Отшельник Книга 3 (СИ) - Шкенёв Сергей Николаевич

А может и не было, и про готов феодорийцы придумали, чтобы хоть как-то оправдать свою независимость. Что-то носатые хитрые рожи никак не могут иметь готское происхождение. Греки, евреи, караимы, италийцы… да кто угодно влил свою кровь в этот народ, но уж точно не готы. Впрочем, не стоит заострять на этом внимание — хочется им называться хоть атлантами или лакедемонянами, так пусть называются. Чем бы дитя не тешилось…

Командовал союзниками целый князь, родной дядя ныне правящего князя Алексея. Тоже чернявый, кудрявый и носатый, зато в богатом, но разномастном и собранном из разных комплектов рыцарском турнирном доспехе. Видимо, никогда не видел русского вооружения и защиты, и решил произвести впечатление. Произвёл, да… Примерно как ослик, навьюченный грузом, впятеро превышающим его собственный вес.

— Приветствую тебя, архонт! — готский князь говорил на ромайке, простонародной разновидности греческого языка, и Маментий понимал его с большим трудом. — Я хотел бы обсудить, архонт, долю в добыче.

— В какой добыче? — удивлённый Маментий ответил на чистом койне, почти позабытом ныне языке аристократов. — О чём ты говоришь, князь?

— О деньгах, архонт. О серебре и золоте, так как здешние земли нам без надобности.

Глава 9

Глава 9

Десятник феодорийской дружины Феофилакт Криолит с ненавистью посмотрел в удаляющуюся спину князя Фотия, и сплюнул на каменистую и рыжую землю. Он проклял тот час, когда поддался уговорам молодого владыки княжества и согласился стать негласным командиром посланного в помощь русским войска, с правом отменить любой приказ номинального архонта князя Фотия. Вот только отменять было нечего, так как приказа не было. Да, приказа не было, но и без него ситуация стремительно скатилась в ослиное дерьмо. Всего лишь несколько слов, произнесённых не вовремя, не к месту, и с беспримерной наглостью.

Феофилакт вообще удивился выдержке русского полководца. Сам он, на его месте, приказал бы порубить зарвавшихся и потерявших разум с чувством меры наглецов, а уцелевшим привязал бы камень на шею, да отправил добывать славу и богатство в царстве Посейдона.

Но не приказал.

А вообще, Икар долетался, а феодорийский князь дотребовался… Маментий Бартош согласился на то, что союзники получал долю в добыче, втрое превышающую долю аналогичного по численности русского отряда. Но лучше бы не соглашался, потому что выставил встречные условия — полное подчинение русскому командованию, неисполнение приказа — смерть, трусость — смерть, обсуждение приказа — смерть, любые действия без приказа — смерть. Даже за питие вина или браги во внеурочное время полагалась виселица.

Фотий думал недолго. Скорее всего, он вообще ни о чём не бумагу, подписывая бумагу с договором и прикладывая к ней малую княжескую печать. И тут же получил приказ силами дружины взять продавшийся султану Афонский монастырь и покарать вероотступников огнём и мечом. Так, чтобы даже пепла от нечестивцев не осталось.

Замечательный приказ, и если бы он не касался его лично, десятник первым бы рукоплескал удачному решению, убивающему сразу несколько зайцев. Во-первых, у строптивца Фотия нет шансов взять хорошо укреплённый монастырь, значит приказ не будет выполнен. А если вдруг случится чудо, и Афон захватят, то понесут страшные потери, что тоже неплохо для наказания строптивцев. Во-вторых, грех штурма православного монастыря, пусть даже предавшего веру отцов и переметнувшегося на сторону султана, ляжет не на русское войско, а на княжество Феодоро. Ну и в третьих, после всего этого в любом случае разговор о доли в добыче теряет смысл, так как делиться станет не с кем.

Впрочем, раздумья длились недолго, и уже через полчаса Маментию доложили, что его хочет видеть временный командир феодорийцев десятник Феофилакт Крионид.

— А князь куда делся? — удивился Бартош, вовсе не расположенный о чём-то разговаривать с охамевшими и жадными союзниками.

