Тайна персидского обоза - Иван Любенко

— А у нас, Иван Авдеевич, происшествие — рано утром застрелился поручик Гладышев. Его тело нашли в реке местные жители.

— Как же это? А ведь у него осталась дочь? — рассеянно пробормотал надворный советник.

— Да, совсем еще маленькая, — удрученно кивнул генерал.

— Вот уж беда так беда! — неуклюже взмахнул обеими руками надворный советник и стал похож на откормленного петуха, безуспешно пытающегося взлететь.

— Как вы считаете, есть ли какая-либо взаимосвязь между кражей золота, исчезновением интендантского офицера Рахманова и гибелью казначея Гладышева?

— Выяснением этого вопроса я сейчас и занимаюсь, но однозначного ответа пока, к сожалению, дать не могу.

— Надеюсь, как только ситуация прояснится, вы непременно известите меня.

— Можете не сомневаться, ваше превосходительство.

— Ну что ж. В таком случае желаю успехов. Кстати, непременно жду вас на торжественном собрании по случаю присоединения Карачая. Оно состоится послезавтра в семь часов пополудни. Честь имею, — барон поспешил к ожидавшей его коляске.

Самоваров, запахнувшись глубже в крылатку, направился в нижнюю часть города. Известие о смерти поручика ошеломило и расстроило его. Ведь если бы вчера он распорядился арестовать Гладышева, возможно, это спасло бы офицеру жизнь. Совесть ржавой занозой бередила душу, не давая собраться с мыслями.

Оказалось, что от Троицкого собора до Казачьей улицы было совсем близко. Дом № 26 смотрел на дорогу маленькими косыми окошками, наполовину закрытыми чистыми сертянковыми занавесками. За плетнем виднелся сарай и остатки неубранного огорода. На деревянных перилах крыльца лежал кот, а на земле мирно дремала небольшая дворовая собачонка. Завидев незнакомца, она зашлась громким беспокойным лаем. Надворный советник постучал в окно и заметил, как дрогнула шторка и в сенях промелькнула чья-то тень.

Входная дверь распахнулась, и на пороге появилась дама лет двадцати двух, находящаяся, видимо, на последнем месяце беременности. На ее плечах поверх отделанного белыми кружевами одеяния лежал простой серый платок, край которого она нервно теребила тонкими, словно фарфоровыми пальчиками. Из-за приближающихся родов утонченные черты лица молодой женщины казались слегка размытыми, и лишь толстая, почти до самого пояса светлая коса и голубые глаза напоминали об истинной ее красоте.

— Прошу покорнейше извинить за беспокойство. Я разыскиваю дом поручика Рахманова.

— Я его жена. Что вам угодно?

— Позвольте представиться — надворный советник Самоваров. Хотел бы задать несколько вопросов по поводу исчезновения вашего мужа.

— Проходите.

— Признательно вам благодарен.

Дом состоял из трех небольших комнат. Внутреннее убранство особой роскошью не отличалось. Мебель, видимо, собиралась годами. Несмотря на свою добротность, она хранила явный отпечаток кустарного производства. То же самое можно было сказать и о висящем на стене крашеном полотняном коврике и домотканых половиках с темными пятнами влаги. Исключение составлял лишь резной буфет с расставленными на полке статуэтками и круглой жестяной коробочкой. Через неплотно прикрытые шторы опочивальни было видно спящую пожилую женщину в белом чепце. Рядом с ней стояла табуретка, сплошь заставленная всевозможными лекарственными пузырьками. Услышав шаги, она проснулась и, опираясь на рядом стоящую деревянную палку, попыталась приподняться, но кончик клюки поехал по полу, и старушка тяжело упала на кровать.

— Матушка, вам плохо? — Женщина бросилась к больной и стала усердно поправлять мягкие подушки. Надворный советник так и остался стоять посередине комнаты, держа в руках шляпу-цилиндр. Она быстро вернулась и, приняв у Самоварова мокрую одежду, повесила ее на вешалку рядом с хорошо натопленной печкой. Указывая на стул, она тяжело произнесла:

— Ну что ж, я вас слушаю.

