Робин Гуд с оптическим прицелом. Путь к престолу - Борис Орлов

Но вот был у нас в деревне один такой, малость придурковатый, Джоном звался. И однажды — уж то ли по голове его стукнули, то ли перепил, то ли еще чего приключилось — но только он совсем, видать, сдурел и говорит: не хочу зваться Джоном, хочу Уильямом. Мне это имя больше нравиться. Уж и смеялись над ним, и от церкви отлучить грозили, и куда похуже упечь, а он все на своем стоит. Ну и жалко нам его стало, что с убогого-то возьмешь? Ну и кричим ему, бывало: «Вилли! Вилли! Подь сюда!», а он и ухом не ведет. Раз на третий только и сообразит, что об нем речь. А крикнем «Джонни!» — тут же встрепенется, хоть и виду не подает. И ничего удивительного, потому как ежели тебя всю жизнь Джонни окликали, то на Джонни до конца своих дней и отзываться будешь. Вот и тут такая же история: чем больше на нее гляжу, на даму эту, тем больше замечаю — не тем именем ее крестили, каким она у нас тут прозывается. Но наше дело сторона — в чужие дела влезать не след, нам бы со своими разобраться… А с дамой этой поаккуратнее надо быть, недаром говорят — береженого Бог бережет. Я уж и Бетси намекнуть пыталась, но куда там! Заткнись, говорит, дура неумытая, ничего ты в благородных дамах не понимаешь! Я, говорит, дам-да-отмерь, и жениха себе найду из баронов, а ты так деревенщиной и проживешь, если всякие глупости выдумывать будешь. Нам, говорит, счастье само в руки плывет, только знай не зевай! А сама все с этой Жозефой, Беатрисиной горничной шушукается. Прям не разлей вода! Оно конечно, я ей теперь не подруга, рылом не вышла. Но это ладно. Это мы уж как-нибудь. А вот какая ты ни на есть благородная, а Джона-то тебе не окрутить, так и знай!

Эх, Пресвятая Богородица, быстрей бы уж принц наш заделал леди Марион ребеночка, что ли… Бог даст, перестанет тогда, как коза за ним скакать, ну и мы спокойно заживем…

Глава 1

О любви и о семейной жизни, о пользе научно-технического прогресса или «Проверено! Мины — есть!»

Жизнь налаживается. Теперь за мной уже не три графства, а почти вся Англия. Правда, я тут походя выяснил, что Шотландия почему-то не Англия. Наверное, поэтому ее тут и называют Скотландией. Ну, это мы еще потом разберемся: Скотландия она или Шотландия? Помнится, гвардейцы в Англии-то, в основном, из шотландцев были…

Тут еще Вэллис имеется. Тоже, вроде, независимый. Но это мы тоже потом разбираться будем. Пока надо подстраховаться от возможного набега папы Дика, который наверняка в ярости от письма шервудских казаков английскому султану. Мы тут с папаней Туком накарябали ему посланьице — ого-го! Сам оборжался, когда его слушал… Нам еще эта… Беатриче пособляла. Все-таки, вот что значит — благородная мадам! Вроде и на х… посылает, а вроде и все так культурно, так вежливо. Типа: «Не соблаговолите ли, мой добрый сэр, прогуляться в направлении на х…? Вы меня очень обяжете, милорд, если удовлетворите это мое пожелание».

Только после, когда я уже письмецо-то отправил, вдруг задумался: а как папа Ричард с трансплантированным от крупного хищника сердцем на эту эпистолу отреагирует? Если так, как я думаю, то ой… Он соберет войска и задолго до потомка красного шваба Ади Гитлера провернет высадку в Англии. И будет у нас тут такое рубилово, что Сталинград с Бородино пойдут нервно курить на Куликово поле…

В общем, когда я дошел в своих рассуждениях до этого вывода, то сразу понял: пока не поздно нужно срочно укрепить побережье. Англия все-таки — остров и просто абы где на нее напрыгнешь. Значит, ищем самый короткий маршрут в Англию из Франции…

— Скажи-ка, дядя…

— Что, племянник? — Уильям Длинный Меч поворачивается ко мне всем корпусом, словно волк, — Чего тебе?

— Вот если бы ты собирался перебросить войска из Франции в Англию, то какое место ты бы выбрал для высадки?

— Какое место? — дядя Вилли озадаченно скребет в затылке. — Ну, старый способ Вильгельма Нормандского не годится, а, значит… значит… Ну, высадился бы у Дувра. Там как раз мой отец — твой дед — построил крепкий замок. Там можно укрепиться, и вообще…

Так, а Дувр — это у нас где?..