— Да вроде как удар хватил, — пояснил дежурный.

— Апоплексический?

— Нет, обычный удар топором по голове. Говорят, будто сам на топор восемь раз падал.

— Могучее здоровье у человека… было. Но десятника ихнего к чертям собачьим посылай. То есть, к Владу Дракулу. Прежний приказ о взятии Афона отменяю, а этих сраных союзников пусть Влад в учебную дружину определит. Там и посмотрим, из какого теста колобки испечены. И давай уж сюда огузов!

Но встретиться с огузами сегодня не получилось — прибыло подкрепление, целых три стрелковых полка. Новгородский, Рязанский и Тверской полки, в каждом по девять сотен вооружённых слегка устаревшими ППШ-1 бойцов. Ещё не обстрелянные, совсем не участвовавшие в боях, но подготовленные по методикам Беловодья с прогоном каждого воина через полугодичное вздрючивание в учебной дружине. Таким воинам война за счастье и за отдых, и они готовы совершать чудеса, делая невозможное возможным, а несбыточное вполне обыденным.

А ещё им очень хотелось проявить себя с лучшей стороны, ибо полки были сформированы в последнюю очередь и пока что не имели никакой репутации. Где-то на уровне посошной рати недавнего прошлого — вроде как бы и войско, но в то же время и не вояки вовсе.

Почему так получилось? Вопрос в недоверии к тверичам, новгородцам и рязанцам. Они и к Государству Российскому присоединились как-то не по-людски, тишком и явочным порядком, без подписания каких-либо договоров и официальных клятв. Просто в один прекрасный момент как-то само собой образовалось, что в этих городах вместо собственных князей стали управлять воеводы государя-кесаря, а налоги начали уходить непосредственно в государеву казну, откуда потом и выделялись средства на содержание бывших независимых княжеств.

Но налоги налогами, а право служить в регулярном государевом войске за деньги не купишь. Эту честь ещё заработать нужно.

Каким образом? Вестимо каким — мечом или саблей на службе порубежной где-нибудь в предгорьях Кавказа, али на границе в франками, али ещё где. Мало ли мест на свете, где Скифский Союз Степи и Руси пока остановился в своём безудержном расширении? Через три года беспорочной службы можно подавать прошение о принятии в учебную дружину, и девять из десяти таких прошений обычно удовлетворялось.

И это было всяко лучше, чем бывшим жителям бывшего Великого Княжества Литовского. Поговаривали, конечно, будто государь-кесарь имеет планы на его восстановления в качестве полунезависимого государства, но слухи остаются слухами, и выходцам из тех земель огнестрельное оружие под запретом. Не только винтовальные пищали, но и вообще всякое, использующее порох. Объясняется это исключительным миролюбием Иоанна Васильевича, желающего процветания и покоя спорным когда-то землям.

— Этих тоже себе заберёшь, — тоном, не допускающим возражений, сказал Бартош. — У тебя особых боёв не предвидится, так что пусть немного пообвыкнутся в более-менее спокойных условиях. Под стрелами постоят, в живых людей постреляют, раненых турок порежут да штыками поколют…

Влад Цепеш, к которому Маментий и обращался, с удивлением вскинул брови:

— Это где ты мне такое славное местечко подыскал, друже, чтоб безопасно и спокойно было?

— Я разве не говорил? Пойдёшь османов в Дунае топить, заодно всё-таки Валахию заберёшь в вотчинное владение. Господарем можешь себя не объявлять, настаивать не буду, но как личное поместье… Все доходы с неё в твой карман, за вычетом государевой доли. Найди себе управляющего толкового, да проверяй его почаще да построже. Устраивает такое?

Влад хмыкнул и покачал головой:

— Всё же заставляешь…

— Да никто тебя не заставляет, дурья твоя башка! — вскинулся Маментий. — Подумай сам, на кого ещё может государь-кесарь положиться в важном деле контроля за нижним течением Дуная? Молдаванам отдать, что ли? А ведь это прямой путь в самое сердце сраной Европы, мать её за ногу и два раза нехорошо… Целый жирный кабан, носящий золотые яйца.