— Позвольте для начала узнать, как вас величать, сударыня.

— Катерина… Екатерина Петровна Рахманова.

— А это пожилая женщина является вашей матушкой?

— Да. Но она не встает с постели с того самого дня, как пропал Корней.

— Екатерина Петровна, не могли бы вы припомнить в подробностях тот самый день, когда ваш муж ушел на службу и больше не вернулся?

— Да-да, конечно. Только тот день ничем не отличался от других. Он позавтракал и ушел… и все, — отведя в сторону опечаленные глаза, тихо выговорила Катерина и вновь стала перебирать тонкими пальчиками край платка.

— Но может быть, вы заметили что-то странное в его поведении?

— Нет, ничего такого…

— Ну хорошо, а ночью, когда ваш супруг так и не появился, неужели вы не обеспокоились?

— Нет, ему весьма часто приходилось оставаться по ночам на службе из-за того, что через город постоянно идут обозы и войсковые части пополняют запасы провианта в Интендантстве. Утром я собрала еду и понесла ему, но мне там сказали, что его нет. Вот и все.

— М-да… — задумчиво протянул Иван Авдеевич. — А не позволите мне переговорить с вашей матушкой?

— Ну что вы! Туда нельзя! Она очень плоха, и ей будет тяжело…

— Послушайте, сударыня, я, конечно, весьма сочувствую вашему горю, но не нужно поступать со мною столь бесчестным образом, разыгрывая этот жалкий спектакль. Полчаса назад во время церковной службы ваша драгоценная маменька сообщила мне, что виновником исчезновения поручика Рахманова является полковник Безлюдский.

— Но право же… это совсем не так, — смутилась роженица и опустила в пол глаза.

— Оставь, Катерина! Пустое! — Опираясь на клюку, тяжелой поступью в комнату вошла старуха в платье мышиного цвета.

— Вот с этого, уважаемые дамы, и надобно было начинать, — резонерским тоном выговорил надворный советник.

— Вы уж простите нас великодушно, уважаемый господин…

— Самоваров, Иван Авдеевич.

— Да-да, Иван Авдеевич, я вам все объясню. — И уже обращаясь к дочери, сказала: — Ты, Катенька, посиди пока у меня. Тебе сейчас любое волнение вредно. — Дождавшись, когда Екатерина выйдет, она продолжила: — Мой муж погиб, будучи еще в чине ротмистра, во время войны двенадцатого года. Ребенка пришлось воспитывать одной. Спасибо родственникам — не бросили в трудную минуту. Два года назад в наш дом определили на постой поручика Рахманова. Первое время никакого внимания молодой офицер моей девочке не оказывал, а все ухаживал за Агриппиной Толобуевой — дочерью богатейшего местного купца. Но встретился на ее пути красавец Игнатьев, и о нашем постояльце девушка забыла. Не успела еще отгреметь их свадьба, а Корней попросил руки Катеньки. Да ведь они и не встречались вовсе! Ох, чувствовала я, что не к добру это! Но через месяц они обвенчались. Все бы ничего. Начальство ценило его, и совсем недавно он получил новую должность. Вечерами офицерские семьи собирались у полковника Игнатьева. Там и появилась эта вертихвостка Анастасия, жена полковника Безлюдского. Вот и закрутила она мозги зятьку-то моему. Думаю, неладное это дело. Доченька пыталась поговорить с ним, да все без толку. Смотрю, плачет бедное дитя. А она как-никак на восьмом месяце. Ну, тогда я и решилась: бросила в форточку главному интенданту записку: «Ваша жена встречается с поручиком Рахмановым». Ох, грешница я! Хотела ведь как лучше! Видимо, в их семье большая аффектация после этого содеялась. Но и у нас серьезный разговор состоялся. Корней на коленях вымаливал у Катюши прощенья. Конечно, она его простила. А на следующей седмице он пропал! Вот в этом-то я себя и виню!