Налейте бокалы, раздайте патроны! - Сергей Зверев

— Опомнились, да поздно! — прокричал слева Чесевич.

Поручик направил коня к ближайшему немцу. Тот с перекошенным от страха лицом, сорвав с плеча винтовку, пытался использовать свой шанс избежать смерти. Но не успел…

Неподалеку Иевлев, разогнувшись, привстав на стременах, занес шашку над головой немца, пробовавшего защититься выставленной горизонтально винтовкой. Лязг металла, короткий вскрик свидетельствовали, что сабля офицера и в этот раз нашла жертву.

Офицеры рубили германцев, потерявших всякое самообладание и теперь желавших только одного: спастись от неизвестно откуда взявшегося врага. Все было окончено за считаные минуты.

— Ну, как у вас? — поинтересовался поручик, подъехав к Булак-Балаховичу. Разгоряченная лошадь поводила боками, приходя в себя после скачки и схватки.

— У нас все хорошо. Никто не ушел, — ухмыльнулся корнет. — Если бы так удавалось всегда, то, думаю, никаких проблем с захватом Восточной Пруссии не было бы. Обошлись без потерь.

— Вот только меня штыком слегка оцарапало, — морщась, проговорил Белый.

Впервые за все время существования этого маленького, затерянного в густой сети германских железных дорог полустанка здесь оказались русские кавалеристы. Причем оказались не просто так, а полными хозяевами положения.

— Смотрите, поручик, — кивнул Чесевич на станционную стену. — Да тут просто художественная выставка!

— Да уж, — протянул Голицын, вглядываясь в «художества». — Есть на что посмотреть.

На стене висели красочные плакаты, изображавшие чудовищ звероподобной наружности. На одном из них «русские» гнались с окровавленными ножами за дряхлым стариком. На его лице отображался смертельный ужас и понимание того, что ковылять ему оставалось всего пару шагов. На втором плакате какие-то дегенераты поджигали немецкий город. Глаза у них светились, как у вампиров ночью, с клыков стекала кровь, а под картинкой стояла подпись: «Берегись русских убийц».

— Все понятно. А вот теперь пора ознакомиться с содержимым этого вагончика, — кивнул Голицын на металлическую коробку, стоявшую на рельсах. Вагон, правда, ничем особым от других не отличался.

Иевлев сорвал пломбу, с усилием откатив вправо вагонную дверь. Кавалеристы влезли внутрь.

— Забавно, господа! — произнес Чесевич. — Своебразные находки.

— Интересно, интересно, — бормотал Алексеев, — мне это напоминает конструктор, который я складывал в детстве. Была у меня, знаете, целая коробка деталей, из которых в разной последовательности и порядке можно было сложить то одно, то другое.

— А знаете, вы недалеки от истины, — задумчиво произнес поручик, трогая странные деревянные конструкции, окрашенные в металлический цвет, аккуратно сложенные и упакованные в вагоне.

Не надо было быть медиумом, чтобы понять: это — муляж танка, только в разобранном виде.

— Вот такой, значит, подарочек они нам приготовили, — хмыкнул корнет, глядя на «конструктор». — Ну что ж, я оценил. Поиграемся с тевтонами по полной программе.

Тем временем поручик присел у дверей вагона, свесив ноги, и при свете фонаря внимательно читал взятые у охраны и теперь уже совершенно ненужные ей документы. Все было составлено с истинно немецкой точностью, так что никаких сомнений после прочтения не оставалось. Из бумаг совершенно ясно выходило, что вагон должен следовать в том самом направлении, где якобы и находится танк. Куда, собственно говоря, и направлялась группа прапорщика.

— Так точно, это же то самое место, о котором из штаба прапорщику сообщили по беспроволочному телеграфу, — ответил Голицыну унтер.

Кстати, и на шнапс, и на муляж танка документы были подписаны начштаба Мольтке-младшим. Час от часу не легче! Голицын потер лоб. Положение становилось совсем уж нехорошим.

Тем временем Булак-Балахович вывел на перрон плененных машиниста, механика и кочегара паровоза. Все сходилось — вагоны действительно должны следовать в том самом направлении.

— Ну, что там, Шестаков? — задрав голову, поинтересовался Иевлев у унтера, залезшего на цистерну. — Что в цистерне?

— Сейчас… сейчас, — бормотал тот, возясь с замком.

Несколько секунд унтер молчал, исследуя содержимое цистерны, затем возбужденно воскликнул:

— Шнапс! Да тут шнапс, ваше благородие! Ей-богу!

— Германцы везли его в действующую армию, — прокомментировал стоящий рядом хорунжий. — У них же выдают каждодневную порцию шнапса для поддержания духа солдат Великой Германии.