Через три дня мы уже топали к Дувру. Пехота, конница, храмовники, мой двор, Машин двор, двор Великого Сенешаля, двор архиепископа Кентерберийского, еще куча всяких дворов — короче, великое переселение народов. Мы с Маней ехали бок о бок, а рядом с нами ехали батька Тук и леди де Леоне. Наш Адипатус, даром что архиепископ, к этой Биссектрисе неровно дышит. Впрочем, неудивительно: Беатриче и впрямь — женщина из разряда «умереть — не встать»! Красивая, умная, по местным меркам — образована по высшему разряду! И при том — вполне себе простая, не лишена чувства юмора, веселая… почти всегда. Вот только сдается мне, что чем-то ее батюшка мой венценосный крепко обидел. Причем так обидел, что не то, что простить или забыть — даже успокоиться она, бедолага, не может. Крепко она его не любит, факт…

Папаша Тук клеится к ней со страшной силой. Даже у меня совета спросить не побрезговал…

— …Послушай, сын мой…

— Ну?

— Вот как ты полагаешь: может лицо духовное — не благородного рода, но высокого сана, понравиться благородной леди?

— Ты-то? Можешь, Тукало, можешь. И понравится можешь и даже еще больше и дальше. Вот только если помоешься, а то от тебя, прости господи, разит, как от скакового жеребца.

Тук обиженно засопел, но тем же вечером я наблюдал дивную картину: папаня замполит, разоблачившись и потрясая телесами, точно резвящийся гиппопотам, взвизгивая, лез в ноябрьское море. Купаться. Он так яростно терся песком и соломенными жгутами, что мне стало его жалко, и я велел по окончании процедуры, выдать борцу за гигиену целый бочонок подогретого вина. Но произошло нечто, вовсе выходящее за пределы моего понимания. Отпив литра три, отец Тук, отказался от продолжения и куда-то умчался. А буквально через полчаса я наблюдал нашего бравого замполита, мчащегося в направлении дома леди Беатрис, с целым розовым кустом в лапищах и молочным поросенком подмышкой. И режьте меня — в кармане у него что-то звякало. Надо полагать — презренное злато, подвергшееся обработке ювелира. Презент от чистого сердца…

Кроме того папашка Тук постоянно трет Беатриче по ушам про наши с ним подвиги в Святой Земле и в прочих отдаленных областях обитаемого мира. То, что он плетет, не лезет ни в какие рамки, но Маша, которая тоже слушает эти блокбастеры раннего Средневековья, млеет. Правда, сдается мне, что Биссектриса про себя укатывается над этими рассказами, но виду не показывает. А может и верит — верили же в те времена в песьеглавцев, птицу Рок, страну плешивцев и остальную хрень. Так чего бы и в это не поверить?..

— …И вот тогда, прекрасные мои дамы, принц как скомандует: «Вперед, urody! Poimeem этого kozla!» И мы бросились на богопротивного Саладина, и сокрушили его войско. Принц своими стрелами сразил сотню саладиновых улемов, ассасинов и фатимидов…

— Кого-кого, святой отец? — дрожащим, и подозреваю, что скорее от смеха, чем от испуга, голосом переспрашивает леди Беатрис. — Кого сразил принц Робер?

— Улемов, ассасинов и фатимидов, моя госпожа. Это названии нечестивых рыцарей, баронов и графов богопротивного Саладина, гореть ему в аду.

— Ах, вот как? И принц сразил их стрелами?

— Да, моя прекрасная леди. А потом он прорвался к самому Саладину и ударил его своим копьем. И ведь тогда ему было всего пятнадцать лет, миледи! Неполных пятнадцать лет!..

…Вот такие истории сыплются из отца Тука словно из пулемета. В другое время из нашего замполита вышел бы сказочник, типа Бажова, или фантаст, вроде Беляева, но сейчас его «откровения» окружающие принимают за чистую монету. Вот так и рождаются удивительные географические подробности про неизвестные страны. Ну как же: сам отец Адипатус рассказывал!..

— …И вот тогда, прекрасные мои дамы, мы и увидали черную как смоль гору, на которой стоял замок мерзкого Саладина. Подлый язычник был уверен, что нам не удастся взобраться на гору и отвесные стены, но наш принц первым поднялся по тропам, которые до этого покорялись только козам, и показал нам путь. Он приказал взять стены под прицел и смести оттуда богомерзких язычников, пока остальные забросят наверх веревки с крюками и заберутся по ним. И мы сделали по его слову и вскоре христиане уже были на стенах…

Маша восхищенно кивает, а потом обращается к Беатрис:

— Вот точно также мой благородный супруг взял штурмом Гамбург, — она даже дрожит от возбуждения. — И, поверите, моя дорогая — я уже тогда подумала, что он не в первый раз так делает…

— Воистину, ваше королевское высочество, — радостно гудит замполит Тук. — Он уже неоднократно применял сей воинский прием. Но именно тогда он ворвался в замок подлого Саладина и в яростной сече поразил его черное сердце своим мечом. Только меч моего господина и друга, принца Робера Плантагенета, мог сразить нечестивца, ибо все остальное оружие было против него бессильно — ведь ему помогал сам дьявол! Но в рукояти меча его высочества были заключены величайшие реликвии: слеза девы Марии, зуб святого Георгия, власа святого Василия…