Снова домой - Ханна Кристин

Она была уверена, что простила ему все страдания, что он причинил ей, простила, что он бросил ее, даже не попрощавшись. Она действительно не сомневалась, чтр простила ему решительно все. Она повторяла себе, что семнадцать лет – это слишком юный возраст, однако время шло, а она с кажДым годом чувствовала себя все более молодой. Она повторяла себе много раз, что все только к лучшему. Если бы они тогда поженились, то неизбежно испортили бы себе жизнь.

Она многое говорила себе в ту минуту, когда смотрела на спящего Энджела. Говорила – и понимала, что все эти слова – ложь. Ложь и больше ничего. Как жалкий дешевый подарок, обернутый во много слоев красивой оберточной бумаги. Она все простила ему. Но как это было возможно?! Ведь в то лето он убил часть ее души. Ту самую часть, где рождалась и росла ее любовь к нему. И Мадлен уже никогда не стать прежней.

Энджел медленно просыпался. Сначала, проснувшись, он не сразу понял, где именно находится, что с ним происходит. Затем он услышал пиканье монитора – и все сразу вспомнил.

После предпринятой Энджелом неудачной попытки покинуть клинику Хильда, маленькая медсестра с птичьим лицом, привела все в порядок в палате: монитор вновь принялся контролировать работу его сердечной мышцы, из него вновь поползла бесконечная лента кардиограммы.

Чувствовал он себя чудовищно. Грудь ломило, в висках стучало. Иглы, введенные в вены, жгли огнем. Любое пустяковое движение вызывало резкую боль.

Постепенно Энджел почувствовал, как солнечные лучи буквально пронизывают ему голову. Моргнув, он облизал сухие губы и, протянув руку, попытался взять пластиковый стаканчик, на котором было написано; «264-В».

– Я помогу, – произнес чей-то голос рядом с ним.

При звуках его он вздрогнул. Сначала ему показалось только, что голос сильно походил на голос Деборы Уинджер. Это напомнило ему одну ночь, много лет назад, когда он «снял» официантку в Тулсе, привез ее к себе домой и...

О Господи! Какая чепуха лезет порой в голову...

Сердце замерло, затем ударилось о ребра и неровно застучало, напоминая изношенный двигатель, работающий на отвратительном бензине. Монитор тревожно запищал. Энджел почувствовал, что ему становится трудно дышать.

«Дыши глубже, ты, идиот. Успокойся». Он повернул голову и увидел ее возле постели. Боже, после стольких лет...

Она сидела, выпрямив спину. На ней была безупречная медицинская униформа, из-под которой виднелся только ворот зеленого свитера. Лицо Мадлен было совершенно бесстрастным, широко расставленные серебристо-зеленые глаза смотрели спокойно и внимательно. На полных, ненакрашенных губах не было и тени улыбки.

В его памяти на миг всплыл образ шестнадцатилетней девушки, стоявшей у заделанного решеткой окна: тонкие руки ладонями прижаты к стеклу, щеки мокры от слез, на губах его имя.

Он влюбился тогда в очаровательную зеленоглазую, вечно смеющуюся девушку с длинными каштановыми волосами и точеной фигуркой. Женщина, что сидела сейчас возле него, ничем не напоминала ту девушку. У этой женщины была величественная осанка, голова с коротко остриженными волосами красиво и гордо держалась на стройной шее. Лицо отличалось классической красотой. Перед ним сидел идеальный врач, в совершенстве владеющий своими эмоциями.

Она так великолепно сохранилась, что Энджел был даже немного смущен. Он мог бы быть счастливым, мог гордиться ею, однако Энджел испытывал сейчас только злость, его как будто обманули. Получалось так, будто все его воспоминания о Мадлен – сплошная выдумка. Нет, такую женщину нельзя было сломить каким-то предательством. Она наверняка сразу его забыла, как только он исчез с горизонта. И уж точно отец Мадлен помог ей получить блестящее образование.

– Энджел, – произнесла она голосом, которого он так и не смог забыть за долгие годы. – Как... странно снова встретиться с тобой.

– Ты отлично сохранилась, Мэд, – с печалью в голосе сказал он. Печаль появилась как бы сама по себе.