Унтер продолжал воодушевленно восклицать, радуясь, как ребенок, и причмокивая языком от удовольствия.

— Каждому свое, — ухмыльнулся корнет восторженным возгласам Шестакова. — Кому-то войну выиграть, кому-то танк найти, а кто-то безгранично счастлив оказаться обладателем цистерны со шнапсом.

— Меня, корнет, сейчас волнует второй из упомянутых вами пунктов, — задумчиво произнес поручик. — Наше дело, как вы уже сами отметили, — найти танк. Из всего увиденного и прочитанного неопровержимо следует то…

— Что германцы хотят устроить ловушку, — закончил фразу Булак-Балахович.

— Вот именно. Поэтому вы пока здесь разберитесь, а я отправлю почту.

Голицын, сидя на лавочке, торопливо написал донесение. Извлекая второго голубя, поручик с теплотой подумал об этих удивительных крылатых созданиях, приносящих такую пользу человеку. Белый голубь — символ чистоты и мира теперь служил войне. Парадокс! Да, определенно все смешалось в этом мире. Офицер проделал уже знакомую операцию по снабжению крылатого создания текстовым сообщением и отпустил его.

Закончив с этим делом, поручик вернулся к своим товарищам.

— Да, но что делать дальше? — рассуждал корнет. — Ведь прапорщик купился на провокацию!

Несколько минут спустя все собравшиеся у вагона на небольшое оперативное совещание офицеры были удивлены. Поручик предложил новый смелый план. Причем настолько смелый, что отговаривать его принялись все, даже самые отчаянные кавалеристы. Все как один высказывались против предложения Голицына. Но он был неумолим.

— Поручик, я вас очень уважаю, но это совершенно нереально.

— Об этом не может быть и речи…

— Смело, но бесполезно! — звучали голоса его коллег.

Тем не менее, воспользовавшись данным ему Богом красноречием, а главное, данными ему полномочиями, поручик Голицын, хоть и с немалым трудом, но все же убедил товарищей в верности предложенного им варианта по выходу из сложившейся ситуации.

Когда же вопрос был закрыт, нежданно-негаданно выяснилась одна весьма неприятная вещь. Как оказалось, Шестаков успел налить из цистерны ведро шнапса — с целью, конечно, разобраться, не отравлен ли столь ценный и полезный напиток.

— То, что он в фантастически короткие сроки напился сам, — кричал Алексеев, первым обнаруживший «непорядок», — это еще полбеды, но он уже напоил машиниста, механика и кочегаров. Пейте, мол, супостаты, за победу русского оружия!

Все ринулись за вагон. Глазам изумленных офицеров предстала трогательная картинка: унтер-офицер Григорий Шестаков в немецкой форме и чумазые железнодорожники, обнявшись, пели имперские гимны. «Дойчлянд юбер аллес!» сменился следующим:

…гордых смирителю,Слабых хранителю,Всех утешителюВсе ниспошли! —

ревел Шестаков.

— Время идет, а в подобном виде пускать машиниста в кабину паровоза — самоубийство, — мрачно сплюнул Голицын.

— А без паровозной обслуги никуда, — развел руками Зимин. — Никто из офицеров, естественно, управляться с паровозом не умеет. Вы, Сурхайнов, случайно не знакомы с управлением и устройством этого агрегата?

— Вы издеваетесь, хорунжий?! — фыркнул Сурхайнов. — Я в этом ничего не понимаю, да и никакого желания понимать у меня нет!

— А зря. Сейчас бы нам знания по устройству и вождению паровоза очень пригодились, — задумчиво глядя куда-то в сторону, произнес Голицын. — Но что же мы будем делать?

Глава 22

Гостиничный номер, в котором произошло разоблачение русской диверсантки, выглядел теперь, как после погрома. Прежде идеально убранный, подметенный и вычищенный, за каких-то двадцать минут он преобразился до неузнаваемости — все было перевернуто вверх дном. Сумки выпотрошены, ящики шкафа лежали на полу, одежда валялась в беспорядке. Даже картины, висевшие на стенах, теперь висели вкривь и вкось — судя по всему, за ними тоже что-то искали.

Ольга сидела, сжав ладонями виски, и, прищурив глаза, смотрела на действия Леера и Корфа, рыскавших по номеру в надежде найти что-то полезное для себя.

— Все понятно, — заключил Леер. — Больше мы тут ничего не найдем. Впрочем, большей удачи, чем обнаружение беспроволочного телеграфа, трудно и придумать. По нему эта девка и собиралась передавать разведданные. Это, барон, огромная удача, говорю вам как специалист. Но мы сейчас сделаем маленькую паузу, оставив все вкусное на потом. Я спущусь вниз, — обратился он к Корфу. — Надо ведь покончить с диверсантами, поставив жирную точку.