Ледяная тетрадь - Андрей Викторович Рубанов

и прорубать просеки, и охранять волок от нападения, и заблаговременно разжигать костры для обогрева и приготовления пищи. При этом немалую часть каравана составляли больные, раненые, искалеченные и истощённые – девать их было некуда, отправить назад, домой, – невозможно; всех везли с собой, иных несли на руках.

Воевода Пашков долго готовился к волоку через Яблоновый хребет: заново отстроил Иргенский острог, отремонтировал и просмолил корабли, запасся провиантом, купил лошадей, оставил в остроге гарнизон, оставил там же больных, и в дальнейший путь взял с собой только самых лучших и крепких.

К весне они спустились с хребта на берег реки Ингоды: то был уже бассейн Амура, восточная сторона великого сибирского водораздела.

Не медля ни дня, Пашков велел рубить плоты, и казаки, после изнурительного марша через горный перевал, в считаные дни срубили 170 плотов.

То было известное ухищрение: лес для будущих построек рубить заранее, затем вязать плоты, сплавлять вниз по течению, и в удобном месте собирать острог из готовых брёвен.

Всё подготовив, пошли вниз по течению, по Ингоде: 40 кораблей и 170 плотов. Лошадей взяли с собой.

В июне 1658 года они вышли из реки Ингоды в реку Шилку, и достигли места впадения в Шилку реки Нерча.

Здесь некогда стоял основанный Бекетовым Верхнешилкский (Нерчинский) острог. Но от него остались одни уголья: тунгусы сожгли.

Острог собрали заново.

2

От Енисейска до нынешнего Нерчинска, по извилистым сибирским рекам, – более трёх тысяч километров: как от Москвы до Мадрида. Этот путь отряд преодолел ровно за два года. Бо́льшую часть пути шли против течения рек, то есть – либо на вёслах, либо бечевой.

Какой силой, выносливостью, каким упорством надо было обладать, чтобы преодолеть такое? Затеи нынешнего всемирно известного путешественника Фёдора Конюхова кажутся детской забавой по сравнению с походами сибирских казачьих ватаг.

Но дойти до Нерчи и там закрепиться – то был лишь первый, начальный пункт плана Афанасия Пашкова. Далее он собирался двинуться ниже по течению Шилки, выйти в Амур, найти остроги, поставленные якутским воеводой Хабаровым, воссоединиться с их гарнизонами, усилиться – и подчинить земли по обеим берегам великой реки.

Присланные из московского Сибирского приказа мандаты давали Пашкову полномочия на переговоры, от лица царя Алексея Михайловича, с «богдойцами» (китайцами), «никанцами» (чжурдженями) и «мунгалами» (монголами).

В наилучшем случае Пашков должен был подвести эти народы «под государеву руку»; иными словами, подчинить Китай российскому престолу – ни больше ни меньше.

Земли окрест Нерчинского острога распахали и засеяли рожью. Вниз по Шилке Пашков отправил отряд разведчиков, сам же решил отдыхать, копить силы и договариваться с местным населением.

Договор у него вышел такой: воевода ухитрился учинить расследование, найти тунгусов, виновных в поджоге первого Нерчинского острога, и казнить их.

…Хлеб не взошёл. Провиант, взятый из Енисейска, закончился. Рыбалка и охота восполняли запасы лишь в малой степени. В гарнизоне Нерчинского острога начался голод.

В те дни Аввакум явно сожалел, что его не сослали в Вологду или на Соловки. Там хотя бы имелся более или менее обустроенный быт, какое-то пропитание, скудное, но гарантированное. А Нерчинск – то был фронтир русской цивилизации, неосвоенная земля.

Сильнейшие ветра, сдувающие снежный покров, континентальные морозы. Короткое и непредсказуемое лето: когда сеять, когда жать – неясно.

Если бы в период подготовки к походу Пашкову из Москвы прислали бы хоть что-то – порох, ружья, ножи, соль, серебро – то, что можно было выменять у местных племён на еду, – судьба экспедиции, возможно, сложилась бы иначе.

Первая зима в Нерчинском остроге и последующее голодное лето унесли жизни полусотни человек. Ещё столько же слегли от истощения.

Умерли и два маленьких сына Аввакума; их похоронили возле берега, но начавшееся половодье размыло одну из двух могилок, и тело ребёнка унесло в реку на глазах у несчастных отца и матери. «Не до нево было, – пишет протопоп, – и себя носить не можем».

Ели траву, сосновую кору, коренья, падаль, мертвечину. Аввакум пишет: «Что волк не доест, то мы доедим». Съели бы и лошадей, но воевода запретил под страхом смерти.

Вернулись с Амура разведчики – и принесли плохие новости: ниже по реке хозяйничают многочисленные и хорошо вооружённые отряды чжурдженей (маньчжуров). Казаки Хабарова были найдены мёртвыми, а суда их – разбиты и сожжены.

Пашков понял, что поход не удался. Его люди еле передвигали ноги, идти дальше – значило всем умереть.

Ни одного китайца он так и не увидел.

Пашков отправил гонца с «Отпиской» в Москву, изложил всё как есть. Неясно, как именно он отправлял в Москву гонцов со своими «Отписками»: в одиночку такие «почтальоны» путешествовать не могли, каждому надо было давать корабль и сопровождающих. Скорее всего, в какой-то момент Пашков отправил в Енисейск целый транспорт с ранеными и недужными, в том числе и доверенных людей с письмами в Москву.

Пашкову не повезло: впоследствии недалеко от Нерчинска нашли месторождение свинцово-серебряных руд и поставили плавильный завод. Серебра там добывали совсем мало, зато достаточно свинца, а свинец – стратегически важный ресурс, оружейный металл. Рудник и завод действовали более двухсот лет. На нерчинскую каторгу ссылали и декабристов.

Если бы казаки Пашкова нашли свинец, не говоря уж о серебре, – отряд вернулся бы не с пустыми руками, их поход имел бы результат. Но – не нашли.

Отряд Пашкова оказался блокирован в Нерчинске. Идти дальше – невозможно. Около половины отряда потеряно. Те, кто в строю, – сходят с ума от голода. Единственный выход – накопить хоть какие-то силы и возвращаться.

…На этом военная карьера Афанасия Пашкова была закончена. Он вынужден был вернуться домой без чести, не выполнив царской воли.

И действительно, в ряду легендарных сибирских землепроходцев той эпохи – Хабарова, Пояркова, Бекетова, Перфильева и других – имя Афанасия Пашкова обычно не упоминается. Зато, благодаря в том числе Аввакуму, стали широко известны злодеяния енисейского воеводы. Пашков стал землепроходцем-неудачником, антигероем истории освоения Сибири: не основал нового крепкого поселения, не разведал новые земли, только зря людей погубил.

Но один человек ухитрился навеки оправдать перед всем миром неудачную, трагическую, кровавую, бесславную экспедицию: протопоп Аввакум.

Многим сибирским землепроходцам давно поставили памятники. Их именами названы города. С Хабаровым и вовсе произошёл уникальный (возможно, единственный в своём роде) случай в топонимике: его фамилией назван город Хабаровск, а именем и отчеством – посёлок Ерофей Павлович.

Памятник же Пашкову – поставил Аввакум: памятник литературный.

3

Пересидев ещё одну тяжёлую зиму, ранней весной 1660 года, по речному льду они двинулись назад.

Здесь отчаяние измождённых людей достигло предела. Это психологически понятно: все знали, что впереди – ещё долгие вёрсты (и не один год)