Снова домой - Ханна Кристин

Тогда, давно, ей казалось, что она понимает Энджела, может, она и вправду когда-то понимала его. Внешне он казался заносчивым и темпераментным, однако в душе он был таким же, как и она сама, – застенчивым и ранимым. Она всегда знала, что там, глубоко внутри, у него кровоточила незаживающая рана. Кому как не ей знать об этом: Мадлен сама носила в себе такую же. Эта рана появилась из-за одиночества, из-за того, что родной отец презирал ее.

Долгие годы Мадлен училась скрывать от посторонних свою боль, хотя у нее всегда было чувство, будто она прячет эту боль за стеклом: от этого Мадлен казалась сама себе очень хрупким созданием. Но на худой конец, стекло – тоже защита.

Как знать, что приходилось выносить Энджелу?

Стоявший на столе телефон резко затрещал, нарушив ход ее мыслей.

Подняв трубку, она услышала голос Хильды:

– Это Том, Мадлен! Он умирает!

– О нет... – Мадлен вскочила из-за стола и бросилась к двери. В коридоре раздавались громкие сигналы тревоги, передаваемые по пейджинговой связи.

Она вбежала в палату. Медсестры и врачи – в белой и в голубой униформе – суетились возле постели больного, кричали друг на друга. Хильда склонилась над Томом, делая массаж сердца. При появлении Мадлен она быстро взглянула на нее. В глазах был испуг.

– Сердце остановилось.

– Каталку сюда, быстро! – приказала Мадлен, продираясь через толпу к кровати Тома. Тотчас появилась больничная каталка. – Интубацию!!! – раздался следующий приказ.

– Лидокаин ввели, – сообщила медсестра. Мадлен бросила взгляд на монитор.

– Черт... – прошептала она сквозь стиснутые зубы – Черт побери!

Монитор молчал.

– Дефибриллятор!

Кто-то протянул ей пластины дефибриллятора и встал рядом, готовясь помочь. Хильда рывком распахнула ворот пижамы Тома, Мадлен приложила дефибриллятор к отчетливому красному шраму на груди пациента.

– Разряд!

Электричество прошло через тело Тома, его спина выгнулась дугой, затем вновь опала. Все взгляды устремились на монитор. По экрану шла прямая линия.

– Еще разряд! – скомандовала Мадлен.

Тело Тома опять дернулось, выгнутое сильнейшей судорогой. Мадлен затаила дыхание, глядя на черный экран прибора. «Блип... блип... блип...» – откликнулся монитор. Розовый зигзаг тотчас же возник на экране.

– Есть пульс! Кровяное давление восемьдесят на пятьдесят и продолжает расти...

Мадлен облегченно вздохнула.

– Да, бывает и такое в нашей работе... – устало произнесла Хильда, присоединяя трубку капельницы к руке пациента.

Мадлен не ответила. Один за другим сестры и врачи начали покидать палату, тихо переговариваясь друг с другом. Опасность миновала, жизнь больницы возвращалась в свое обычное русло.

В палате осталась одна лишь Хильда. Она положила руку на плечо Мадлен.

– До этого момента у него все было абсолютно в норме. Медикаменты переносил хорошо. Получили результаты биопсии. Отрицательные.

Мадлен кивнула в ответ. Она попыталась даже улыбнуться, однако это ей не удалось.

– Спасибо, Хильда. Я еще немного побуду с ним. Хильда вышла из палаты, плотно прикрыв за собой дверь. Мадлен склонилась над Томом и прошептала ему на ухо:

– Не сдавайся, борись. Делай все возможное. У тебя все должно быть хорошо.

Не все медики согласились бы с ней, но Мадлен не сомневалась, что для скорейшего выздоровления бодрость духа и хорошее настроение пациента имели очень большое значение. Во всяком случае, она очень верила в это. Том открыл глаза.

– Привет, док, – скрипучим голосом произнес он. – Такое чувство, будто у меня по груди проехал грузовик.

Она улыбнулась ему в ответ.

– Мы примерно наказали водителя этого грузовика.

– Ох уж эти женщины... Все одинаковы! Им бы только наказывать мужчин.

Она тихонько рассмеялась.

– Давненько я не слышала подобных разговоров. А вы, Том, ворчун не по возрасту...

