Дочь адмирала - Виктория Федорова

— Что случилось? Что я не так сказал? — недоумевал Джек.

Зоя улыбнулась сквозь слезы.

— Ничего не случилось. Просто ты еще ни разу прежде не говорил о женитьбе.

Джек поцеловал ее.

— Вот видишь, Зоечка, я же говорил тебе, что любовь — не моя стихия. Конечно, я хочу жениться на тебе. Ты пойдешь за меня замуж?

Зоя коснулась его щеки.

— О да, Джексон.

Она пошла на кухню и вернулась с бутылкой вина, которую он принес в тот первый вечер, когда пришел к ней на обед. Бутылка была еще не совсем пуста. Они чокнулись и выпили. Вино оказалось уже с кислинкой. Выпили молча, но Зоя подумала это плохой знак.

— Джексон, — сказала она, — если ты поедешь в Японию, ты ведь можешь уже не вернуться в Москву.

— Тогда ты приедешь ко мне в Штаты.

Зоя улыбнулась про себя. Ну до чего ж он наивный, этот ее американец.

— А если я не смогу?

Джек подумал о том, что русские всегда найдут повод для беспокойства.

— Зоя, наши страны союзники. Между нами хорошие отношения. Почему нам могут запретить соединить свои жизни? Мы ведь не сделаем ничего, что причинило бы вред какой-либо из наших стран.

Они живут так свободно, подумала она, что, очутившись в стране, где нет свободы, уже не замечают этого.

— Да, да, — проговорила она.

Взяв ее руку, он поцеловал ее.

— Послушай, давай не будем волноваться раньше времени. Если случится, что возникнут проблемы, тогда будем волноваться. Я знаком с очень влиятельными людьми в моей стране, они помогут нам. А сегодня давай лишь примем решение.

— Хорошо, — согласилась она, но на сердце у нее было тяжело.

— Я не могу сказать тебе, где мы будем жить в Соединенных Штатах, — продолжал Джек. — В конечном итоге это зависит от того, на какую базу направит меня морское ведомство. Она может находиться где угодно, от Нью-Йорка до Калифорнии.

— Но я же русская, — сказала Зоя. — У меня здесь карьера.

— Ты можешь быть актрисой и в Америке, — возразил Джек. — У меня много знакомых в Голливуде, они помогут тебе. А как моя жена ты получишь американское гражданство.

— Но я люблю свою страну. Почему бы тебе не поселиться здесь, Джек?

— По одной причине: я не смогу жить в твоей стране. Я даже не понимаю твоего правительства. К тому же моя карьера целиком и полностью связана с военно-морским флотом Соединенных Штатов. Я посвятил ему всю свою жизнь и не могу вот так просто взять и отказаться от всего этого. Даже если бы я захотел, я не мог бы начать все сначала в военно-морском флоте России. А ты можешь — в американских фильмах.

В конце концов они договорились, что будут жить по полгода в каждой стране. Это было единственным приемлемым для них решением, и при этом ни один из них не смел о нем думать, ибо, задумавшись хоть на секунду, они бы поняли, что решение это лишено всякого смысла. И все же они продолжали убеждать друг друга: ведь чудо уже одно то, что американский моряк и русская актриса полюбили друг друга. Был ли в этом смысл? Но если это оказалось возможным, то возможно и все остальное. Все будет хорошо. Все должно быть хорошо.

Они услышали глухие раскаты орудийных залпов. Выглянув в окно, Зоя увидела огни салюта. Она включила радио. Джек не понял объявления, сделанного русским диктором. Он уловил лишь одно слово «Рузвельт». Зоя выключила радио. Она казалась потрясенной.

— Что случилось? — спросил он.

Она села рядом и взяла его за руку.

— Франклин Рузвельт. Он скончался.

Ей пришлось несколько раз повторить эти слова, потому что он, казалось, их не понимал. Он решительно тряхнул головой.

— Не может быть, это неправда. Очередная русская утка.

— Но они сказали...

Джек поднялся. По его лицу текли слезы.

— Я пойду, Зоя. Мне надо все узнать самому.

Джек ехал по необычно пустым улицам. Ничего странного, убеждал он себя. Москвичи услышали новость и поверили ей. Их реакция вызывает всяческое уважение. Но это неправда. Это не может быть правдой.

Охранник у американского посольства подтвердил печальное известие. Президент скончался в Уорм-Спрингсе от кровоизлияния в мозг.

Джек отъехал от посольства. Проехав квартал, он свернул к тротуару, выключил мотор и, уронив голову на руль, разрыдался. Его не покидало чувство, что он потерял очень близкого человека, такого же близкого, как отец, которого он почти не помнил Придя немножко в себя, он постарался вспомнить имя нового президента, но в памяти всплыло лишь смутное изображение человека в очках.

Лишь позже, вернувшись домой и почти засыпая, Джек вспомнил его имя. Гарри Трумэн. Он почти ничего не знал об этом человеке, разве что он из Миссури и когда-то владел магазином мужской одежды. О Боже, подумал он, почему Рузвельту было суждено умереть, когда так близок конец войны? Способен ли этот человечек в очках завершить его дело?

Две недели спустя, 9 мая 1945 года, в Москву пришел День Победы. Уже накануне вечером улицы заполнились народом, с площади на площадь перекатывались толпы охваченных нетерпеливым возбуждением людей. Джеку удалось поменять два блока сигарет на бутылку французского шампанского, которую он и захватил, отправляясь к Зое Они сидели у окна, глядя на веселящихся людей. Они громко хохотали, когда подвыпивший солдат обнял пожилую женщину, подметавшую тротуар. От возмущения она чуть не ударила его метлой.

Джек поднял бокал и произнес по-русски:

— Я тебя люблю, — тут же повторив эти слова по-английски.

— Я тебя люблю, Джексон, — сказала она тоже по-русски.

Они поцеловались. Он сжал руками ее голову.

— Маленькая девочка, — снова проговорил он по-русски, — вот кто ты такая. Моя маленькая девочка. Правильно я сказал? Я только-только выучил эти слова.

Зоя рассмеялась.

— Ты мое сокровище, Джексон. Эти слова я тоже только-только выучила.

Он снова наполнил бокалы.

— Я счастлив с тобой, Зоечка. Я хочу состариться рядом с тобой.

Они тихо сидели в темной комнате, впитывая удивительный покой и согласие.

Позднее он сказал, что не сможет остаться на ночь.

— Не исключено, завтра поступят специальные распоряжения. На всякий случай надо быть на месте. Но рано утром я заеду за тобой и мы вместе отпразднуем победу.

Буйное веселье охватило Москву. Тротуары не вмещали пешеходов, и скоро людские толпы перелились с тротуаров на проезжую часть улиц. Русские, обычно сдержанные и отнюдь не склонные проявлять свои чувства на людях, с восторгом праздновали победу. Джек добирался от Красной площади до Зонного дома почти час, хотя обычно это было минутным делом. Русские, увидев человека в американской военной форме, бросались к нему, останавливали машину, жали руку, а те, кому не удавалось пробиться, радостно улыбались, выкрикивая: «Американец!» и «Победа!». Он продвигался вперед черепашьим шагом, опасаясь, что в любой момент может услышать хруст костей под колесами.