Декомпрессия - Владимир Махов

То, что спасения нет не только для них, но и для всех на корабле, Вовчик понял не сразу. В распахнутой настежь полутьме, среди разбитых аппаратов и перевернутых игровых столов после света не было видно ничего.

Рыжий осторожно шагнул за порог, но мог бы этого и не делать. Мог бы остаться у входа и все равно смерть настигла бы его мгновенно. Не имело значения, в каком порядке кто двигался. Не только здесь, везде на лайнере. Но грибница первым поразила Серого, идущего последним. Тонкие нити выстрелили из абсолютно пустой стены, молниеносно пробив кожу. Из рук седовласого мужчины выпал автомат. Тело его взлетело в воздух, зависло на секунду и с размаху вбилось в стену. Да так, что треснул череп, выплеснув по сторонам серое вещество.

Даже тогда Вовчик не осознал, что же конкретно им угрожает. Рыжий оказался сообразительней. Он взвыл, круша автоматной очередью все вокруг. И сквозь нечеловеческий вой его горло вытолкнуло одно слово:

– Грибница!

Он уже был мертвецом, когда орал. Грибница настигла его на бегу. Он пытался одолеть путь к выходу, через холл выбраться на открытую палубу. Если бы ему повезло, он упал бы в море с двадцатиметровой высоты и разбился. Но ему не повезло. Со всех сторон – с потолка, с пола – подцепив в полете тело растерзанного краба, в Рыжего влетели сотни, тысячи тонких нитей. Упругих, режущих кожу, ломающих позвоночник. Черные стрелы пробили его тело насквозь. Угнездились, разжимая сведенные судорогой пальцы, давившие на спусковой крючок. Вовчик видел, как змеятся под кожей темные нити – тонкие, точно повторяющие путь кровеносных сосудов, километры едва заметных хитросплетений. Крик Рыжего захлебнулся. Он повис в воздухе – еще живой, но уже мертвый.

В углу сидел Брекет – дрожащий, мало что понимающий в ожидании близкого конца. Из его рук выпал автомат, с синих трясущихся губ срывались бесчисленные «нет-нет-нет-нет».

Лайнер ожил. Вовчик чуял это. Шестым чувством, поселившимся в нем с тех самых времен, когда он впервые столкнулся с грибницей. Беспорядочную стрельбу сменили крики, потом установилась кратковременная тишина – и все понеслось по кругу. Так будет продолжаться до тех пор, пока не погибнут все. Хотя смерть в данном случае понятие относительное. Иногда грибница убивает сразу и тогда от человека со временем не остается ничего. Совсем. А черные стрелы втягиваются внутрь того, из чего возникли. Но чаще жертве оставляют жизнь. Тончайшие нити пробивают кожу, змеятся, повторяя путь, проторенный кровеносными сосудами. Они сокращают сердечные мышцы, принудительно вентилируют легкие, питают мозг. Человек существует весь отмеренный ему срок, воспринимая окружающее пространство и не в силах пошевелиться. Месяцы, годы не в силах даже свести счеты с жизнью.

Оставшийся в живых стоял, едва дыша, тяжело привалившись спиной к раме иллюминатора. Скоро лайнер ждет тишина и почти три десятка полутрупов, подвешенных жутковатой гирляндой под потолком. И тогда живые позавидуют мертвым.

И Вовчик не будет исключением.

11

Лодка летела в ревущую тьму. Она практически не слушалась руля. Течение вело под уклон, с каждым пройденным метром увеличивалась скорость. Экстремальный рафтинг в кромешной темноте, смертельный аттракцион, где каждый поворот мог стать последним. Луч света от фонаря, который держал Маньяк, чертил зигзаги на низких и влажных пещерных сводах. Вода кипела у бортов, словно слюна в пасти огромного чудовища, зубами вцепившегося в ускользающую добычу.

Судно швыряло от стены к стене, и Врубель с трудом удерживал его на плаву. Если бы пещерные своды были унизаны острыми камнями, им пришлось бы плохо – их окровавленные тела, включая и крутого Маньяка, уже неслись бы вниз, и только выступы скал замедляли бы стремительный спуск. Но на их счастье, стены, отполированные течением до зеркального блеска, представляли лишь относительную опасность. Хотя… Лодку подбросило и Врубель прикусил язык – на кой черт расставлять приоритеты, когда, отмеренная сотнями поворотов, впереди их ждала бездна?

Судно бросало на перекатах, выбивая румпель из рук. Луч света прыгал по стенам, нырял вперед, проявляя в темноте то искрящиеся влагой своды, то бурлящий поток. Грохот нарастал. Тьма всасывала лодку, тянула вниз. В природе не существовало сил, способных выдернуть ее отсюда, перенаправить в спокойное русло.

С пугающим безразличием Врубель понял, что скоро умрет. Маньяк, которого он воспринимал как рискового, но здравомыслящего человека попросту их обманул, подтолкнув навстречу гибели. Сейчас, прокручивая в голове варианты, рулевой задним умом осознал, что единственной возможностью выжить был путь назад. Но крутой дайвер сказал и они, как агнцы, отправились на закланье… Хотя почему они? В его руках руль и флаг ему в руки. Маньяк задумал умереть с музыкой, прихватив с собой напоследок почетный эскорт из трех придурков. Право, смешно думать, что какая-то сомнительная девица сумела завоевать каменное сердце. Логичнее предположить, что он задумал избавиться от сопровождающих и слиться, надеясь, что Трюкач не достанет его. А вот когда задумка не удалась, Маньяк сыграл ва-банк. Пан или…

Скоро лодку сбросит со скалы, черепа их разлетятся от удара о камни, а мертвые тела водоворотом затянет на глубину, чтобы выбросить в районе Мертвого озера. Вот там они и встретятся с русалкой.

Только уже не как охотники.

Справа, вжавшись в сиденье, качался Клещ, прижимая к груди искалеченную руку. Слева мертвой хваткой вцепился в борт здоровяк. Даже его коротко стриженый затылок выражал предельную степень упрямства. Если на секунду допустить, что дайвер не врал, то безысходность, в которую они погрузились по уши, целиком ложится на мощные плечи верзилы. И, пожалуй, кратковременное, но ни с чем несравнимое удовольствие доставила бы лишь пуля, разнесшая к чертям собачьим эту тупоголовую башку.

Рокот усиливался, лодка неслась вперед. Брызги студили разгоряченное лицо Врубеля. Румпель рвался из рук. Но был скорее соломинкой. Сломанное рулевое управление не помешает течению бросить хлипкое суденышко с немыслимой, никем из живых не считанной высоты.

– Врубель! Держись левее! – крикнул Маньяк.

И Врубель удивился тому, с какой поспешностью он выполнил приказ, как послушно ухватился за слова, рождающие надежду. Он вывернул румпель, но, вопреки его воле, лодку упрямо толкало вправо. Тщетно Врубель пытался заставить судно слушаться руля – седые волны угрюмо несли пойманную добычу прямиком в бездну.

Лодка чуть двинула носом влево, бестолково вклиниваясь в бурлящий поток. Но через секунду, словно опомнившись, снова дернулась вправо. «Бесполезно!» – хотел крикнуть Врубель, но в горле пересохло. Умные мысли встречным потоком воздуха выбило из головы, оставив чудовищную пустоту, на дне которой разрасталось ожидание неминуемой смерти. Сердце сжали ледяные тиски. Рулевой хотел вздохнуть и не смог, принимая в лицо очередную порцию холодных брызг. Грохотало так, что закладывало уши.