Рассказы: 2005-2010 - Лев Власенко

«Какую фреску ты нарисовал сегодня, мой друг?»

— Они бежали, — он оглядел опустевший зал, — но ты остался. Мне стало любопытно, Прая. Почему ты остался?

Прая перехватил рукоять сабли и поднес ее к своему лицу. Тень клинка разделила его улыбку надвое.

— Этот мертвый город не заслуживает твоей жертвы, — Рангсан указал на белеющий выход из храма. — Ты можешь уходить.

— Не ради Аютии, — произнес Прая Нок, — Ради себя. Мне нет места среди беглецов. В их потоке я растворюсь, как песчинка в урагане. Я не хочу исчезнуть. Я хочу, чтобы ты запомнил меня. Пусть это станет доказательством моего существования.

Губы Рангсана искривила привычная, лишенная тепла улыбка, но его глаза озарились чистым внутренним светом.

— Докажи мне, что существуешь, — попросил он.

Две кривые бирманские сабли сверкнули серебряными полумесяцами.

Прая высоко подпрыгнул. Выкованные в кузнице Араньяка клинки, звеня, столкнулся с мандалайской сталью. Пранай вновь оттолкнулся от земли одной ногой, поворачиваясь на пятке и стремительно атакуя. Рангсан умело защищался, спокойно отражая бешеную атаку. Дождавшись, пока Прая потеряет равновесие, он нанес короткий стремительный удар. Прая повалился на пол. Предатель остановился и молча смотрел, как он пытается подняться. Кровь из подрезанной голени Прая заструилась по блестящему полу.

Собрав в кулак уходящие силы, Пранай привстал на одно колено, вытянул руку с мечом. Рангсан шумно вздохнул, развернулся и, вкладывая всю силу в удар, взмахнул своими мечами. Прая не проронил ни звука, только зазвенел выпавший из его рук клинок.

Рангсан отступил на шаг назад. Его друг лежал в неестественной позе, как птица со сломанными крыльями. Под ним быстро растекалась лужа липкой крови. Изувеченный, он все еще жил — сломанное тело била крупная дрожь, а рука шарила по полу в поисках меча. 

Предатель отвернулся, стер кровь с клинков и вернул их в ножны. Рука Прая остановилась. Он больше не шевелился.

Рангсан окинул взглядом застывшего в безграничном спокойствие Будду, небрежно поправил высокий воротник и вышел из храма, на сокровища которого уже набросились остервенелые бирманские солдаты.

Рангсану еще предстояло много работы.

До заката все было кончено. Аютия пала. Ворвавшиеся в город бамар грабили, жгли и разрушали столицу с неиссякаемой яростью. Несколько дней отмеченные столбами дыма пожары опустошали дворцы, храмы и жилые кварталы. Когда бирманская армия, насытившись кровью, потянулась прочь из уничтоженного города, Аютия превратилась в покрытые копотью и кровью руины.

Камень храмов и монастырей уцелел, но прекрасный Большой Дворец, служивший домом тридцати пяти божественным правителям, был сожжен и разрушен до основания. Бежавшие мирные жители и ушедшие с Так-Сином солдаты больше не вернулись на руины некогда прекрасного города. Лишь змеи и птицы устраивают ныне свои гнезда там, где кипели жизнью улицы и рынки столицы, да в редких уцелевших святынях по-прежнему слышны, подобные звону тончайшего стекла, цимбалы неутомимых монахов…

Зимнее безумие

На Cевере красавица живёт,

Каких ещё не видел белый свет.

Посмотрит раз — и город пропадёт;

Посмотрит два — и царства больше нет.

Что ж? Пренебречь злосчастною судьбой,

погибель городов и царств не знать?

Но ведь вовек красавицы такой

не народится на земле опять!

— Ли Янь-нянь, «Красавица».

В годы правления императрицы Кокэн необычная история произошла в горах Оу, что в области Тохоку. Шел пятый поход против северных варваров. Эмиси оказывали императорским войскам отчаянное сопротивление, но мы были полны решимости перейти ледяные горы и достичь края света. Во время стоянки на перевале Синраден мои люди взяли в плен незнакомца, назвавшегося Гэндзо. Он не был северянином — изношенная одежда выдавала в нем слугу благородного дома, невесть как забравшегося далеко от столицы. Солдаты полагали, что схватили дезертира и собирались казнить его. Отчасти из любопытства, отчасти от скуки я решил допросить пленника, и Гэндзо поведал мне о том, как вместе с отрядом императорских войск оказался в горах Оу, и что случилось с ними на пути в замок Корэхари. Его рассказ показался мне заслуживающим внимания…[1]

…Отряд нашел подходящее для отдыха место лишь к вечеру, когда налетевший в сумерках пронизывающий ветер пригнал черные тучи, затянувшие небосвод и осыпавшие землю густым снегом. К счастью, разведчики обнаружили неподалеку от дороги несколько пещер, неглубоких, но достаточно просторных, чтобы дать защиту от непогоды для людей и лошадей.

Полсотни человек месяц назад выступили из замка Корэхари в экспедицию против горных племен, сейчас же под каменными сводами ютилось не более тридцати. Большинство воинов носили тяжелые доспехи на танский манер, но те, кто были поумнее, уже успели сменить бесполезные в горах латы на варварские кожаные панцири. Всадников в отряде было четверо, и все они отличались от остальных воинов, даже покинув седла и расположившись вокруг костров. Властный мужчина с грубыми манерами и явной примесью варварской крови мог быть только начальником отряда; судя по его длинной темной бороде, полной седых прядей, он воевал в Тохоку еще со времен некоронованного императора. Рядом с ним сидел коренастый проводник с нечесаной гривой густых бурых волос, он был из рода равнинных эмиси, присоединившихся к завоевателям, чтобы свести счеты с воинственными соседями-горцами. С противоположной стороны костра, держась поодаль от остальных, устроились двое чистокровных южан: широкоплечий мужчина с морщинистым, сильно обветренным суровым лицом и загадочный низкорослый человек в богатых доспехах аристократа. Его лицо прикрывала блестящая лакированная маска.

Долгое время тишину нарушали только завывания ветра, треск пожираемых пламенем веток да ржание лошадей, но вскоре люди отогрелись, стали переговариваться, обмениваться шутками и обсуждать минувший день. Как только начальник отряда сообщил, что ночью они не станут продолжать путь назад в замок Корэхари, тотчас очнулся от своего обычного оцепенения проводник-эмиси. Он что-то быстро заговорил на ломаном языке южан, щедро сдобренном грубыми дикарскими словечками.

— Что ты несешь? — недовольно проворчал бородатый командир. От раздражения он начал наматывать на палец длинный конский волос, свисающий с верхушки медного шлема. — Не можем мы никуда идти в такую метель. Нужно отдохнуть.