Александра: Чужие берега - Алла Демченко

— Сергей, прекрати истерику! Что случилось?

— Веронике стало плохо! Ей нужна реанимация!

Какая реанимация! Где эта реанимация в центре! Что он несет?! Елена судорожно соображала, что делать и не столько с больной, как с Сергеем.

— Я тебя предупреждаю, если она умрет, я… Я молчать не буду! Слышишь! Я сейчас!

Дверь кабинета с грохотом закрылась за Крапивиным. И Елена Евгеньевна никак не могла придти в себя до тех пор, пока он опять не вернулся. Пустые мысли пульсировали в голове. Она знала, что самое главное — успокоиться и не поддаваться на шантаж. А разве то, что происходит можно назвать иначе?

— Что это? — Елена излишне брезгливо повела рукой. Бриллиантовая россыпь на этот раз не имела успокаивающей силы.

— Это Елена — приговор. Я с этими бумагами завтра утром пойду в милицию! Ты слышишь?! И…

— Значит, ты пойдешь в милицию, я тебя правильно понимаю? И мы, дружочек, сядем вместе. Или думаешь выйти сухим из воды?

Спокойный голос Елены выбивал почву из под ног.

— Мне все равно. Но я не позволю…

— А до этого позволял? Сколько ты записал наблюдений на этой бумажонке? Два, три? А зарплату ты за что получал? За лечение?

Елена Евгеньевна поднялась из — за стола. Резкий голос заставил Крапивина попятиться к двери. В ординаторскую Сергей Николаевич вернулся протрезвевшим. Не обращая внимания на Александру, он достал армейскую фляжку, и основательно приложился к ней. В ординаторской опять запахло коньяком.

— Я чем — то могу помочь? — Саша сочувственно посмотрела на коллегу.

— Мне уже никто не поможет. Знаешь, что я тебе скажу — уезжай ты от сюда, от греха подальше. И чем скорее, тем лучше. Поверь мне.

Он сгреб записную книжку и в сердцах бросил в портфель, отключил компьютер, нисколько не заботясь о сохранении игры. Саша хотела спросить от какого греха надо держаться по — дальше, но в дверь ординаторской постучали. Елена Евгеньевна требовала Крапивина немедленно к себе. Он только кивнул головой и криво улыбнулся.

Пошел он еще раз к Веронике Ивановне или сразу к Елене на ковер, Саша не знала. Больше она его в тот день не видела. А потом ее вызвали в десятую палату. Значит, Сергей уехал с центра. И она обрадовалась такой удаче!

Ничего серьезного у пациентки с десятой палаты не было. Повысилось давление. Скорее всего, разволновалась, когда стало плохо Веронике Ивановне.

— Принесите пустырник, — Саша обратилась к медсестре и с неохотой та покинула палату.

Через минуту медсестра вернулась в палату, неся на подносе микстуру.

— Вы можете заниматься своими делами, я останусь с Агнессой Харитоновной и потом еще измеряю давление, — Саша и сама не понимала, почему начала оправдываться перед медсестрой.

— Я тоже могу перемерять давление. — Лариса растерянно стояла посреди палаты. Елена Евгеньевна приказала глаз не спускать с докторши. И что теперь делать? Никакого предлога, что бы остаться в палате не было. Лариса нехотя направилась к двери.

Агнесса Харитоновна Саше понравилась с первого взгляда. Удивительно, насколько моложе женщина выглядела своего возраста. Она так живо и осмысленно рассказывала о своей жизни, что Саша была удивлена ее памятью, интересной и наполненной жизнью. И послевоенная молодость, и первая встреча со своим будущим мужем были настолько реально и красочно описаны, что Саша подумала, если Агнесса Харитоновна напряжет немного память, то вспомнит все страницы тех монографий, которые перепечатывала после правки мужу.

— Вы не пробовали писать мемуары?

Уходить с палаты и возвращаться в ординаторскую с намагниченной часовой стрелкой не хотелось.

— Что, вы, Сашенька, — засмеялась Агнесса Харитоновна, — самые большие вруны это очевидцы давно минувших дней. Со временем реальные события и факты путаются в голове. То, что было тогда важным и нужным, с высоты прожитых лет уже теряет свою значимость. Так что полностью доверять мемуарам не стоит. Да и рассказчик всегда выглядит лучше, чем был на самом деле, — с сожалением подвела итог Агнесса Харитоновна. Память — удивительная вещь. У каждого она своя. И только к кому Бог милостивый, тому дает время, перед тем как расстаться с жизнью, пройти ее в памяти…

Женщина сидела в кресле, отложив в сторону книгу. Саша задержала взгляд на ее лице. С такого лица можно было писать лик святой. Мудрые глаза излучали печаль прожитых лет.

Смерть витала совсем рядом и Саше показалось, что женщина ее так же явно чувствует, как и она сама.

— Что с Вероникой? Умерла?

Агнесса Харитоновна спросила так буднично, что вопрос прозвучал, как приговор.

— Почему умерла? Стало плохо на улице. Сергей Николаевич возле нее.

