Пропажа государственной важности - Монт Алекс

— Но вы не учитываете иного сценария событий, дорогой отец.

— Если революционеры победят, и в России установится республиканская форма правления, мы только выиграем. Страну охватит хаос, государственная власть ослабнет, и Россия надолго выпадет из обоймы мировых держав. Впрочем, подобное развитие событий, скорее, фантастика. Очевидно, что после внезапной смерти царя его заместит нынешний наследник, кажется, его также зовут?

— Да, Александр, отец. Прежний скончался два года назад.

— Так вот. Александр Третий, взойдя на престол, неизбежно переосмыслит либеральную политику безвременно ушедшего отца. Во всяком случае, добрым отношениям со Штатами наступит конец. Уверен, что они никогда не останутся такими, как при его предшественнике, — он кивнул на опустошенную емкость явившемуся на звонок дворецкому.

— Вы намекаете?..

— Как премьер-министр, я ни на что не намекаю, но как верноподданный ее величества соглашусь с точкой зрения нашего патриота Ротшильда, — приступ хохота разобрал графа, и он едва не расплескал пунш.

— И что тогда прикажете делать мне, министру иностранных дел в вашем кабинете? — отложив сигару, поинтересовался лорд Эдвард.

— Наблюдать. Анализировать и наблюдать. Будь в постоянной переписке с нашим послом в Петербурге и информируй его в том смысле, что правительству ее величества необходимо иметь объективные данные о современной политической ситуации в России, а также знать о реальной силе и возможностях оппозиции.

— О чем вы, отец! Никакой оппозиции там нет и в помине, как и парламента.

— В том-то и соль! Оппозиции нет, потому как нет законно избранного от всех сословий парламента. Зато, как бы ни сильна была их политическая полиция, существует оппозиция непарламентская.

— Но, это же радикалы и потенциальные убийцы!

— А это уже проблема царя, не желающего дать избирательных прав своему народу и учредить, наконец, парламент. Он не оставляет оппозиции иного выбора, как бунтовать на улицах или затевать его собственное убийство. Так что, если эти люди представляют определенную силу, почему бы тайно, я подчеркиваю, тайно, не оказать им помощь. Мы и так изгнали из страны видных русских эмигрантов ему в угоду и ничего не потребовали взамен. А многие из них — весьма достойные люди. Настало время получить компенсацию!

— Не уверен, что наш посол Бьюкенен пойдет на сомнительные контакты или даст добро на них своим сотрудникам. Он, прежде всего, джентльмен, а подобные методы он категорически не приемлет. Да и мне, отец, удивительно слышать от вас, знатока древних текстов и переводчика «Илиады», такие речи.

— Значит, смени посла, а потом разберись с убеждениями. И прозондируй поляков. Не удивлюсь, если они создали антиправительственную организацию в Петербурге и ожидают удобного случая, чтобы прикончить царя. А твоя отсылка к классическим языкам и моим переводам античных авторов здесь неуместна. На кону высшие интересы Британии и мы не можем подвергать их риску из-за глупого чистоплюйства одного человека, будь он хоть сэр и посол. Кстати, ты обмолвился, что у Бьюкенена есть доверенный человек в Петербурге, способный на многое.

— Он верный слуга королевы и природный аристократ. Это он организовал утечку из русского МИДа важнейших сведений.

— Его имя?

— Чарльз Кавендиш.

— Так он из рода Девонширов!

— Кажется, племянник или кузен нынешнего герцога.

— И чего его занесло в Россию?

— Какой-то скандал, постыдная история, из-за которой он был вынужден срочно уехать. Америка с Индией его не прельстили, и он подался в Петербург, где занялся торговлей. Но, по-моему, эта лишь вершина айсберга.

— Выходит, у него подмочена репутация, а главное, он не сотрудник посольства. Это нам на руку! Нарочно не придумаешь! Держи связь с этим Кавендишем и сносись в свете новых задач с ним теперь напрямую, минуя Бьюкенена. И подумай о кандидатуре нового посла, пока шлифуешь свои принципы! — напутствовал сына министра достопочтенный граф Дерби.

