Рассказы: 2005-2010 - Лев Власенко

— Что ты несешь? — недовольно проворчал бородатый командир. От раздражения он начал наматывать на палец длинный конский волос, свисающий с верхушки медного шлема. — Не можем мы никуда идти в такую метель. Нужно отдохнуть.

— Отдохнем утром, — гнул свое проводник. — Здесь нельзя. Хозяйка горы узнает…

— В чем дело, Менкакуш? — вмешался в спор широкоплечий южанин. — Мой господин желает знать, почему вы расшумелись.

— Твой господин не главный здесь. Пусть будет благодарен, что я вам позволил пристать к отряду, — грубо ответил бородач и сплюнул. Плевался он часто и с удовольствием, и еще чаще кривил свое грубое, точно вытесанное из камня лицо и теребил то засаленный плюмаж, то собственную бороду. Увидев, что слуга не уходит, Менкакуш объяснил. — Этот болван говорит, что нам угрожает опасность.

— В пещерах что, живут горцы? — не понял слуга.

— Нельзя оставаться, она рассердится… — не поднимая взгляда, прогнусавил эмиси.

— Пошел отсюда, — Менкакуш раздраженно оттолкнул проводника, едва не повалив того на камни.

— Гэндзо! — позвал слугу молчаливый аристократ, его голос был приглушен и искажен под маской, так что невозможно было понять, какого возраста говорящий.

— Да, Ацукёки-сама? — смиренно отозвался мужчина.

— Попроси его рассказать мне про хозяйку горы.

— Я этих дикарских россказней уже наслушался, — Менкакуш в последний раз дернул свою злосчастную бороду и вернулся к костру.

Гэндзо подвел съежившегося от страха проводника к своему хозяину. Вид деревянной маски, рисунок на которой изображал оскалившуюся морду великана-людоеда, вызывал в невежественном дикаре суеверный ужас.

— Говори, — властно приказал аристократ.

— Старая легенда, — пробормотал эмиси, избегая смотреть в глаза-щели маски. — Будто бы у горы, под которой мы остановились, есть хозяйка. Некогда была она прекрасной женщиной, матерью целого клана, и до того гордой, что приказала своим сыновьям вытоптать на горе все цветы и срубить деревья, чтобы ничто не могло затмить ее красоту. За что Земля-праматерь наслала на женщину проклятье… Сделала ее до того уродливой, что вода не выдерживает ее отражения — волна подымается, а когда кручи обрастают льдом, стоит хозяйке взглянуть на них — и лавина обрушивается в ущелья. Ни один мужчина не может взглянуть в ее глаза, чтобы не ослепнуть. Но Праматерь справедлива и дала несчастной возможность искупить вину. Если она напоит срубленные деревья и растоптанные цветы кровью своих детей — красота вернется к ней. Тогда хозяйка горы убила всех сыновей, кроме самого любимого, на которого не могла заставить себя поднять руку. С тех пор каждую зиму с вершины своего дома-горы она рассылает ледяные стрелы. Всякого, в кого попадет ее стрела, поражает зимнее безумие — неудержимо тянет его на север, на поиски красавицы, какой когда-то была хозяйка горы. Там она ждет несчастного в окружении белых призраков, некогда бывших ее сыновьями. Мужчин уродливых она отдает в пищу призракам, а красивых берет себе в услужение, чтобы рожать от них детей, кровью которых живет последний оставшийся на ее горе цветок. 

— Призраки, ха! — буркнул Менкакуш, который, как оказалось, тоже слушал историю проводника. — Как же, знаю я этих белых духов. «Земляные паучки» по ночам на округу страх наводят, вот и вся хозяйка горы да ее призраки.

Ацукёки поблагодарил эмиси и отпустил его. Хотя солдаты старались этого не показывать, но мрачная история встревожила их. Умолкли веселые разговоры и смех, а вскоре стих и ветер, заметавший снегом горную дорогу. Казалось, погода обещала исправиться. Менкакуш уже хотел приказать выставить часовых и лечь спать, когда тишину нарушил хруст ломаемого снега. Нечто приближалось из темноты к освещенной кострами пещере, нечто огромное и многоногое, пропахивающее сугробы с невероятным упорством и силой. Люди потянулись за оружием, кто-то тихо начал молиться…

Менкакуш сплюнул, взял свое длинное копье и бесстрашно вышел из-под каменного козырька. За ним последовали загадочный воин-аристократ и его широкоплечий слуга. Из плотного белого савана оседающих снежинок показались несколько темных фигур.

— Кто вы? — сильно нахмурив кустистые брови, спросил Менкакуш.

— Друзья, — послышался в ответ человеческий голос, и в свет костров вошли люди в тяжелых танских латах и под императорскими знаменами.

— Моцзы? — лицо Менкакуша расплылось в улыбке. — Ты, что ли?

От группы пришельцев отделился стройный мужчина в таком же, как у бородача, медном шлеме с ярко-алым плюмажем. Предводители двух отрядов обменялись приветствиями. Укрывшиеся в пещерах люди облегченно вздохнули, отложили мечи и радостно приняли нежданных гостей. Встреча с дружественными войсками в горах Оу была большой удачей.

— А это что еще за пугало? — Моцзы осторожно кивнул в сторону деревянной маски.

— Присоединился ко мне со своим слугой еще в Корэхари. Назвался внебрачным отпрыском кого-то из рода Ацукёки, — объяснил Менкакуш.

— Вроде бы хочет увидеть край света. Маску свою он почти не снимает, скрывает уродство или боевые шрамы.

— Сдается мне, разбойник он и убийца, а никакой не Ацукёки, — заметил Моцзы. — Снял доспехи с кого-то из жертв, а теперь скрывается в горах и лицо прячет.

— Может и так, — легко согласился бородач. — Но боец из него отличный. Я решил, лишний меч не помешает. В столице свои законы, а здесь свои…

На том они прекратили обсуждать таинственного аристократа. Гость из столицы начал рассказывать новости с юга, по которым застрявшие в Тохоку солдаты успели истосковаться. Оказалось, еще весной умер старый дайнагон Мататэ[2] , и с его смертью была связана зловещая история. 

— Родичи за наследство подрались? — предположил Менкакуш. — Тоже мне невидаль.

— Не перебивай, — раздраженно заметил Моцзы. — Дайнагон-то умер, но перед смертью позвал свою дочь…

— Разве у него дочь была? — изумился бородач.

— В том-то и дело. Старики говорят, была у него дочь, но, то ли утонула, то ли от болезни умерла. А тут объявилась, да такая красавица, что тотчас покорила столицу. Вдобавок наследница, заметь. Вот женихи с челядью дайнагона и передрались за нее…

— А дочь-то что?

— Сбежала на следующее утро после кровопролития. С весны никто ее не видел. А может, и не было никакой дочери, а только призрак людей смутил и к убийствам подтолкнул.

— Чего только не услышишь! — Менкакуш сплюнул. — А ты говоришь, хозяйка горы…

Он рассмеялся, когда увидел, с каким вниманием равнинный эмиси слушал вести из далекого и прекрасного города, где сам никогда не бывал.