Военная наука – наука побеждать (сборник) - Александр Суворов

По заграничным известиям: в Измаильскую крепость доставлено артиллерии 232 пушки с снарядами; в Килии крепостная работа к 15-му числу нынешнего августа окончится с прибавлением 6-ти батарей, кои на устье Дуная заложены; залив Суннинской для свободного входа судов в море прочищен. В последних числах июля прибыло в Бендеры 60, Килию и Аккерман 80 и Хотин 60 пушек. К стороне цесарцев войски при Софии умножены до 60000; впрочем, что даглы и киржалы имеют поныне, над усмиряющими их турками поверхность, и Гаки-паша с сими последними находится в Кимурджийских горах и что по возвращении из оных зимовать будет в Шумне. Вятский мушкетерский полк, остававшийся в Тавриде по случаю заразительной болезни в Фанагории, ныне, по неимению опасности, из-под Старого Крыма выступил к Яниколю, где, переправясь чрез пролив, будет следовать к Усть-Лабинской крепости в команду генерала Гудовича.

Карманиольцы по знатным их успехам могут простирать свой шаг и на Вислу. Союзный Король Прусский, примирившийся с ними против трактата 1792-го года, для своих выгод им туда, особливо чрез Саксонию, может быть, препятствовать не будет.

Всемилостивейшая Государыня! Я готов с победоносными войсками Вашего Императорского Величества их предварить; турки еще частию спят и прежде полного лета нечего от них ожидать.

Повергаю себя к освященнейшим стопам

Всемилостивейшая Государыня!

Вашего Императорского Величества всеподданнейший

Г[раф] Александр Суворов-Рымникский

Д. И. Хвостову

24 ноября 1796 года, Тульчин

Дмитрий Иванович!

Сей день печальный! Я отправлял… после заутрени без собрания один в алтаре на коленях с слезами. Неблагодарный усопшему Государю будет неблагодарен царствующему. Среди гонения К[нязя] Пл[ато]на в Херсоне я ходил на гроб К[нязя] Г[ригория] А[лександрови]ча Потемк[ина], помня его одни благодеяния. Ныне у меня в торжественные дни пушки не стреляют, как то в С[анкт]-Петербурге для восшествия на престол Великого Государя. Подарите моим крестьянам всем по рублю из оброков – год[овых].

А. С.

[6 декабря 1796 года]

Дмитрий Иванович.

Вот Вам копии к Государю. Я бы желал, чтоб сие всеподданнейшее донесение Его Императорского Величества не обременяло и дело от моих приятелей до того кончено было, как я и думаю. А Вронского помиловать, чтоб карманьиольцовал дома под гражданскими прутьями. Странное письмо Г[рафа] Н[иколая] Зу[бова] отдайте или нет по испытанию прежнего со внушением. Вы меня восхищаете милосердным нашим Государем. Бог Вам даруй его благоположение. Для себя я начинаю забывать, но не как неблагодарный, невозвратную потерю!

Уклон от войны с французами наклонит вящую войну. Мне полно, но кровь лить не для славолюбия, что мне незнакомо, а для пользы Великого Монарха. Воля Божия определения и его. О Боже, утешьте. Здравствуйте, сам третей. Щнязя] А[лексея] ныне не отпускаю.

А. С.

12 января 1797 года, Тульчин

Милосердие покрывает строгость, при строгости надобна милость, иначе строгость – тиранство.

Я строг в удержании здоровья [солдат], истинного искусства, благонравия; милая солдатская строгость, а за сим общее братство. И во мне строгость по прихотям была бы тиранством.

Гражданские доблести не заменят бесполезную жестокость в войсках.

Хотя бы я остался при всех моих прежних преимуществах, но «Опыт воинского искусства», недовольствие солдат и чиновников… Не русские преображения… Васильчиков, Татищев, Митусов гонят меня немедленно в Кобрин, где на сей год буду ждать лучшего. Потом или продолжу там, или вовсе оставлю, как долг велит естественного Божиего закона. Ныне, чуть что от Щнязя] Ал[ексе]я, оставляя до того у себя все по-прежнему, перееду тотчас в деревню, а оттуда, по полной резолюции, мгновенно в Кобрин.

А. К. Разумовскому

27 февраля 1797 года, Тулъчин

Милостивый государь мой

Граф Андрей Кириллович!

Бонапарте концентрируется. Гофкригсрахт его мудро охватывает от полюса до экватора. Славное делает раздробление, ослабевая массу. Не только новые, но и старые войски штык не разумеют, сколько гибельный карманьиольский не чувствуют. Провера пропал, Святейший и отец в опасности. Альвинций к Тиролю, дрожу для Мантуи, ежели эрцгерцог Карл не поспеет. Но и сему не надобно по артиллерии строиться, а бить просто вперед: коль Гунинген бриллиант, а Дуссельдорф был солид, он командовал ключом Люксембурха и Парижем: О, хорошо! ежели б это при случаях внушали. Вирсбурх мне приятнее всех славных дел сего Принца. Тем он потряс Нидерланды и Францию. Я команду сдал. Как сельский дворянин еду в Кобринские деревни в стороне Литовского Бржеста. После сего очень я порадован Вашим письмом от 31-го генваря. Слава Богу, Вы здоровы, покорнейше благодарю Ваше Сиятельство. Всегда с совершенным почтением и истинною преданностию пребуду

Милостивый Государь мой!

Вашего Сиятельства покорнейший слуга

Г[раф] А. Суворов-Рымникский

Д. И. Хвостову

Февраль 1800 года, Краков

Д[митрий] И[ванович], мне очень больно; вы обещаете о даровых дер[евнях] сегодня-завтре. Двое приехали – от Вас ничего. И я от Вас на обещании, пока Красовский по правам кончает иски… Уже целое лето прошло, совесть Вам воспрещает по-прежнему меня ныне засыпать. Достойные К[нязья] Але[ксе]й с его Андрюшею Вам далее скажут – мне недолго жить, кашель меня крушит, присмотр за мною двуличный. О основании собственного моего положения на остаток дней моих. Но, как раб, умираю за отечество и, как космополит, за свет. К[нязя] Але[ксе]я целую с Вами и домашними. Как курьеры ездят, посланец его или Ваш, коли необходим, должен меня предварять к Брещю на Минск, дабы увольниться балтийских мирских сует.

А. С.

Ф. В. Ростопчину

14 февраля 1800 года, Кобрин

К[нязь] П[етр] И[ванович] Багра[тио]н расскажет Вам о моем грешном теле. Начну с кашля, вконец умножившегося по нерадению моих помощников. Впрочем, естественно столько еще крепок, что когда хотя час-другой ветру нет, то и его нет.

Месяц я ел очень мало, был на ногах. Видя огневицу, крепко наступившую, не ел почти ничего 6 дней, а наконец осилившую, – не ел вовсе 12 дней и в постеле. Чувствую, что я ее чуть сам не осилил, но что проку…