Телохранитель Генсека. Том 2 - Петр Алмазный

В доме, что называется, дорого-богато. Полы устланы паласами, на стенах ковры. Мебель добротная, главное украшение — стенка с хрусталем и сервизами. Книжный шкаф забит подписными изданиями. Горький в тридцати томах, Чехов в двенадцати, Пушкин, Достоевский, Шолохов… Я одобрительно хмыкнул, заметив восьмитомник Салтыкова-Щедрина, которого и сам любил.

— Ты читаешь? — поинтересовался у сестры.

— Да нет, просто для красоты стоят. Предложили подписаться, Вася не стал отказываться. А смотрятся солидно. Ну Вася иногда почитывает, но у него времени нет. Ну-ка тихо, всю посуду мне перебьете! — она отогнала мальчишек от стола, на который выставляла из стеклянной витрины хрусталь. Тут же стоял тазик с водой и тряпкой, рядом лежала чистая салфетка.

Я так за всю свою жизнь и не понял этой женской страсти к посуде, но в каждой избушке свои погремушки. У самого в зале под бдительной охраной тещи стояла такая же стенка, точно так же уставленная хрусталем. А мне бы было достаточно одной хрустальной вазы — под цветы. Точнее, не мне — настоящему Медведеву.

— Вов, они мне сейчас всю посуду переколотят, — пожаловалась Зоя. — Отвези их к деду с бабкой, пусть займут часа на три?

— Мы лучше сделаем, — подмигнул сестре. — Мальчишки! А давайте в город съездим? Как смотрите на посещение магазина игрушек?

— Ура!!! — в один голос закричали погодки Сережа и Тимоша.

— А у меня дудка есть, деда подарил! — ко мне подошел младший — Андрюша. Показал игрушечную трубу и дунул в нее. Раздался пронзительный пищащий звук.

— Вот и трубу с собой забирай, будешь деду концерт устраивать. Он купил — пусть теперь наслаждается, — сестра поморщилась и скомандовала: — А ну быстро одеться и обуться. У вас пять минут. Время пошло!

— Строго ты с ними, прямо как в армии, — я рассмеялся.

— Поживи с мужиками, поневоле научишься. Надеюсь, хоть сейчас девочка будет… — она нежно погладила свой круглый животик.

Мальчишки собрались раньше. Пяти минут не потребовалось. Ехали под безумные звуки дудки — Андрюша с упоением выдувал что-то, не слишком-то похожее на мелодию. Хотя в ушах от его «музыки» уже звенело, но я героически терпел, опасаясь сломать возможную карьеру будущего великого композитора.

В Чехове подъехал к детскому миру, припарковался, и мы всей компанией сразу направились в отдел игрушек. Сергей выбрал гоночную машинку с инерционным механизмом. Тимоша тут же вырвал ее из рук брата и уронил на пол. Не разбилась — к счастью, корпус был сделан из ударопрочной пластмассы. Но Сережа за такую выходку влепил брату подзатыльник — и тот заревел. Я разрешил спор, взяв ему такую же машинку. А вот маленький Андрюша, пятилетний карапуз, меня удивил.

— Смотрите! — обрадованно воскликнул он, прилипнув к витрине с музыкальными инструментами. — Гармошка…

Он шептал зачарованно, проводя пальчиком по стеклу:

— Маленькая. Но настоящая! Дядя Володя, а давай купим? Я играть научусь, буду песни тебе петь!

— Мальчик, она дорогая, — попыталась отговорить юного музыканта продавщица. — Пойдем я тебе игрушечную покажу?

— Нет, мне настоящая нужна! — Андрюша даже не шелохнулся, продолжал рассматривать детский аккордеон.

Я посмотрел на ценник — да уж, и это называется дорого? Пробрал смех — всего-то семь рублей пятьдесят копеек. Все-таки даже при самой низкой зарплате, в те же восемьдесят рублей, советские люди могли позволить себе учить детей в музыкальных школах и покупать им инструменты. Разумеется, я купил младшему племяннику этот аккордеон. Шутки шутками, но кто знает — может и вправду музыкант растет? Сестра, конечно, не слишком обрадуется, но думаю, что аккордеон лучше, чем, к примеру, барабан. Да и признаться, ехать назад в Попово под умопомрачительные звуки дудки я уже не выдержу.

Там же взял подарки и своим девочкам. Тане куклу, а Леночке пластмассового крокодила Гену за рубль пятьдесят и маленького Чебурашку за пятьдесят копеек. Всего в магазине потратил на игрушки шесть рублей, ну и основной расход, конечно, аккордеон — еще семь с полтиной. Но все равно, цены отличные. Я до сих пор не могу привыкнуть к дешевизне товаров и услуг в Советском Союзе семидесятых.

Всю обратную дорогу Андрюша старательно растягивал меха и пытался сыграть «по-настоящему», как он сам выразился. Уже подъезжая к деревне, заметил, что у него даже немножко получается. Надо же, мальчишка по слуху подобрал мелодию! «Василек, василек, мой любимый цветок», — тихонько напевал он.

До вечера ребятишки оставались у нас. Вечером пришла Зоя, они с матерью начали готовить, а мы с отцом пошли в клуб, на собрание. Признаюсь, мне самому интересно послушать и увидеть, как проходят деревенские заседания.

Первая, с кем я столкнулся, была Тамара. Воспоминания Медведева снова всколыхнулись. Она работает директором клуба, в свое время закончила Институт культуры в Москве, но не осталась в столице, а вернулась в родную деревню. Еще вдруг вспомнился случай из детства Медведева. Ему было пятнадцать лет, когда умер Сталин. В класс вошла Екатерина Алексеевна, на глазах слезы, лицо скорбное.

— Дети! — обратилась она к классу. Все замолчали. — Дети! Умер Иосиф Виссарионович Сталин… — с трудом произнесла она и заплакала. Многие в классе тоже плакали, а Медведев с Васькой Панкратовым переглянулись и, не сговариваясь, выбежали из класса.

До станции было двенадцать километров, и в марте дорога не просто сложная, а местами непроходимая. В какой именно момент их догнала Тамара, Медведев не помнил. Просто услышал позади крик:

— Мальчишки, подождите! Я с вами! Вы же в Москву? Товарища Сталина проводить⁈

Так и плелась следом. Потом на поезде ехали до Москвы. Народу в вагоне набилось — яблоку упасть негде. Люди плакали, не подозревая, что скоро Сталин будет низвергнут как с пьедесталов, так и из людских душ. В памяти потомков он станет кровавым тираном, и мало кто будет задумываться, что именно под его руководством наш народ остановил Гитлера и поднял из разрухи послевоенный Союз.

А сейчас люди спешили на похороны, в последний раз взглянуть на великого человека. Медведев с друзьями стояли в тамбуре, не отлипая от окна. Васька даже считал столбы с номерами, с нетерпением ожидая, когда поезд проедет восемьдесят два километра до Курского вокзала.

То, что творилось в столице, тоже стало для подростков потрясением: толпы народа, горы потерянных шапок, галош, другой обуви. Трупы раздавленных в толпе старались увозить сразу, но не всегда успевали. Тамара замерла возле окровавленной женщины,