– Не нужно называть меня Мэд. – Она спокойно улыбнулась ему профессиональной улыбкой и раскрыла его историю болезни. – Мне сказали, что тебе требуется новое сердце.

– Тебя это не должно бы удивлять. – Ничуть не удивлена.

iОн чувствовал, как она изучает его взглядом. Только этого ему и не хватало: опять кто-то оценивает его, опять кто-то выносит ему приговор, руководствуясь какими-то своими личными соображениями.

– Послушай, Мэд, полагаю, ты тоже согласишься, что мной должен заниматься другой доктор.

– Согласна. Но, к сожалению, Алленфорд хочет, чтобы у тебя были самые лучшие врачи.

– Я тоже этого хочу, но...

– Тогда, считай, тебе повезло, что тобой занимаюсь именно я. Ведь я как раз из числа лучших. – Лицо ее засветилось. – Но если ты не хочешь, чтобы тебя лечила именно я, думаю, мне удастся устроить так, чтобы тебя передали кому-нибудь другому.

Он сразу впал в раздражительность.

– Хочешь избавиться от такого пациента, как я?

– Немного сильно сказано, но недалеко от истины.

– Ну а я вот хочу именно такого врача, как ты, – резко сказал он, в ту же секунду пожалев о тоне, каким произнес эту фразу. Но ему хотелось как-нибудь встряхнуть эту женщину, ту самую, которую он, казалось бы, так хорошо знал, но узнать сейчас был не в состоянии.

Она изучала записи в его истории болезни.

– Повезло мне.

Резкий тон ее слов как-то не вязался с внешностью безупречно красивой женщины. Он не смог удержаться и хохотнул.

– Насколько могу судить, маленькая Мэд подросла. Она посмотрела на него взглядом, не сулившим ничего хорошего.

– Это происходит со всеми девушками, окончившими медицинский колледж. – Она перевела взгляд с Энджела на листки, лежавшие у нее на коленях. – А ты, судя по всему, совсем не переменился, Энджел.

– Ну не совсем так. Теперь мне приходится бриться каждый день.

На ее лице не промелькнуло и тени улыбки.

– Анализы крови вполне хорошие. Несмотря на то, что ты явно злоупотреблял алкоголем, все жизненно важные органы функционируют совсем неплохо. Что ж, теперь придется ждать. Будем надеяться, что мы сумеем найти для тебя подходящего донора. Как тебе уже, наверное, сказали, менее чем в одном проценте всех случаев насильственной смерти мы имеем подходящих доноров. Особенно редки случаи смерти от дисфункции мозга.

– Ждать, говоришь... – повторил он, чувствуя нарастающий гнев. Он мысленно повторял себе, что она кардиолог и его жизнь в ее руках. Однако с раздражением своим ничего не мог поделать. Она была последним на земле человеком, заинтересованным в том, чтобы все у него было хорошо. А заискивать сейчас перед ней казалось Энджелу унизительным. Все казалось ему таким бессмысленным...

– Если твое здоровье значительно улучшится, то ты сможешь жить и за пределами больницы. Сейчас же твое состояние слишком серьезно.

Он не мог поверить своим ушам. Сидя возле постели, она разговаривала с ним таким тоном, словно он был мальчиком, а когда смотрела на него, во взгляде появлялось такое выражение, словно перед ней было какое-то насекомое. Она казалась врачом с головы до пят: строгая, деловая, собранная. Она вела себя так, словно они никогда не были знакомы, словно она никогда не любила его. Он понимал, что глупо на нее за это сердиться, однако Энджел и прежде не отличался особой рассудительностью. Уж какой есть...

– Нет.

Ответ удивил ее. Она подняла голову, внимательно посмотрела на него.

– Нет? В каком смысле – нет?

– В том смысле, доктор Хиллиард, что я вовсе не намерен тут лежать как бревно и покорно дожидаться, как вы сказали, появления подходящего донора.

Она медленно отложила бумаги.

– Энджел...

– Пожалуйста, обращайся ко мне «мистер Демарко». Ты понятия не имеешь о том, какой я. А я не намерен сидеть и ждать, когда наконец какого-нибудь бедолагу переедет машина. Ведь именно об этом идет речь: нужно подождать, когда кто-то умрет, и таким образом у меня появится шанс выжить.