Дочь адмирала - Виктория Федорова

Когда он наконец добрался до нее, Зоя бросилась в его объятия. Он крепко и страстно поцеловал ее.

— Какой день! — воскликнул он. — Победа! Победа! Сегодня мы выйдем на улицу, и я останусь в своей форме.

Зоя рассмеялась:

— Сегодня все можно.

— Тогда пойдем, — предложил он. — В такой день нельзя сидеть дома.

Зоя дотронулась до его руки, указав куда-то вбок. На него исподлобья глядел маленький мальчик.

— Кто это? — спросил Джек.

— Это мой... — Зоя не знала нужного слова. — Это Юра, сын Александры. Он пришел, чтобы посмотреть на праздник.

— Отлично, — сказал Джек. — Заберем его с собой. — И он протянул мальчику руку. Мальчик отпрянул к стене.

Зоя подошла к нему и заговорила по-русски. Затем подтолкнула вперед и сказала:

— Он стесняется. Он никогда в жизни не видел американца.

Джек присел на корточки перед мальчиком.

— Я не кусаюсь, Юра.

Мальчик позволил ему взять себя за руку.

— Вот так-то, приятель, — сказал Джек. — Ладно, одевайся.

Хотя стоял май, было холодно даже в каракулевой шубке и шапочке. Когда они спустились во двор, Джек посадил Юру на плечи. Они заметили, что к дому идет сестра Зои Мария. Джек поцеловал ее в щеку, она густо покраснела и смущенно хихикнула. Они взяли с собой и Марию. Зоя села впереди, Юра с Марией сзади.

Как только они выехали на улицу Горького, Джек снял фуражку в надежде, что толпа не обратит внимания на американца, сидящего в машине, и это хоть сколько-нибудь ускорит их продвижение вперед Увы, надежда оказалась тщетной — узнав Зою, люди тут же брали машину в плотное кольцо.

Они решили побывать на площадях — на тех, конечно, до которых смогут добраться. На Красной площади, с которой они начали свою поездку, бушевало людское море, в которое каждую минуту вливались новые потоки людей. Ехать дальше было бессмысленно, и Джек стал подумывать — не бросить ли машину. Правда, он не был уверен, что им удастся далеко уйти и пешком. В какой-то момент им пришлось вовсе остановиться, пережидая, пока танцоры не закончат отплясывать какой-то неистовый танец.

Выбравшись с Красной площади, они стали очень медленно продвигаться к Манежной площади. Там Джеку с огромным трудом удалось припарковать машину, и они вышли на улицу. Им не пришлось сделать и нескольких шагов, как в толпе узнали Зою и люди ринулись к ней, выкрикивая ее имя. Два солдата подхватили ее и понесли на руках. Джека тоже подняли и обоих их перенесли и поставили на помост, обычно использовавшийся для концертов на открытом воздухе. Какой-то мужчина с аккордеоном заиграл русскую песню, и Зоя запела под аккомпанемент свиста и топота ног. Припев подхватила вся толпа. Когда Зоя кончила петь, началось сущее столпотворение. Джек метался из конца в конец крошечной сцены, потрясая над головой сцепленными руками, словно одержавший победу боксер.

— Америка! Россия! Дружба! Дружба! — выкрикивал он.

Люди карабкались на сцену, чтобы обнять их. Но тут снова заиграл аккордеонист, и Джек с Зоей оказались в диком водовороте стихийной пляски. Он крикнул ей:

— Надо спасаться отсюда, покуда мы целы.

Пока они добирались до машины, где их ждала Мария, крепко вцепившаяся в руку Юры, все норовили обнять и расцеловать их. Где-то по пути к ним присоединились какие-то две незнакомые Джеку женщины. Судя по тому, что одна была в платке, а другая в меховой шубке, Джек решил что одна из них русская, а другая-то ли англичанка, то ли американка.

И верно, второй оказалась Элизабет Иган, американская журналистка, хорошая знакомая Зои. Первой — костюмерша с Зоиной студии по имени Марина.

— Отлично, — сказал Джек, — все в машину. Трогаемся.

Чем дальше, тем все более опасной становилась езда. По улицам, не глядя вокруг, шло слишком много людей, опьяненных либо победой, либо водкой. Было решено завезти Юру домой к Александре. Мальчик устал от пережитых волнений и держался из последних сил, чтобы не заснуть.

Когда они подъехали к дому Александры, Мария повела мальчика к матери.

— Мне бы надо было подняться и поцеловать сестру по случаю победы, но я лучше останусь с тобой, Джексон, — сказала Зоя.

— Может, и мне поцеловать ее по случаю победы засмеялся Джек.

— Не порти ей такой день, — фыркнула Зоя.

На площади Маяковского повторилось то же самое, что и на Манежной. Снова Зоя пела перед собравшейся толпой, и снова Джек выкрикивал: «Америка! Россия! Дружба! Дружба!»

Когда они добрались до машины, Джек взмолился:

— Не знаю, как ты, Зоя, а с меня довольно. Покатались, и хватит.

Зоя согласилась. Они безуспешно поискали Марию и двух Зоиных приятельниц. Джек помог Зое сесть в машину. Он несколько раз посигналил, давая знать исчезнувшим женщинам, что они уезжают, но вряд ли те могли услышать гудки в стоявшем над толпой шуме.

В поисках тишины и покоя Джек вел машину, стараясь держаться подальше от больших площадей. Однако поиски успехом не увенчались. В конце концов ему удалось подъехать к тротуару возле какой-то гостиницы. Они вошли в полупустой коктейль-бар, и Джек попросил принести им выпить.

— Сегодня такой день, — промолвила Зоя, — что даже я выпью.

Но от первого же глотка водки ее всю передернуло.

— За победу, — поднял рюмку Джек, — и за нас с тобой.

Зоя кивнула и снова отпила из рюмки.

— И за то, чтоб не было никакой Японии.

Джек покачал головой.

— Я не буду пить за это, Зоечка. Голову даю на отсечение, что именно туда мне предстоит скоро отправиться.

Зоя подняла рюмку.

— Тогда я пью за то, чтобы ты вернулся ко мне.

— Вот за это я выпью с удовольствием, — улыбнулся Джек.

Когда они уходили из бара, солнце уже клонилось к закату. Джек предложил поехать к нему и оттуда посмотреть гуляние на Красной площади. До того Зоя лишь раз или два бывала в его квартире, и в каждый приход ей бывало там не по себе. То место, где он жил, было американской территорией. Лишь немногие русские были вхожи туда — те, что работали там. Всем остальным это грозило большими неприятностями. Но сегодня совсем другое дело. Она с готовностью, не испытывая ни малейшей тревоги, приняла его предложение.

Подступы к Красной площади были по-прежнему запружены народом. Когда они подъехали к дому, уже стемнело.

Войдя в гостиную, он включил свет. Потом, подойдя к окнам, выходившим на Красную площадь, распахнул их Площадь внизу чернела перекатывавшимися по ней людскими волнами.

— Мир, — промолвила Зоя, глядя на сверкающие над площадью огни. — Как красиво!

Прогремел первый залп победного салюта, глухие орудийные удары доносились со всех концов города. Темное небо прочерчивали огненные следы ракет, взрывавшихся затем яркой россыпью фейерверков, освещавших все вокруг. Над толпой вознесся единый вздох восхищения.