— Сергей уехал. Я видела в окно, как он садился в машину. Значит, Вероника еще жива?

— Почему вы так ставите вопрос?

Саша ответила вопросом на вопрос и сняла с руки манжетку. Смерть по — прежнему стояла в коридоре. Ей впервые стало не по себе.

— Деточка, послушайте меня, мы здесь все умираем. Не сегодня так завтра, но Вероника умрет. Я следующая. Не думайте, что перед вами выжившая с ума старуха. Мы совершенно беспомощные. Здесь…

Дверь бесшумно открылась и в палату зашла медсестра.

— Елена Евгеньевна просила вас зайти в кабинет, — Лариса выжидающе смотрела на Сашу, не собираясь покидать без нее палату.

На первом этаже было по прежнему безжизненно. С кабинета главврача доносился приглушенный голос. Елена Евгеньевна с кем — то на повышенных тонах говорила по телефону. Саша решительно постучала и не дожидаясь ответа, прокрыла дверь. Елена недовольно кивнула на стыл.

— Не отключайтесь, в меня посетители — Елена зажала телефон в руке. — Что с Агнессой Харитоновной?

— Давление повысилось.

— Лариса еще перемеряет, если что — вас позовет. — Елена Евгеньевна показала глазами на трубку, дав понять, что та может покинуть кабинет.

— Приезжай немедленно, в нас ЧП.

Интересно, что незаурядное могло случиться в центре? Саша собиралась дослушать разговор, но в конце коридора показалась Людмила. Оказаться в роли подслушивающей разговор главврача, совсем не хотелось. Саша быстро, как ни в чем не бывало, направилась в ординаторскую.

Если правда, то, что сказала Агнесса Харитоновна, то все женщины, поступившие вместе с ней в центр, якобы на реабилитацию, умерли на протяжении последних трех месяцев. И доказательство только одно — истории болезни с посмертными эпикризами. Значит, надо увидеть своими глазами эти истории. Иначе — бред сивой кобылы. Если б только еще знать кому выгодны эти смерти. Все старые одинокие люди. Все приехали сюда по направлению и с оплатой от благотворительного фонда. Что ж это за фонд с такой редкой помощью — отправить подопечных на тот свет. Из раздумий ее вывел звонок Стрельникова. И на его вопрос, что она делает, Саша ответила честно и коротко — думает.

Выбрав удачный момент — тихий час, она подошла на пост медсестры. Лариса, самая не приятная из всех медсестер, была похожа скорее на надзирателя, чем на сестру милосердия. Холодный брезгливый и высокомерный взгляд глубоко посаженных глазок. Голос без единой теплой нотки, как у робота. Но, по слухам, Лариса была правой рукой Куриленко.

— Лариса Дмитриевна, я не хотела б вас отвлекать, но в меня просьба к вам, — Саша облокотилась на рецепшен, понизив тон, почти до шепота. Выбранная тактика действовала безотказно. Лариса, осознав свою значимость, забыв на минуту все предосторожности, готова была помочь Александре Ивановне. Да и просьба — то пустяковая. Подумаешь, потеряла номер телефона и думает, что сунула случайно в историю болезни. Быть того не может. Елена Евгеньевна каждую историю собственноручно проверяет. Но не говорить же об этом. Пусть поищет, все равно делать нечего. Лариса посмотрела на замершую стрелку часов. Тихий час только начался, значит, никому она в ближайшее время не понадобиться.

— Ладно, спускайтесь в подвал, я только свет включу и догоню вас, — Лариса выдавила вялую улыбку и сняла ключ со щита.

Просторная комната, отведенная под архив, была оборудована, как и все в центре, добротно. Пластиковые, почти воздушные стеллажи, с четкой нумерацией по годам, стояли вдоль стен. И только еле заметная пыль равномерно покрывала стол. Значит, никто за ним не работал, иначе остались бы следы.

Саша внимательно осмотрелась вокруг. Папки с историями болезни аккуратно стояли соответственно годам. По их толщине можно сразу судить, как обстояли дела в центре. Вначале пациентов было мало, следовательно, мало историй болезни, оттого и папки тоненькие. Центр только открылся. Потом папки стали по — толще. Дальше стояло по несколько папок помеченных одним месяцем — пациентов стало больше.

Папки за прошлый год выглядели сиротливо. Вспомнив слова Агнессы Харитоновны, что все ее новые приятельницы умерли в этом году, Саша подошла к стеллажу у самой стены и открыла папку за прошлый ноябрь. Чувствуя, как упирается взгляд медсестры в ее затылок, она быстро открыла папку и, заслонивши ее спиной, начала перекладывать истории болезни внимательно вчитываясь в фамилии. Три истории болезни — три человека. И все выписаны через месяц. Никто не умер. Только пациенты были с первого этажа. Выходит, должна быть еще папка с историями пациентов со второго этажа. Только как ее найти? Саша не поворачивая головы, скосив глаза, осмотрела стеллажи. Папка с надписью «эпикризы» тоже не попадалась на глаза.