Пропажа государственной важности - Монт Алекс

— В нетерпении буду ждать от вас новостей, Нечаев. Вот, примите за труды, — протянул он сотенную.

— Ваши деньги совершенно излишни, я работаю за идею, — скорее деланно возмутился он.

— Вы, смотрю, не один живете, так что берите. К тому же книги нынче недешевы, а вам перед встречей с господином Герценом не мешает подковаться в политэкономии и прочих социальных науках поднатореть, — опустил зарвавшегося нигилиста на землю Кондратий Матвеевич.

Глава 20. Седина в бороду — бес в ребро

Горчаков вернулся из Царского села в раздраженном расположении духа и собрался было позвать Гумберта, как в дверь постучались.

— Дядюшка, можно? — очаровательная женская головка вынырнула из-за портьеры.

— Зайди, Надин, — не успел он отозваться, как молодая женщина уж стояла возле него.

— Мой муж готов дать развод, но требует отступных, — она вытащила из-за корсажа письмо и, склонившись к вице-канцлеру, положила на стол помятый конверт.

— Как много?

— 120 тысяч серебром, дядюшка.

— Губа не дура… Хватит с него и 70-ти. Впрочем, поговорим после об том. Я только что от государя. Во время всеподданнейшего доклада в кабинет вошла великая княгиня Мария Николаевна и в весьма резких выражениях упрекала меня. Я вынужден был указать ее высочеству, что поднятый ею вопрос — мое личное дело.

— Так почему она напустилась на вас, дядюшка? — лицо женщины светилось невинной непосредственностью.

— Не строй из себя святую простоту, Надин. Твое дальнейшее пребывание при дворе, а также посещение официальных раутов с участием монарших особ становится невозможным, как и переписка с ее сыном — герцогом. Помимо прочего, я сам нахожусь в сложном и двусмысленном положении.

— А что государь?

— Император на стороне своей обожаемой сестры. Он хранил молчание, когда она на меня нападала, а после ее ухода настоятельно высказался за скорейшее разрешение возникшего недоразумения, как он выразился.

— В таком разе, я съеду от вас и найду себе другую квартиру, — надула губки Акинфиева.

— Подобная мера вряд ли что решит, Надин.

— Но если я выйду за вас — это повредит вашей карьере, — Надин порывисто обвила руками шею министра и ее уста страстно впились в его губы. Очки Горчакова соскользнули вниз, заглянувший в полуоткрытое окно теплый солнечный луч согрел вспотевший лоб князя. — Я выйду за тебя, и мы уедем за границу, подальше от Петербурга. Нет!.. Ты женишься на мне там, а когда все уляжется, мы вернемся. Государь простит нас, поскольку влюблен сам[41], — восторженно шептала она, покрывая поцелуями его шею.

— Надин, что на тебя нашло? — задыхался в блаженном упоении князь.

— Отчего тянуть, поедем в Париж вместе, там и обвенчаемся в русской церкви, а после ты один вернешься с государем и расскажешь ему о нас, а я приеду позднее, — продолжала истово целовать лицо князя Акинфиева.

— Надин, могут войти, — молил ее он, тогда как она, усевшись ему на колени, не думала уходить.

— Не запирай спальню, я приду к тебе ночью, и все будет, как раньше, — ее горячее дыхание обжигало ему ухо, голова шла кругом… Счастье было здесь, рядом, осязаемое и сладостное.

Доведя князя до исступления, она оставила его и, затянув распустившийся корсет, выбежала из кабинета. Спустя четверть часа вице-канцлер принимал Гумберта.

— Через неделю я уезжаю с государем в Париж, а пакет до сих пор не найден.

— В связи с болезнью посланника Стекля, я дал Чарову несколько дней.

— Так он был здесь?

— Во время вашего всеподданнейшего доклада.

— Да, я припозднился сегодня в Царском, — перед глазами вице-канцлера явственно встала неприглядная сцена в кабинете царя, когда великая княгиня напрямик спросила его, намерен ли он женится на Акинфиевой. — А наш посланник — интриган и игрок, — вернулся к личности Стекля князь. — Представляете, Андрей Федорович! Не постеснялся съездить в Мраморный дворец и нажаловаться на меня его высочеству Константину, что я, дескать, задерживаю его отъезд в Вашингтон, поскольку не отдаю ратификаций.

