Если бы меня спросили снова - Елена Лабрус

Ирка невольно подумала, что, наверное, за это его и любила — за «сколько угодно», за волшебство, за сказку, за щедрость его души, за доброту и трогательную покладистость, что он всегда с ней проявлял.

Да, он не был идеальным, не был суровым, непреклонным, несгибаемым. Скорее, мальчик, чем мужчина — тревожный, ранимый, вспыльчивый. Но ведьме и не нужен был другой — именно такой, немножко чокнутый мечтатель и безумно влюблённый в неё волшебник.

Её волшебник. Тот, каким он был. Тот, кто просто хотел создавать свои игры и любить свою девчонку. Кто был не создан для мира подлости, лицемерия, зависти, жадности, лжи.

Не он ей, она была ему дана, чтобы сберечь, защитить, оградить от этого чуждого ему мира.

А она не справилась.

Увы…

Жестокий, грубый, несправедливый мир победил. Мир, где женщине не прощают ни красоту, ни счастье, а мужчине и вовсе не прощают ничего, особенно если он не вписывается в чужие понятия о силе и слабости. Мужчина всем должен и должен, и должен. Мужчина не имеет права поступить иначе. Ни один не имеет…

— Его друг Коновалов сказал, Север не имел права сдаться в плен, — выдохнула Ирка. — Что нет смысла искать. И это письмо, что пришло бабке, Север мог написать до того, как отправится в рейс. Когда надежды не осталось, кто-то из его команды мог отправить письмо из Могадишо. Поэтому там и написано «отпусти меня». Чтобы я отпустила.

— А ты? — посмотрел на неё Вадим.

— А я не могу.

Ирка рассказала Коновалову про письмо после кафе, куда они зашли перекусить, тот пошёл провожал её к поезду. И он действительно так сказал.

Вадим сжал Иркину руку.

— Слушай своё сердце. Не можешь — значит, не надо. Всему своё время. Но, если он жив, обещаю, мы его найдём.

А потом, когда прочитал письмо, добавил:

— Знаешь, нет, такие письма не пишут заранее. Оно слишком выстраданное, слишком цельное, слишком настоящее. Опять же откуда он мог знать, что на них нападут, что он будет ранен, что всё сложится именно так. Нет, Ир, — покачал головой Вадим. — Возможно, ему подвернулся случай. И он должен был выбрать: объявить о своём спасении или «умереть», и он выбрал второе. Он жив.

— Спасибо! — сжала и отпустила Ирка его руку. — Пойду попудрю носик, — встала.

— А я закажу нам ещё вина и чего-нибудь перекусить, — пропустил её Вадим.

Пройдя три ряда пустых кресел, Ирка заперлась в туалете.

Критически осмотрела себя в зеркало.

Не будем про заплаканное лицо, размазанную тушь и опухшие глаза.

Это поправимо. Берём шире.

Красивое платье. Элегантный жакет. Густые блестящие волосы. То, чего не видно, но неизменно придаёт уверенности: глубокая депиляция, дорогое бельё, посвежевшая после пилинга кожа. Обязательные туфли на головокружительных каблуках — без них Ирка была бы не Ирка.

Определённо они хорошо смотрелись с Воскресенским. Она за эту неделю привела себя в порядок, а он всегда выглядел на столько, сколько стоит — на миллиард долларов.

Рядом с ним хотелось хорошо выглядеть.

Где-то она недавно прочитала: забытый роман.

Забытый роман — это очень хорошая вещь. Вроде вы старые друзья и не нужно ничего выпытывать — кем работаешь, чем увлекаешься, кто твои родители, не нужно ни к чему привыкать — ты знаешь, как долго он моется в душе, с какой стороны кровати спит, что любит на завтрак, чего на дух не выносит. А с другой стороны, рядом словно новый, другой, хоть и хорошо забытый человек, которого ещё узнавать и узнавать.

Ирка чувствовала себя как в забытом романе.

Если бы не одно «но» — никакого романа у них с Вадимом не было.

Она поправила помаду, вытерла глаза, взбила волосы. Или есть?

Усмехнулась. Кого она обманывает? Она привела себя в порядок, потому что готовилась к встрече с Петькой. Потому что просто не имела права плохо выглядеть, когда его найдёт.

Глава 25

Когда Ирка вернулась, им уже принесли полноценный обед. Даже красиво сервировали на среднем кресле. Закуски в маленьких мисочках: фрукты, сыры, оливки. Вино в строгих бокалах.

Вадим за это время пересел к окну, открыл ноутбук и надел очки, в которых Ирка его никогда не видела.

Тонкая металлическая оправа отражала сменяющиеся на экране картинки.

Ему шло.

Да, Воскресенский никогда не был бруталом, но имел нордический тип мужской красоты — эдакий мужественный красавец с твёрдым подбородком, низким голосом и интеллектом на лице.

Очки делали его трогательным и немного беззащитным.

— Что читаешь? — Ирка посмотрела на экран, склонив голову.

— Новости из Сомали, — вздохнул он.

Она пробежалась глазами по экрану.

В Могадишо взорвали очередной отель: двое погибших и пятнадцать пострадавших.

Нападение боевиков: погиб сотрудник ВОЗ.

Покушение на министра: есть пострадавшие, разрушены близлежащие дома.

Они летели в адово пекло — и знали об этом.

— Нет смысла это читать, — протянув руку, Ирка захлопнула ноутбук. — Мы всё равно летим. Давай поедим. И расскажи лучше, над чем ты сейчас работаешь.

— Над второй частью «Если», — открыл горячее Вадим. — На твоём языке это звучит как: «Если бы меня спросили снова». Да, кстати, я выбрал тебе курицу, но, если хочешь, возьми мою рыбу.

— Спасибо, курица — что надо, — улыбнулась Ирка. — А я там есть? Во второй части?

— Она вся про тебя, — тепло улыбнулся Вадим. — Рядом ты или нет — ты меня вдохновляешь.

— Дай догадаюсь. Начинается с того, что героиню бросил муж и она осталась одна с ребёнком. Да, у неё есть мама, а у ребёнка — отец, мужики вокруг неё так и вьются, а бабы считают стервой и ведьмой, но, по сути, она просто дура. Того, кого любила, прогнала, того, кто её любил — не удержала. Жизнь её ничему не научила и терять ей нечего. Ну а дальше там, как обычно, всё тот же сумасшедший учёный? — улыбнулась она.

— Ну-у-у… да, — кивнул Вадим. — Сумасшедший учёный там действительно есть. Но ты не права, ты…

Она остановила его. Буквально. Закрыла рот рукой.

— Я играла в первую, — вздохнула Ирка. Вадим прижал к губам её пальцы. Ирка мягко забрала руку. — Думала, благодаря игре, пойму тебя лучше. Но каждый раз закрывала в слезах и не продвинулась дальше