Русская история. Том 2 - Михаил Николаевич Покровский

мельников и заставил на себя работать, а мужики де из села возили ему, полковнику, на дворовое строение лес и устроили де от себя дом такой, что де у самого гетмана такого дому и строения нет». Витязенко грабил, преимущественно, движимость, но это был его вкус: другие полковники при подобных же условиях отбирали и земельные участки[28]. Кроме того, каждый «уряд», каждая войсковая должность давала право на известные натуральные повинности крестьян — вначале небольшие: помощь при покосе, перевозка зерна на мельницу (мельницы были весьма обычным натуральным вознаграждением за службу) и т. п. Но при полном отсутствии контроля легко было сделать из этих повинностей каторгу, заставлявшую население разбегаться куда глаза глядят. «Обнявши они селцо Хмелевку в подданство, — жаловались крестьяне на одного из подобных панов, — немерными и несносными работизнами и податками нас утеснили для того, чтобы мы по слободкам расходились, а ему чтобы грунта наши и дворы остались, яко с десяти тяглых человек один только остался человек; прочие по слободам, оставивши свои оседлости, му сели (должны были) разволоктися».

Как видим, в большинстве случаев речь шла не только о земле, а о земле плюс повинности сидевших на ней крестьян. Возрождалось, как мы уже упоминали, не только крупное землевладение, а и крепостное право. И это возрождение крепостного права началось еще во время Хмельницкого: его послы в Москве, Зарудный и Тетеря, выпрашивая себе имения, желали, чтобы они «были вольны в своих подданных, как хотя ими урежати и обладати». Дискреционная власть казацкой старшины не только над военным, но и над штатским населением своего околотка, над «посполитыми», чрезвычайно облегчала создание нового подданства в пользу новых панов — мы уже видели достаточно примеров этого. К началу XVIII века почти все повинности и поборы с посполитых, существовавшие перед восстанием Хмельницкого, действовали снова в полной силе[29]. Гораздо любопытнее, что и процесс закрепощения казаков, начатый Вишневецкими и их собратьями в конце XVI века, после небольшого перерыва продолжался с прежней интенсивностью. Закрепощение было здесь, прежде всего, неизбежным спутником обезземеления: лишенный земли казак не имел возможности отбывать военную службу и уже тем самым падал до положения посполитого, из шляхтича второго сорта становился мужиком. С чрезвычайной простотой и выразительностью обрисовано это превращение в одной купчей начала XVIII столетия. «Мы, нижепоименнованные, чиним ведомо сим нашим писанием, — читаем мы здесь, — что хотя покойные отцы наши, а по них и мы, козацко, а не посполито служачи, воинскую повинность до сих времен отбывали, однако же теперь, до крайнего убожества и скудости пришедши и не будучи в силах впредь службы козацкой отбывать, продали мы его милости Игнатию Галагану, полковнику прилуцкому, дворовую землю нашу, на которой хаты наши построены, где мы, продолжая жить, обязываемся служить пану полковнику посполито, а не козацко и всякие повинности отбывать, ина будущее время неповинны уме будем ссылаться на наш козацкай чин, чего ради и сие наше писание до рук его милости пана полковника прилуцкого выдаем». Мы не знаем, дожидался ли этот Галаган естественной смерти казацкого звания у своих будущих подданных, но у одного из его родственников на это не хватило терпения, и он посылал своих «куренчиков» (нечто среднее между вестовыми и вассалами, но у нового панства были и настоящие вассалы, называвшиеся по-старому «боярами») «с оружием, как надлежит воинскому человеку, по козачьим дворам и дворы их разорял: в хатах двери и окна снимал, забирал скот и взятым скотом — лозу, колоду дерева, что найдет во дворе и что ему понадобится в свой двор перевозить приказывал. А кто с того принуждения ему, Галагану, быть подданным подпишется, тому все забратое возвращается».

Глава X

Петровская реформа

Торговый капитализм XVII века

Традиционное представление об «европизации России» ♦ Параллелизм русского и западного культурного развития XV–XVII веков ♦ Военно-финансовая схема реформы ♦ Ее экономическая основа ♦ Московская торговля XVII века; ее некапиталистический характер вначале ♦ Московское ремесло: его средневековые особенности ♦ Вторжение европейского торгового капитала ♦ Русско-нидерландская торговля ♦ Хлебный рынок в начале XVII века ♦ Московское государство как голландская «хлебная колония» ♦ Голландские проекты и местный торговый капитал ♦ Концентрация капитала на почве главным образом заграничной торговли; царские монополии ♦ Торговля шелком и ее назначение ♦ Роль гостей ♦ Западные приемы торговой конкуренции: почта Массовый характер заграничного ввоза ♦ Влияние торгового капитализма на внешнюю политику: Рига и Архангельск, коммерческие интересы на Балтийском море и Северная война ♦ Балтийская торговля и комбинация держав в начале XVIII века.

В очень старые времена тот культурный переворот, который пережило Московское государство на пороге XVII–XVIII столетий, рассматривали исключительно, так сказать, с педагогической точки зрения: Россия «училась». Запад «учил», мы стали «учениками» Западной Европы. Что нас сделало учениками, было ясно само собой: любовь к просвещению. «Ученье — свет, неученье — тьма»; пока свет был от нас закрыт, пока русские люди не видали просвещенной Европы, они еще могли коснеть в своем невежестве. Но вот русские стали ездить за границу (при этом всегда рассказывалось несколько анекдотов, показывающих, какие они тогда были смешные), иностранцы стали ездить в Москву, а так как речь шла о просвещении, то из иностранцев на первый план выдвигались врачи, аптекари, художники и техники всякого рода; мало-помалу началось «культурное взаимодействие», благополучно приведшее при Петре к тому, что московские дикари, сбрив волосы, естественно росшие у них на подбородке, увеличили запас волос на голове большой искусственной накладкой в виде кудрявого, волнистого парика. В то же время они построили флот и завели сначала элементарные школы, а потом и Академию наук, после чего в Россию стали приезжать уж не только аптекари и врачи, но и светила европейской науки.

Тем читателем, которые скажут,