— Вы виделись с великим князем?

— Государь передал мне его озабоченность и выразил свое неудовольствие по ходу доклада. В оправдание я сослался на крайнюю загруженность и болезнь посланника. И все-таки, как кстати, что он заболел!

— Чаров уверил меня, что отыщет пакет.

— Бог ему в помощь. Впрочем, если пакет не найдется, я уж говорил вам, уведомлю о досадном казусе государя и подам в отставку. В моем возрасте это не страшно, я не держусь за должность. Пора и в свое удовольствие пожить напоследок.

— Без вас министерство осиротеет! — прозвучал взволнованный голос Гумберта.

— Вздор! Кандидаты на мое место отыщутся, причем, немедля и разом, — театрально взмахнул рукой князь и, поднявшись из кресел, подошел к окну. — Бланки паспортов у вас? — неожиданно спросил он.

— У меня, — растерянно воззрился на патрона тайный советник.

— Выправьте паспорт Надежде Сергеевне и передайте его мне. Займитесь оным лично, дабы ни одна живая душа глаз не положила!

— Всенепременнейше исполню приказ вашего высокопревосходительства! — радостно отчеканил Гумберт.

— А теперь позовите мне Стремоухова, пусть прояснит свои виды на Японию и молодого микадо, — князь прикрыл форточку и, прежде как задернуть драпировку, глянул на площадь.

Возле подъезда теснились извозчичьи экипажи с кучерами на козлах, готовые по первому зову сорваться с места. Чуть далее, в стороне от Александровской колонны, со скучающим видом лениво слонялся неприметный малый в цивильном платье и котелке, очевидно, кого-то ожидавший. Когда одна из пролеток приняла клиента и тронулась, он разом переменился, и, бодро подбежав к крайней коляске, крикнул вознице ехать следом. «Любопытно, кого он у нас тут выслеживает?» — озадачился вопросом Горчаков, как секретарь доложил ему о приходе тайного советника.

Глава 21. Британия превыше всего

Лондон. Дом премьер-министра графа Дерби. 26 апреля 1867 года.

— Забавную историю ты поведал, сын!

— Рад, что она развлекла вас, дорогой отец, — мягко улыбнулся лорд Эдвард, раскуривая сигару.

— Чертовски приятно, что ты утер нос этому засранцу Ротшильду, — прихлебывая горячий пунш в покойном чиппендейле, граф Дерби не скрывал своей радости.

— Должен заметить, что я почерпнул немало полезного из беседы с ним, — признался устроившийся на соседнем диване возле отцовского кресла лорд Эдвард, и раскрыл подробности разговора с Лайонелом.

— У нас уже был подобный опыт решения русской проблемы, — многозначительно протянул граф Дерби и отставил чашу, немедленно наполненную вышколенным слугой.

— Но в случае с устранением Павла ситуация была в корне иной, отец. Заговор недовольных самодуром императором аристократов тогда помог нам.

— Не вижу разницы. Тогда был заговор знати, сегодня — нетерпение революционных радикалов, видящих в убийстве самодержавного монарха единственный путь к народному освобождению. История движется вперед, мой любезный сын. Еще пунша?

— Но взгляды его наследника нам не известны, — привстав с дивана, лорд Эдвард пододвинул свою чашу к янтарному хрусталю графина и, не став звать слугу, сам наполнил ее.

— А на что они нам! Главное, в другом, — с сожалением глянул на обмелевший сосуд граф Дерби и позвонил в сонетку.

— И в чем же? — лицо лорда Эдварда раскраснелось от выпитого, он чувствовал необычайный прилив свежих сил.

— Сама личность царя служит залогом этого противоестественного союза. И если Россия проведет модернизацию и станет индустриальной державой при технологической поддержке Белого дома, потомки нам этого не простят.

— Вы полагаете?.. — лорд Эдвард едва не опрокинул на пол массивную пепельницу из красно-зеленой яшмы.

— Любой другой повелитель России априори не будет точной копией Александра Второго, а значит, не станет слепо следовать его предначертаниям в отношениях со Штатами, — не стал дожидаться ожидаемого вопроса лорд Дерби.