Телохранитель Генсека. Том 2 - Петр Алмазный

— Вкуснотища! — я отломил корочку.

— Володенька, ну опять ты кусошничаешь? — проворчала мама, нарезая хлеб. — Садись давай за стол!

— Давай, сын, расскажи, как там у вас в городе? — попросил отец.

Я сел к столу. Мама поставила тарелку с кусками еще горячего хлеба в центр. Остальные булки убрала в белую металлическую хлебницу, стоявшую на холодильнике. На разделочной доске уже лежало сало, нарезанное тонкими, почти прозрачными пластами. Тарелка с зеленым луком и укропом стояла рядом. Уже налит в глубокие миски борщ — красный, наваристый, ароматный.

Я взял ложку и с аппетитом принялся за еду. Уже почти опустошил тарелку, как вдруг сообразил, что в комнате очень тихо. Обычно мысли других людей шли фоном к беседе, но сейчас я не слышал ничего.

Я поперхнулся, закашлялся.

— Не в то горло пошло, — отец похлопал меня по спине.

Справившись с кашлем, выпил стакан воды. Сел на стул и вдруг сообразил, что я сегодня вспоминал детство Медведева как свое собственное. Я не просто пользовался его памятью, я был им — Владимиром Медведевым, который родился и учился здесь, в деревне Попово.

И ни разу мне в голову не пришла мысль, что я — Владимир Гуляев, человек из другого времени, и детство у меня было совершенно другое.

Но… какое? Я этого не мог вспомнить.

Глава 8

Слишком давно я был ребенком, целых шестьдесят пять лет назад. Как не пытался, не сумел найти воспоминания, где мать обнимает меня, целует. Не было ни одной картины из тех, что согревают на протяжении всей жизни. Таких, как у Владимира Медведева… Пожалуй, единственное — как мы всей семьей лепили пельмени.

— Володя, что-то ты бледный какой-то, — мама подошла ко мне и положила руку на лоб. — Да ты весь горишь!

В ее голосе звучало такое беспокойство, что я невольно почувствовал себя маленьким.

— А ну-ка, быстро в постель!

— Мне по межгороду позвонить надо, — возразил я, действительно чувствуя боль в горле. Голос сел, хотя совсем недавно все было в порядке. — Я в контору схожу.

— Ну куда ты в таком состоянии? — забеспокоилась мать.

— Мам, у меня служба. Я обязан доложить в случае ухудшения здоровья.

Это действительно было так. О любых форс-мажорных обстоятельствах было предписано сообщать начальству. Эх, как все-таки удобно иметь в кармане мобильный телефон!

На свежем воздухе стало полегче. Добрел до конторы. Благо, рабочий день еще не кончился. Подошел к секретарше, она уже собиралась домой и сердито фыркнула в ответ на мою просьбу. Но, обернувшись, узнала меня и расплылась в улыбке — еще бы, зять председателя колхоза!

— Конечно, конечно, Владимир Тимофеевич, звоните сколько понадобится!

Уж не знаю, как ей удалось, но через пять минут оператор уже соединила меня с Москвой.

Услышал дежурную фразу телефонистки: «Межгород. Слушаю?», назвал код. Меня тут же соединили с кабинетом Рябенко.

— Понял, — лаконично ответил генерал, выслушав меня. — Выздоравливай. По приезду в Москву сообщи.

Обратно до дома добрался без приключений, у крыльца погладил Дружка, взбежал по ступеням в сени. Может, не так и болен, просто показалось? Я ведь редко болею, но если это случается, то переношу даже небольшую простуду довольно тяжело.

В доме было тепло, отец подкидывал дрова в печку. Мать у кухонного стола чистила овощи. В доме стоял резкий запах чеснока.

— Чеснок от любой заразы защищает, — сказала она. — Ты как? Давай-ка все-таки в кровать.

— Мам, да все в порядке… — пробормотал я, но на самом деле, с улицы окунувшись в тепло, почувствовал себя неважно — в висках застучало.

— Мать что сказала? В постель — значит марш в постель! Мать слушаться надо, — поддержал ее отец. — Дуня, поставь ему градусник, я сейчас малину из погреба достану. И правда, что-то совсем белый стал, а щеки наоборот — красные.

Я поплелся в свою комнату. Разделся, расправил постель, лег и укрылся одеялом. Знобило. Вошла мать с градусником в руках, сунула его мне под мышку.

— Тридцать восемь, — сказала она через пять минут, — то-то горячий весь.

— Мам, все в порядке. Просто устал немного. Может просквозило слегка. Я с часок посплю и снова буду огурцом, — я закрыл глаза.

Она принесла таблетки, я с трудом разлепил веки, выпил аспирин и снова рухнул на подушку.

Межкомнатных дверей не было, и я слышал, как переговариваются вполголоса родители Медведева.

— На работе переутомился, — сказал отец. Его голос звучал глухо, как из ямы. Ясно, в подполье полез, за малиной.

— Странно, он даже маленький редко болел, — с беспокойством заметила мать. — Может, вирус какой подхватил?

— Скорее всего, что вирус, — отец кряхтя выбрался в кухню, я услышал как стукнула деревянная дверца — закрыл подполье. — Держи банку, я половики поправлю.

— Ой, Тимош, сейчас говорят какой-то грипп страшный ходит. После него даже умирают. Дает осложнения на сердце и всё: жил человек — и нету.

— Ну ты, Дунь, не каркай-то. Будь такой грипп в наших краях, уже давно бы карантин объявили. Учитывая, где Володя работает, ему наверняка прививки на все случаи жизни поставили.

— И все-таки я боюсь. В Москве на всех никаких прививок не напасешься. А приезжих сколько? А иностранцев? Вот и везут со всего света всякую заразу.

— Да, там в Москве народу — что селедок в бочке, — согласился с ней отец, и тут же обеспокоенно добавил:

— Не надо пока, чтобы Зоя приходила. В ее положении не хватало еще заразиться.

Их разговор был ровным, спокойным, создавал звуковой фон и не мешал думать.

А подумать было над чем. Я стал лучше понимать Владимира Медведева. Его родители жили дружно, были людьми работящими, сына воспитали правильно. Отличник, спортсмен, биография такая, что хоть в рамку оформляй и на стенку вешай. Такому парню везде прямая дорога, и КГБ — серьезный выбор.

У Владимира Гуляева детство было другим. В школе сильно не отличался, активистом не был. Хотя учеба давалась легко, но ленился — оценки выше троек поднимались не часто. Отец умер, когда мне было двенадцать лет. Мать работала на двух работах. Мыла полы в Онкологическом центре, сутки через двое. И еще в магазине на полставки, тоже уборщицей. Когда у нее была смена в Онкоцентре,