ключей! Узнать содержимое шкатулки, а потом уже делать выводы, решать и действовать.

- Неужели нет иного способа? - Ула положила голову мне на колено. - Я не хочу, чтобы ты ее… украл, - прошептала она.

Я погладил ее волосы.

- Он сам отдаст долговую расписку, я заставлю его. На этот раз ему не отвертеться.

- Только не сегодня, Вальтер. Продумай и как следует подготовься. Если сделаешь неверный ход, можешь проиграть всю игру.

Ула права. Проигравшему придется уступить. Но я твердо решил не сдаваться.

Долговая расписка - прошлое - двадцать лет назад… Разве не важнее сейчас искать убийцу? Я вспомнил вчерашний вечер, взломщика, который обыскивал дом Улы. Связано ли это с убийством? Я попытался как-то упорядочить факты, сопоставить их. Но из этого ничего не вышло. Моя уверенность слабела по мере того, как я стал рассчитывать возможные осложнения и способы преодолеть их.