– Поверьте мне на слово... – он закашлялся, схватился за грудь. Поверьте, бывает так, что даже гордишься тем, что становишься старше. – Он коснулся ее руки так осторожно, что Мадлен даже не сразу заметила это. – Побудьте со мной немножко...

Она увидела страх в его взгляде: чувство, которое он обычно старался спрятать под наигранным весельем; Том постоянно шутил и смеялся.

– Скоро придет Сюзен?

– Очень скоро. После работы. Осталось совсем недолго ждать.

Но Мадлен не могла так просто уйти, оставить Тома одного. Она подняла трубку телефона, набрала телефон Фрэнсиса. Домработница сразу позвала его.

– Привет, Фрэнсис, – произнесла она своим обычным мягким тоном. – Скажи, ты не мог бы заехать за Линой после уроков?

– Отчего же. Если хочешь, я могу отвезти ее куда-нибудь перекусить.

– Это было бы просто замечательно, – ответила Мадлен. – Я приеду домой через несколько часов.

Положив трубку, она придвинула свой стул к кровати и села, чуть наклонившись к Тому.

– Вчера вечером вы мне начали рассказывать о том, как ваша дочь учится читать...

Фрэнсис стоял на Пэсифик-стрит под старым раскидистым дубом. Лучи заходящего солнца пробивались сквозь сильно поредевшую листву. Желтые листья ложились на траву сплошным золотистым ковром.

Прозвенел звонок. Не прошло и десяти секунд, как из кирпичного здания школы начали выбегать подростки, ловко прыгая сразу через несколько широких ступеней крыльца. Добежав до площадки перед школой, они переходили на шаг и направлялись к автобуса^, припаркованным у дороги.

Как Фрэнсис и предполагал, Лина вышла в числе самых последних. Она шла, окруженная своей компанией, и все они выглядели как группа беженцев, только что покинувшая лагерь Красного Креста. .

Выйдя из тени дерева, Фрэнсис помахал ей рукой..

– Эй, Лина!

Увидев его, Лина сначала инстинктивно улыбнулась, затем снова сделала серьезную мину. Махнув на прощание своим приятелям, она подтянула джинсы (которые были ей явно велики) и направилась в еторону отца Фрэнсиса. Короткая прическа подрагивала в такт ее шагам, в левой руке она раскачивала рюкзачок для книг. Длинные штанины джинсов шаркали об асфальт при каждом ее шаге.

Фрэнсис улыбнулся.

– Ну и приятели у тебя: взглянешь – испугаешься. Не дай Бог встретить таких вечером в темном переулке.

– Ну-у, не очень-то по-христиански это звучит, откровенно говоря. А как же «возлюби ближнего своего»? – Лина лукаво посмотрела на Фрэнсиса. – К тому же все они католики, причем некоторые даже подумывают о том, чтобы стать священниками. Так что зря вы...

У Фрэнсиса вспыхнуло лицо. Лина плутовато улыбнулась, из чего он сделал вывод, что она это заметила.

– Тебе бы следовало каждый день мыть рот с мылом. Жаль, я не делал тебе этого в детстве.

– Даже и не пытались.

– Да, упустил возможность. Теперь-то уже поздно.

– Хотите, я текилой прополощу? Фрэнсис внезапно остановился.

– Ничего смешного тут нет. – Конечно, следовало оборвать ее более резко, но он не решился. Пока все складывалось очень хорошо: Лина вовсе не сердилась на него за то, что в день ее рождения он принял сторону Мадлен. А Фрэнсис не был любителем обострять ситуацию. Мысленно он назвал себя коварным человеком, однако вслух так ничего и не произнес. – Как насчет того, чтобы поехать пообедать где-нибудь вместе? А потом можно и в киношку смотаться, а?

Лина вздохнула.

– У матери опять много работы, так что ли? Он обнял девушку и привлек ее к себе.

– Иногда ты ведешь себя совершенно несносно. Совсем как хулиган-подросток.

– Я и есть подросток.

– Знаю, знаю, но позволь мне чуточку пофантазировать. Мне так приятно вспоминать то время, когда тебе было... ну, словом, когда ты еще не носила военных ботинок, а твоим любимым словом из четырех букв было слово «мама». – Он засмеялся, Лина улыбнулась ему в ответ, и они пошли по тротуару в сторону автомобильной стоянки.

Возле машины Лина остановилась и посмотрела на отца Фрэнсиса.

– А какой я была... в общем, когда была совсем маленькая? Я тогда отличалась от нее?