Белый треугольник - Валентин Григорьевич Манкин

времени ветеран переменил много классов яхт, пять раз выигрывал “золото” в Союзе. И хотя в Риге 1971 года Канский остался без награды, это совсем не означает, что его победил возраст. Просто появились достойные соперники. Но старый Канский не раз заставлял их удивляться смелости и необычности своих решений.

Вот эта возрастная широта парусного спорта, если можно так сказать, приводит зачастую к тому, что опыт так и остается уделом тех, у кого за плечами годы и годы выступлений. Думается, что в такой ситуации целесообразно создавать группы одного класса. Так, как это было когда-то у нас на Днепре. Вокруг ведущего яхтсмена объединить молодежь. И мастерам полезно потренироваться в искусственно создаваемой сложной обстановке. Ну а о новичках и говорить нечего. Правда, такая “групповщина” (в лучшем смысле этого слова) может привести к тому, что в городе произойдет определенная специализация в каком-то классе яхт. Но зато в этом определенном классе будет достаточно высокий уровень. А если учесть, что парусные соревнования в основном ведомственные, то даже и для пресловутого зачета не будет никакого ущерба. Для спорта же как такового, думаю, выигрыш будет явный.

Да, в парусе много особенностей, отличающих его от других видов спорта. Но в стратегии есть, конечно, .и много общего со всеми остальными видами.

В 1963 году я плыл из Находки в Иокогаму вместе со всеми участниками предолимпийского месяца. Мы много разговаривали с Вячеславом Ивановым.

Нечего говорить, с каким уважением относился и отношусь я к этому спортсмену. Но тогда разговор шел в основном об одном; что такое знаменитый ивановский финишный рывок. В конце концов Вячеслав так объяснил мне природу своего спурта: когда немеют руки, когда кажется, что дистанции нет конца и что сил тоже нет, я думаю, что и соперник в таком же состоянии. И еще о том, что соперник тоже человек. И кто знает, выдержит ли он. Мысль о том, что он может сдать, не перенести накала борьбы, придает силы, нужные для того, чтобы преодолеть себя. И когда эта грань позади, руки будто снова обретают свежесть. Хотя каждый гребок остается неимоверно тяжелым.

Уметь преодолеть себя. Пожалуй, это наивысшая стратегия спорта.

1965 год. Португалия. Каскайс. Первенство Европы. Решающая гонка. Шансы на победу почти одинаковые у нескольких гонщиков. Если я пройду успешно в этот день, то и в общем зачете мне обеспечена медаль. Даже если завтра будет неудача. А если повезет и завтра, то медаль может быть и из благородного металла. Но пока все мысли о сегодняшней гонке.

Дистанция лежит в открытом Атлантическом океане, омывающем побережье Португалии. Перед последней лавировкой ветер резко поменял направление. В результате финишный отрезок дистанции превратился в участок одного галса. Курс — полный бейдевинд, то есть курс, дающий возможность как можно быстрее прийти туда, откуда дует ветер, — к финишу. А створ, расположенный за две мили, еле виднеется на горизонте.

Все время приходится откренивать лодку. Нет ни одной лавировки, ни одного поворота, когда можно расслабиться, дать мышцам возможность отдохнуть. На последнем знаке был третьим. И вот теперь идем фронтом, не мешая друг другу, — места в океане хватает — я, Демель, Раудашл, датчанин Винд. Каждый распростерся над водой. Скорость яхты зависит от того, насколько сильно она откренена. Уперся ногами. Сначала пытался по очереди расслаблять их, но сразу ощущал, как теряет судно ход. Прошло минут пятнадцать. Мышцы задеревенели. Свистит ветер, хлещет вода. Ох, еще бы немножко открепить! Прогнулся, как акробат, уже и руки в волне. Выношу за борт еще и ногу, оставаясь висеть на одной.

Солнце печет немилосердно. Опять эти проклятые сорок градусов! Спасают брызги. Вот когда возблагодарил небо, что холодное течение не дает возможности прогреться воде выше десяти градусов. Мы все время ворчали — и не искупаешься в океане. А теперь мысленно благословлял равновесие в природе: жаркое солнце, холодная вода...

Не чувствую поясницу. Нога окаменела. Все. Сил нет. А ветер свистит. Яхта мчится, чуть ли не черпая парусом океанскую соленую воду. С другого борта я сам окунаюсь в воду.

Чуть-чуть бы расслабиться! Ну самую чуточку! В конце концов, что случится, если и проиграю? Мысли улетучиваются из головы. Будто звенит пустота. И вдруг в этой пустоте, в этом полном безмыслии всплывает разговор с Ивановым на борту теплохода: “...соперник тоже человек... выдержит ли он...”

Еще больше прогибаюсь назад, еще дальше выношу за борт ногу. Пытаюсь разглядеть, где остальные. Но в пределах видимости ни одного паруса. Оглянуться на Винда, шедшего рядом, не могу. Знал, что он близко, на слух — по удару волн о его яхту. А теперь, кажется, и этого не слышно. Один. Только ветер. Только солнце и волны...

Финишировал первым с большим отрывом. Меня встретили овациями. И я еще раз понял: спорт един при всем своем многообразии. Всегда нужно уметь преодолеть себя. Только так приходят победы.

Одно время в Союзе моим соперником на “Финне” был Виктор Козлов. Он мне как-то, рассказывая о своем участии в крупной международной регате, говорил: “Попробовал открепить и сразу ушел. Жаль, тяжело было откренивать. Вот если бы смог так держать...” Я тогда подумал про себя: “Знать, что может принести победу, и не воспользоваться? Нет уж, если надо откренивать, так откренивать до конца”. Может быть, Козлову, в конце концов, и не хватало в спорте умения быть сильнее самого себя?

Преодолеть себя. Как трудно было осуществить это, когда решил уйти с “Финна”! Снова и снова вспоминал, чем был для меня “Финн”, что он мне дал. Тут уже не только о спорте были мысли. Вместе с “Финном” рос, становился мужчиной. Приобретал друзей, которые и поныне остались со мной.

И все-таки “Финн” — пройденный этап. Недаром его считают более-менее молодежным классом. А мне уже за тридцать. Да и перспектив для дальнейшего совершенствования не видел. Вернее, совершенствоваться можно было. Этому конца нет. Но уже в пределах понятого и постигнутого. Да и звание олимпийского чемпиона, завоеванное на “Финне”, будто бы подталкивало: ты добился того, к чему стремился. Что дальше?

Дальше был “Темнеет”. Новая яхта олимпийского класса. Уже не швертбот, но еще и не совсем килевая.

Кстати, несколько слов о том, что такое швертбот и что такое килевая. Швертбот —