Глава 22. Опасные связи

Чаров подготовил справку о харьковских фальшивомонетчиках, кою и передал прокурору. Проглядев его сочинение, тот остался доволен и сообщил о новом деле, материалы по которому должны будут поступить в окружной суд завтра к обеду. «Раз так, с утра навещу в сыскном Блока, а после поеду в присутствие», — рассудил Сергей, поймав пролетку на Литейном. «На Николаевскую набережную», — приказал он извозчику, покойно усаживаясь.

— Князь дома? — по-приятельски подмигнул старому слуге Чаров, как из комнат донесся ворчливый голос Несвицкого.

— Тимошка, кто там?

— Сергей Павлович пожаловали, ваше сиятельство! — радостно отозвался Тимофей, принимая шинель и фуражку, покуда их хозяин придирчиво окидывал себя в огромном зеркале в затейливой бронзовой раме, украшенной цветами и херувимами.

— Чаров! Наконец-то! Я уж не чаял тебе увидеть! Думал, обиделся на что? — благоухая духами, в передней появился облаченный в шлафрок Несвицкий. Приятели обнялись, и князь увел гостя в гостиную.

— Какие обиды могут быть между нами — старыми товарищами! Дела службы, князь, дела службы!

— Регата, однако, состоялась в субботу, а на дачу к Мятлеву мы подались в воскресенье, mon cher! Было очень весело, a propos!

— На регате, как ты заметил, я находился в обществе своего дяди Валуева и не мог оставить его немедля. Тем более, я и без того отлучался, как ты, наверное, помнишь, — намекнул на срочную переправу на Елагин остров Сергей. — По окончании гонок, он пригласил меня отобедать, и я не мог отказать родственнику. А вот с воскресеньем, каюсь, виноват. Хотя на самом деле обмишурился мой Прохор. Он запоздал передать твою записку, — долго не раздумывая, оправдался он.

— Надеюсь, ты примерно наказал нерадивого? — грозным тоном провозгласил князь, приглашая садиться.

— Оставил без увольнительной на берег, — плюхаясь в глубокое кресло, в тон ему ответил Сергей, и веселая улыбка растеклась по его лицу.

Тимофей меж тем принес поднос с закусками и бутылку рислинга, кои торжественно водрузил на изящный дубовый ломберный столик возле занавешенного драпировкой окна. Достав из стоявшего в смежной комнате буфета фужеры и посмотрев их на свет, он тщательно протер хрусталь белоснежной накрахмаленной салфеткой, и, разлив вино, почтительно удалился.

— Стало быть, напрасно я на дачу к Мятлеву не попал? — пригубив рислинга, Чаров взялся за гусиный паштет.

— Все было превосходно, пока обедню не испортила полиция, — причмокивая влажными от вина губами, пожаловался Несвицкий.

— Так у вас была полиция? — на удивление искренне воскликнул Сергей, радуясь, что князь сам навел на нужную ему тему.

— В окрестном парке человека убили, — с рассеянным видом бросил Несвицкий, нарезая грушу. — Вначале, на дачу заявился, будь он неладен, пристав, а в полдень из сыскной полиции чин пожаловал, да допрос неуместный, а главное, несвоевременный, всем нам учинил. Да так спрашивал, будто, кто из нас того несчастного укокошил, — неподдельно возмущался князь.

— Ты писал мне о каком-то полезном иностранце? — напомнил о Кавендише Чаров.

— Кислый тип оказался, ни рыба ни мясо, англичанин, словом. Толком ни поел, ни попил, цыган, правда, с упоением слушал, а вот с камелиями время провесть напрочь отказался, и с утрась в город укатил. До сих пор голову ломаю, отчего он с нами увязался?

— Так он чей приятель?

— Владимира. А-а-а…, вспомнил! — хлопнул себя по лбу князь. — Англичанин ему редкий портсигар привез, ну а Мятлев растаял, да свою коллекцию пустился показывать. Он на даче огромную библиотеку содержит. Даже дом под нее переделал, галереи по бокам пристроил, дабы все книги поместить. Помнишь, тот японский свиток, что я тебе на время уступил?

— Разумеется.

— Я его у Мятлева вот на этот кинжал сменял. Дамасская сталь. Прелесть! — вытащив из усыпанных драгоценными камнями ножен с едва читаемой арабской вязью клинок, неуловимым движением князь коснулся им бумаги, и лист тотчас распался на две части.